При Федоре Иоанновиче ближним боярином его Борисом Годуновым была высказана идея заложить в городе Смоленске крепость каменную для защиты западных рубежей государства от Литвы и поляков. Избранный царем, Борис Годунов не оставил без внимании своего детища, Смоленский кремль, чего требовали и интересы укрепления могущества государства, и повелел установить над главными крепостными воротами — Днепровскими — на стене надвратной Благовещенской церкви список с Одигитрии. Работа была поручена лучшему тогдашнему художнику — знаменщику Постнику Ростовцу, который, «между прочим, знаменовал, т. е. садил жемчугом с дробницами, бархатный покров на гроб Иоанна Грозного». Списывал он, надо полагать, не с подлинника евангелиста, а со «списка» 1456 года, сделанного после того, как делегация знатных смолян просила великого князя Василия Темного вернуть городу взятую в 1398 году царицей Софьей, дочерью великого князя литовского Витовта, Смоленскую Одигитрию, которою Витовт благословил дочь, приезжавшую к нему в Смоленск, то есть в Литву, на свидание. Тогда-то и сделали список, чтобы не осталось пустым место в Благовещенском соборе Московского Кремля. Отправляемую в Смоленск Одигитрию сопровождали крестным ходом при большом стечении народа за две версты от города до бывшею тогда в предместье Москвы Саввина монастыря. На этом месте в 1524 году при Василии Иоанновиче в память присоединения Смоленска к России был построен Новодевичий монастырь, куда затем и поместили московскую копию. Вот с нею-то знаменитый художник, наверное, и работал.
В 1602 году зодчий Федор Конь закончил сооружение Смоленского кремля, глубокой осенью была прислана из Москвы новописаная икона Смоленской Одигитрии, которая была установлена над Днепровскими воротами, и «стена» была освящена. С тех пор икона эта в течение более 200 лет встречала и провожала своим «благословением» всех посещающих Смоленск. Отечественная война 1812 года, начиная с защиты Смоленска, прошла под знаком покровительства Смоленской Одигитрии. В пылу жестоких сражений, обращаясь к полкам, Петр Петрович Коновницын всегда говорил: «Помните, что вы сражаетесь за Пречистую Деву, за Дом Пресвятой Богородицы!» Получив приказ оставить Смоленск, русские войска за два часа до рассвета, соблюдая тишину, чтобы неприятель не понял, что город оставляется, вышли из крепости.
1-я батарейная рота капитана Глухова, того самого Глухова, подпоручика, который в финляндскую войну зажег брандскугелями десантное шведское судно и принудил его сдаться, взяла с собою икону Богоматери. Еще в сумерки вынесли ее из Благовещенской церкви и все время, до утра, солдаты и толпы народа, покидавшего Смоленск, окружали ее во время шествия по улице, желая помолиться перед своей святыней, прежде чем оставить, быть может навсегда, родное пепелище. «Унылый звон колоколов, сливаясь с треском падающих зданий и громом сражения, сопровождал печальное зрелище сие. Блеск пожаров освещал оное».
С этого времени икона находилась в рядах 3-й пехотной дивизии. 25 августа, накануне Бородинского сражения, икона была торжественно пронесена перед рядами войск, которые служили ей молебны. Французы веселились, «но тих был наш бивак открытый». Горяча и искрения была молитва русского воинства перед своей чудотворной: «Заступница небесная, сохрани нас под кровом Твоим!» Многие пали на поле чести, но оставшиеся в живых выстояли и простосердечно считали, что спаслись ее невидимым заступлением. После Бородина ее возили на пушечном лафете впереди армии и после каждой победы служили благодарственные молебны, пока не разбили Нея и дорога на Смоленск не стала свободной. Икону доставили обратно в Смоленск с бумагой, адресованной старшему духовному чину в городе, составленной Петром Петровичем, в которой, между прочим, говорилось, что «войска с благоговением зрели посреди себя образ сей и считали оный благоприятным залогом Всевышняго милосердия… Ныне же, когда Всемогущий Бог благословил Российское оружие, и с поражением врага Смоленск очищен, я… препровождаю святую икону Смоленской Божией Матери обратно, да водворится она на прежнем месте и прославляется в ней русский Бог, чудесно карающий кичливого врага, нарушающего спокойствие народов. С сим вместе следуют учиненные образу вклады и приношения — 1809 руб. ассигнациями, 5 червонных золотом и серебра в лому, отбитого у неприятеля, один пуд». Под колокольный звон и пушечную пальбу икона торжественно была внесена в город в сопровождении войска и народа и установлена на своем прежнем месте. Деньги и серебро позже были употреблены на украшение образа. «Подлинник» евангелиста Луки был еще до Смоленского сражения вывезен в Ярославль.
Письма Петра Петровича после Смоленска исполнены радостного подъема, вызванного победоносным шествием нашей армии. Перечисляя взятые Платовым пушки, количество пленных и другие трофеи, он, как всегда, беспокоится за Анну Ивановну, как-то она там будет рожать в деревне, без соответствующих условий. «Не погуби меня, Бога ради, — пишет он, — что ты себя не бережешь, ты сим меня пуще ядра с ног валишь. Плюнь на убытки, войди в долг да здоровье свое побереги… Победа за победою, — пишет он ей дальше в утешение. — Пришлем вам не только генералов, но и королей…» В Красном получил он известие, что у него родился сын, четвертый по счету. «Поздравляю тебя, мой друг, благословляю милого Алиошу, перекрести его, я скоро его и тебя увижу, ибо нихто, как я, будет отправлен с известием о окончании и уничтожении армии французской, что последует, уповаю, скоро. Мы в три дни почти всех их разбили… можно смело полагать, что еще дело одно общее с Чичаговым, нами и Витгенштейном, то конец французам…» Конца, к сожалению, не воспоследовало, мешок на Березине оказался с дырой.
Почти во всех последующих письмах он жалуется, что замучен должностью. Силы его истощились, как, впрочем, и силы всей армии; это обстоятельство и заставляло вопреки противодействию Кутузова непрестанно направлять всю свою энергию к быстрейшему уничтожению ненавистного врага; все хотели скорого конца этого дурного сна тяжелой зимней войны, которая внутри России, наверное, вот уже лет двести как не велась. И вместе с тем чувствуем необыкновенный внутренний подъем: «Грязь, мороз, дощ, а иногда вдруг пули, все бывает с нами. Устали, замучились в трудах, словом, кампания претрудная, но, наконец, так щастлив, что никогда такого не бывало еще, отечество спасено, Россия будет на высшей степени славы и величия!» В другом письме он писал: «Ты меня бранишь за смелость — как мне быть иначе, я русской, и ты сего сама потребуешь, чтобы я делал всегда долг свой. Но признаюсь, что крепко устал, и мне нужно отдохнуть. Я так похудел, что ты удивишься, но я здоров. Морозы у нас по 20 градусов, и я верхом во весь дух, лошадей растерял, ежу на прескверных, но туда же, бреду с лутчими…»
Считалось, что адмирал Чичагов виноват и его нужно контролировать. С этой целью, переправясь через Березину и поручив армию Тормасову, Кутузов отправился к Чичагову и Витгенштейну для предупреждения с их стороны ошибок. Вместе с Кутузовым отбыл и Коновницын. Следом за отступающими французами они в одних санях въехали в Вильну, откуда он писал: «…мы здесь, ура, ура! Слава Богу и Русскому войску!! Вот так-то, душа моя, мы поступаем, не прогневайтесь, и нас царство русское не бранит. Пушек, пленных, провианту, аммуниции и всего пропасть! Неприятель бежит и почти весь пропал, и пропадет, и погибнет от руки русской. Все дороги устланы телами убитыми и замержими. Мы все его гоним и гнать до Вислы будем. Мы устали, замучились, и здесь наша армия возьмет покой, а протчие идут вслед… Расскажу тебе, как щастливо нам 6-е число в месяцах.
6-е число — Богородица Смоленская вынесена при первом Ей молебствии, читаю Евангелие, где: и пробыв Мариам яко три месяца и возвратися в дом свой.И точно, через три месяца возвратилась в дом свой.
6-е число — знаменитый фланговый марш на дорогу Серпуховскую и Калужскую.
6-е число — щастливая атака под Тарутиным.
6-е число — славный Манифест, где он говорит, что не положет меча, пока ни одного злодея в краю русском не будет.
