— Граждане, Киев взят. Да здравствует единая великая Россия!

Прогремело в ответ многотысячное, несмолкаемое «ура». В ложу, где сидел Май Маевский, принесли несколько роскошных букетов.

В Киеве буржуазия устроила Май-Маевскому бурную встречу. На параде генерал произнес длинную речь, за­кончив словами:

— На груде развалин строится новая великая Россия.

После парада мы поехали в Киево Печерскую лавру.

Нас встретили монахи и повели в пещеры лавры. В узких подземных коридорах, в боковых стенных выемках, в дорогих парчевых тканях хранились мощи. Здесь почивали Варфоломий, Илья-Муромец и двенадцать братьев под стеклом в небольшом ящике... Все они были чудотворные! Май-Маевский остановился и спросил:

— Когда были большевики, неужели они оставили все в порядке и не трогали мощей?

Митрополит, указывая на мощи, сказал:

— Ваше превосходительство, мощи по закону нельзя раскрывать, но вы являетесь правителем России. И его императорское величество, посещая лавру, тоже поинтересовался мощами.­  

 

 Вот перед нами мощи, — при этом монах показал на один из великолепных гробов, где ле­жало нечто человекоподобное, в светлых пеленах. Когда прибыли большевики, то в пещеру вошли два матроса и хотели вскрыть мощи. Едва они коснулись святыни — случилось чудо: руки у них парализовались, уста оне­мели. Мы перевезли грешников в общежитие монахов, где, после двух недель мучения, они умерли. Мы похоро­нили несчастных за оградой у входа на кладбище.

Май-Маевский внимательно слушал, и чуть заметная улыбка играла на его губах. А монах разливался со­ловьем:

— Под воскресенье Христово приходит сюда отец Абрамий и говорит: «Христос воскресе», а ему в ответ отвечают: «Воистину воскресе».

Май-Маевский попросил вскрыть мощи. Монах долго молился, прося всевышнего отпустить ему грех, который сейчас совершит, потом взял ножницы и осторожно снял покрывало. Взорам присутствующих представился почерневший череп, как бы обтянутый кожей или выкрашен­ный черной краской. Черны были и руки; кисти руки мне показались очень тонкими и неодинаковыми.

В узком проходе монах обратил наше внимание на углубление в медной плите. В углублении дрожала вода, а возле стояла небольшая миска, тоже наполненная во­дою. Митрополит зачерпнул серебряной ложечкой и под­нес Май-Маевскому:

— Это целительная вода от всех болезней. Выпейте одну ложечку, ваше превосходительство.

Генерал, не желая компрометировать монахов своим отказом, раскрыл рот и выпил жидкость, как противное лекарство. Митрополит рассказывал о происхождении «святой водички», а Май-Маевский незаметно отвернулся и выплюнул остаток воды на мощи.

Обход продолжался около часа, после чего нас всех пригласили к митрополиту на «скромную трапезу». По обыкновению полились рекою вина всех сортов, кончая шампанским и ликерами. Не умолкали тосты в честь великой России. За красивыми словами скрывалась лич­ная заинтересованность.

После обеда Май-Маевский принял у себя генерала Бре­дова, который высказал свой взгляд на петлюровцев и большевиков:

— Они нам не страшны, поскольку мы имеем общую цель борьбы с красной заразой. Но повадки петлюровцам не следует давать, так как они нарушают принципы строи­тельства единой России. С большевиками я борюсь ре­шительно, пощады не даю. С падением ближайших к Киеву городов, большевики сами по себе утихомирятся.

Май-Маевский предупредил:

— Гвардейские части поют открыто гимн; что считаю преждевременным. Необходимо пресечь это пение в це­лях приближения победы.

— Понимаю, ваше превосходительство, постараюсь пред­принять меры в этом направлении. А теперь, не желаете ли поехать в государственный театр? Ставят «Фауста».

Театр был переполнен. Появление Май-Маевского в ложе, где когда-то сидел Николай II, вызвало бурю восторгов. Буржуазия и военщина не уставала посылать в ложу гене­рала цветы. Май-Маевский крикнул;

— Граждане города Киева! Приветствую вас с осво­бождением Киева от красной нечисти. Недалек тот день, когда многострадалица Россия опять будет великой и не­делимой.

Раздался взрыв рукоплесканий и загремело «ура». Когда возбуждение несколько стихло, Май-Маевский приказал начинать представление.

Артисты почтительно поклонились Май-Маевскому; так же они кланялись когда-то Николаю II. Май-Маевский рассеянно слушал оперу; он с генералом Ефимовым вспо­минал убийство Столыпина, указывая при этом на кресло, где сидел министр, и направление выстрела Богрова. Когда разговор коснулся жертв чрезвычайной комиссии, Май-Маевский распорядился:

— Отдайте распоряжение «Освагу» путем широкой аги­тации оповестить население о зверствах большевиков. Можно разукрасить события. Это необходимо сделать как можно скорее, потому что вызовет озлобление насе­ления против красных.

— Я завтра утром все сделаю, — ответил генерал Ефи­мов.

На следующий день Май-Маевский принимал представи- вителей дворянства. После приема был дан блестящий банкет.

УСТАНОВЛЕНИЕ СВЯЗИ СО СВОИМИ

По возвращении в Харьков, я нашел письмо на мое имя от старшего брата Владимира из Севастополя.

Военные действия надолго прервали нашу переписку. Я несказанно обрадовался письму и, забыв все окружа­ющее, углубился в чтение.

Брат убедительно просил приехать к нему на несколько дней по очень важному, неотложному делу. Брат состоял членом РКП (б), и я не сомневался в серьезности дела. Не теряя времени, я отпросился у генерала на две не­дели, под предлогом болезни матери. Через сутки я ра­достно здоровался с братом.

Владимир с удивлением посмотрел на мой мундир. Насмешливо улыбнувшись, поинтересовался:

— Каким образом ты — капитан?

Я, смеясь, ответил:

—

Это надо уметь: из газетчика сделаться прапор­щиком. Быть организатором Красной армии, попасть в плен к белым и стать капитаном и адъютантом Май-Маев­ского. — Я рассказал мои похождения и о том, как тщетны были мои усилия связаться с ростовскими большевиками.

Брат облегченно вздохнул:

— Павлуша, а я думал вначале, что ты изменил на­шему делу; продался за блеск «мишуры». Я счастлив, что ошибся. Тебе необходимо установить связь с нашими. Тогда можно работать. Ты не догадываешься, зачем я вызвал тебя?

—

Ясное дело! Знаю хорошо, что приехал к тебе не для одних радостей свидания.

Брат рассказал, что ему не удалось уехать с отсту­пающими товарищами из-за поломки машины на шоссе, в 15 верстах от Севастополя. Нельзя было итти ни вперед ни назад; пришлось несколько дней скрываться в пещерах инкерманских скал. Возвратясь в город, он заметил, что за ним началась слежка; два раза немцы делали у него безрезультатный обыск.

—

Положение создалось критическое, — продолжал брат, — я не могу работать, потому что каждый мой шаг известен. И не могу бездействовать, когда так нужна наша работа. Я должен ехать с тобой в Харьков. Ты устроишь меня в штаб, и мы будем вместе работать.

После долгой беседы, наметив план действий, мы по­ехали в Харьков. На харьковском вокзале я увидел Май-Маевского. Он, по обыкновению, участвовал в ка­ком-то торжестве.

—

Капитан, как здоровье вашей мамаши?

—

Поправляется, ваше превосходительство.

На лице Май-Маевского отражалось плохое настроение. Нужно было выбрать удачный момент. Вечером брат от­дыхал, а мы с генералом поехали в гости к известным харьковским богачам Жмудским.

На следующий день, разобрав оперативные сводки, я вышел в приемную Май-Маевского. Меня обступили зо­лотопогонники и штатские. Почтительно, наперебой, проси­тели сообщали свое звание, фамилию, дело, просьбы доложить командующему армией. Не глядя на все эти за­искивающие, ожидающие лица, я бросил привычное: