Рабочие порта, узнав об этом, на собрании выработали резолюцию и передали копию ее Зееаеру:
«Мы, рабочие завода и порта Морского ведомства, на совести которых нет кровавых пятен, которые при всяких властях и при всяких условиях возвышали свой голос протеста, а нередко и активно выступали против всяких насилий и расправ, узнав об увозе генералом Слащевым в Джанкой арестованных: Губаренко, Гинзбурга, Шестакова, Авдеева и других, видим в этом акте недопустимое вмешательство в дело суда и желание безгласного правежа, а может быть и без всякого суда расправиться с арестованными, воскресив этим жуткие картины застенков. Рабочие выражают свой протест против подобных расправ и требуют гласного суда над арестованными с участием защитников, для чего арестованные должны быть немедленно переведены в Севастополь, где только и явится возможность для обвиняемых выставить своих свидетелей.
«Рабочие понимают этот чудовищный акт как вызов рабочему классу. Принимая этот вызов, рабочие заявляют, что они никогда как с подобными актами, так и с «чрезвычайками» примириться не могут и будут вести с ними самую решительную борьбу. Кроме этого мы заявляем: может быть, Крыму будет суждено вновь переживать ужасы «чрезвычаек», [14]и тогда у нас, рабочих, до сих пор успешно боровшихся с «чрезвычайками» в Севастополе, будет выбита из рук действиями нынешних властей возможность спасти жизнь многих. Пусть это будет на совести тех, кто творит произвол и, главным образом, на вашей совести, генерал».
Одновременно Крымпрофсоюз заявил протест против действий Слащева, требуя немедленного возвращения арестованных для гласного суда.
На заседании Совета министров, во главе с Мельниковым, выработано следующее постановление:
«Совет министров Южно-русского правительства, получив в момент приезда в Севастополь сведения о том, что, до приезда, генералом Слащевым увезено в Джанкой 10 человек, преданных военно-полевому суду, обсуждал в заседании своем, состоявшемся 12 марта, этот вопрос и принял ряд мер к тому, чтобы дело получило нормальное движение. В виду того, что военная юстиция и военная власть не входит в сферу компетенции власти гражданской, каковой является Южно-русское правительство, последнее, учитывая политическую сторону вопроса и озабочиваясь внесением законности во все области жизни юга России, поручило председателю Совета министров Н. М. Мельникову немедленно снестись по прямому проводу с генералами Слащевым и Шиллингом и настоять на соблюдении всех законных гарантий в этом деле.
Это постановление было расклеено в мастерских завода. Пресса уверяла, что постановление произвело на рабочих самое прекрасное впечатление. На самом же деле, рабочие мало ему доверяли.
1 —Клепин. 2 —Авдеев. 3—Наливайко. 4 — Гитин.
(Смотри — слева на право,сверху вниз.)
Рабочая делегация и Крымпрофсоюз передали постановление и послали телеграммы протеста Слащеву и Шиллингу.
И вот что ответил Слащев:
«Армянск 2 — III.
«1) Крымпроф Председателю Шевченко.
«2) Председателю Исполнительного комитета Канторовичу.
«3) Председателю союза зубных врачей.
«4) Правлению Союза кооперативов Севастопольского района.
«5) Правлению Общества потребителей севастопольских кооперативов.
«6) Во все газеты.
«Получил вашу телеграмму и поражаюсь: никогда от гласности не уклоняюсь, но не верю, чтобы честные рабочие сказали ваши слова. Вы или ваши ставленники занялись давлением на суд. В ответ на ваше заявление о том, что вдали от Севастополя судить нельзя, отвечаю:
«Вдали от фронта судить нельзя.
«Я уже сказал, что не допущу красных в Крым, но и не позволю тылу диктовать свою волю фронту. Добьюсь этого во что бы то ни стало, ставя ставкой свою жизнь и жизнь врагов России.
«Судить будут у меня и приговоры будут утверждены мною. Рабочие же ко мне не приезжали. .Сейчас прошу мне не мешать, так как я наступаю с войсками против красных, которым вы, видимо, помогаете. С л а щ е в».
Городская управа, опасаясь беспорядков среди рабочих, выразила Слащеву телеграммой и свой протест. Он ответил:
«Думаю, что делу больше поможет трезвое отношение рабочих к делу и исполнение Управой своего дела. Подсудимые судятся по закону фронтовыми чинами, которым они помешали работать. Честный человек не должен бояться места, где его судят, а руководители масс должны объяснить это своим доверителям, во избежание пролития крови.
Слаще
в».
Слащевские телеграммы сильно волновали рабочих завода и порта. Они готовы были восстать, но их сдерживал Крымпрофсоюз. Председатель, меньшевик, Канторович дал обещание рабочим, что Южно-русское правительство не допустит смертной казни.
Действительно, глава министров Мельников по прямому проводу просил генерала Слащева, в целях укрепления в населении доверия к военной и гражданской власти, не допустить чего-либо неправомерного. Слащев отговорился тем, что никогда ничего против совместной работы с Комитетами и их союзами не имел, но «предатели России живыми не останутся. Фронт будет диктовать тылу, а не тыл фронту». — «Десять прохвостов расстреляны по приговору военно-полевого суда. И сегодня утром нами взята Чаплинка, Преображенка, масса пленных и трофеи. Я только-что вернулся оттуда и считаю, что только потому в России у нас остался один Крым, что я расстреливаю подлецов, о которых идет речь».
Учитывая озлобление рабочих, контр-разведка раскинула среди них густую сеть.
Роль ангелов-миротворцев контр-разведки сыграли меньшевики, которые успокаивали и отговаривали массы от активного выступления. Все-таки в Севастополе разразилась трехдневная забастовка траура.
Рабочие приступили к работе, уступая вооруженной силе, но с сознанием, что на месте десяти замученных восстанут сотни и тысячи.
КАК ФОРМИРОВАЛИСЬ ПАРТИЗАНСКИЕ ОТРЯДЫ
Наше внимание привлекал самый революционный район— деревня Мангуши. Здесь было сосредоточие дезертиров и революционной татарской молодежи. По балке между двумя горами, стоял отряд в сорок человек. Отряд не имел ни обмундирования, ни достаточного вооружения, ни продовольствия. Партизаны зачастую питались капустой и даже сложили поговорку: «от капусты не уйти». Жили они в землянках. Весь отряд состоял из освобожденных из здания школы, привезенных из Харькова. Было выпущено около девяноста человек, но, по дороге в лес, многие разошлись по окрестным деревням; лишь человек пятьдесят прибыли в деревню Мангуши. В отряде находились девять коммунистов: Киселев, Егерев, Камов (убит), Демьян (убит), Жорж, Фирсов, Шкуркин (убит), Африканец, Делюс. Остальные партизаны расслаивались на две группы: на людей без определенных убеждений, преследуемых Врангелем за дезертирство или симпатии к советской власти, и людей с темным, даже уголовным прошлым. Последних отряд привлекал единственно надеждою легкой наживы. Перед нашим приходом этот отряд произвел самовольно налет на шоссе, забрал много денег и ценностей. Характерно, что деньги не хранились у одного доверенного лица, а делились между участниками налета. В балке царила картежная игра, брань висела в воздухе. Было развито бахвальство, щегольство своей удалью и наживой. Деньги прятали в фуражках. Не удивительно, что при таком порядке отряд голодал. Часть партийцев ушла в город, в том числе и начальник отряда Шкуркин, для подпольной работы; оставшиеся коммунисты не могли справиться с отрядом. Среди партизанов началось глухое брожение. Были недовольны Шкуркиным, который переправлял наиболее крупные средства в Ревком.
Наша хорошо сколоченная группа помогла местным партийцам ввести дисциплину. Общими силами мы убедили бросить картежную игру и «дележку». Только шесть человек не захотели подчиниться новому порядку и ушли из отряда.
