Красин с удовольствием объяснил, что красных банди­тов нет. А обо всех симпатизирующих бандитам он за­благовременно сообщает в контр-разведку.

— Вот, ваше высокоблагородие...

Негодяй почтительно протянул мне недописанный донос на дядю Семена. Злость охватила меня. Я резко объ­явил, что мы — красные. Он начал умолять о пощаде: доносил-де несознательно.

Когда же предателя повели на расстрел,— он обложил партизанов самыми грубыми ругательствами.

Офицеры, взятые в плен в Кокозах, изъявили согласие служить в повстанческой армии, мы их приняли в наши ряды, но на первой же стоянке один офицер бежал. — По пословице: «как волка ни корми, он все в лес смотрит».

На поляне, вблизи экономии князя Юсупова, я сгово­рился с командирами проверить лишний раз боеспособ­ность партизанов.

— Противник слева, ложись! — неожиданно заорал я.

Идущая цепь мгновенно пала на землю, повернувшись

в левую сторону, — получился сплошной треск затворов. Но трое «вояк» шмыгнули в кусты.

— Отставить испытание, записать фамилии бежавших, — распорядился я.

Партизаны долго смеялись, а беглецы загладили свою трусость храбростью в боях.

Продвигаясь дальше, мы встретили двух охотников; их сыновья служили в рядах Врангеля, и старики не могли нахвалиться на строителей «Единой Неделимой». Парти­заны долго слушали охотников, но под конец расхохо­тались.

Мы боялись за рассудок охотников, понявших, что

мы—не

врангелевцы. Ребята долго поясняли старикам истинную суть белогвардейщины. Они слушали в отупе­нии. Полк двинулся, а старики все не уходили,

— Клянусь вам всем для меня дорогим, что мой сын не будет служить у белых! — вдруг крикнул вслед один из охотников. Он, несомненно, был искренен. Но сдержал ли он клятву—кто знает?

Экономия князя Юсупова была в образцовом порядке. На лесном участке, окруженном специальной сеткой, раз­водились некоторые породы дорогих зверей. Навстречу нам вышел хорошо одетый интеллигент.

— Много поймали бандитов? — спросил он нас до­верчиво.

— Кого надо поймали, — сказал я, подумав про себя: «первого тебя».

— Кто вы такой и что это за здание? — указал я, будто не зная, на экономию.

Он объяснил, что служит управляющим у князя Юсу­пова, который находится сейчас в Италии.

— Скажите, вас беспокоят бандиты? — спросил военком Африканец.

— Нет, у меня они не .были. Слышал я, что в севастопольском лесу работает банда Макарова, но я ни разу ее не видал. Пойдемте, господа офицеры, ко мне пить кофе.

Полк расположился на отдых, а мы, группой в пять человек, пошли за управляющим. Я интересовался, как работает молочная ферма, куда поступает доход, сколько имеется в запасе молочных продуктов, сколько рабочих и на каких условиях они работают.

— У меня тоже имение, и я очень интересуюсь про­изводством.

Выслушав подробный отчет о состоянии хозяйства, я приказал открыть несгораемую кассу.

— Почему, зачем? — растерялся управляющий.

— Не будем играть в прятки. Мы краснозеленые, а я тот самый Макаров, о котором вы говорили при встрече с нами.

Эти слова разразились над управляющим как гром среди ясного неба. Он смешно вытаращил глаза и мед­ленно вытащил часы из бокового кармана. Дрожащими руками он положил часы на стол.

— Что вы делаете? Вы нас, действительно, принимаете за бандитов! Кому принадлежат эти часы?

Управляющий пролепетал:

— Часы мои.

— Так возьмите их обратно. Откройте кассу, я вам говорю!

Управляющий подошел к несгораемой кассе, но от страха ключ долго не попадал в замочную скважину. Мы терпеливо ждали. В кассе оказался один миллион врангелевских денег. Деньги предназначались для отправки Юсупову.

Управляющий заодно предложил осмотреть его комнаты. Он серьезно думал, что мы возьмем его «барахло». Я по­вторил, что мы возьмем только необходимое, что при­надлежит трудовому народу. Управляющий, наконец, по­верил нам и очень обрадовался. Он раскопал нам на чер­даке шесть штук хороших седел военного образца. Помимо денег и седел, мы взяли восемнадцать пудов сливочного масла, до двадцати ведер сметаны и девять лошадей. Расписку по всей форме, за полковой печатью, посовето­вали переслать, как оправдательный документ, в Италию, Юсупову.

Растроганный управляющий не мог выразить словами благодарность за наше отношение. Он прямо поражался такой постановкой дела. Долго стоял на крыльце дома и махал платком, прощаясь с неожиданными гостями.

Военком конного полка Григорьев решил преподнести «подарок» советской власти — взять Гурзуф. Не сообщая об этом командующему армией, военком привел полк к Красному Камню.

Осматривая местность и разрабатывая план захвата Гурзуфа, полк заметил на Ялтинской Яйле движение пе­хоты и кавалерии. Григорьев ждал меня с полком по этой дороге, но конная разведка ввела его в заблужение. У меня перед выступлением в поход не было ни одного всадника.

Рассудив, что несвоевременно вступать в бой с белыми, военком снялся и с горечью донес Мокроусову о своем неудавшемся плане и о встрече с противником. Коман­дующий от души хохотал над моим и григорьевским до­несениями. Вот уже воистину «своя своих не познаша»!

Отдохнув несколько дней в лагере, мой полк двинулся в деревню Аратук, в девяти верстах от Симферополя. Мне дано было секретное поручение очистить ближние деревни от банд. Партизаны сосредоточенно всматривались в лица комсостава, как бы стараясь разгадать, куда их ведут. Некоторые, смеясь, спрашивали: «Наступать будем на Сим­ферополь, что ли?» — «Еще не время с нашими силами наступать на такие города, как Симферополь», — также смеясь, отвечал идущий рядом со мной Александр Иванов. Военком Африканец шутил всю дорогу: «Подождите не­много. Скоро займем Симферополь!» Африканец служил в русском корпусе, переброшенном во Францию. За аги­тацию в войсках был сослан в Африку, где пробыл два года, из них один год в одиночном заключении. Его ува­жали все партизаны.

В Аратуке мы обезоружили стражников и часовых. 

ЕСАУЛ СЫЧЕВ.

В это время из города прибыли т. Дутов и три офи­цера: полковник Шулькевич, есаул Сычев и капитан Оси­пов. Офицеры бежали с гауптвахты, куда их засадили за разные преступления: Сычев убил в Ялте жену и ее любовника, Шулькевич сидел за агитацию в пользу крас­ных, Осипов — также за пропаганду. Возврата в ряды белых офицерам не было. Есаула Сычева я знал по Харь­кову. Он являлся главным представителем по отправке и продаже на Кубань эшелонов с сахаром. Участник пер­вого похода Корнилова, боевой офицер генерала Шкуро, Сычев имел георгиевский крест за империалистическую войну, был ранен девять раз. Сычев абсолютно не инте­ресовался политикой; он просто любил войну, как любят основную свою профессию.

— Здорово, Сычев, каким образом попал к нам, расска­зывай,— обратился я к есаулу.

Офицер чистосердечно рассказал свои похождения.

— Для меня не существует никаких партий, — закончил он: — вся моя жизнь — война, сопряженная со множеством приключений. В них я нахожу суть жизни.

— Но, подумай хорошенько, закончится война, будет мирная обстановка. Что же ты тогда будешь делать?

Сычев, не задумываясь, твердо заметил:

— Красные победят, я в этом уверен. Когда будет не с кем воевать, то поеду в Персию или в Америку. Буду драться против индейцев, арабов и негров, или за них. Для меня безразлично, с кем бы ни воевать. А теперь ты мне дай небольшой отряд, и я покажу тебе свою работу.

— Нет, Сычев, я тебе охотно верю, что ты будешь полезен для повстанческой армии, но не могу тебя на­значить хотя бы командиром роты. Лучше пошлю тебя к товарищу Мокроусову, — он вас всех использует.

Сычев перебил:

— Нет, товарищ Макаров, лучше расстреляй меня здесь! Зачем ты меня будешь посылать? Лишь для формальности!

С большим трудом Сычев согласился передать Мокро­усову мое письмо. Я давал о Сычеве характеристику, как о крупном спекулянте по продаже сахара для соста­вления капитала генералу Шкуро. Указал, что он очень храбрый офицер, хороший спец, что его можно исполь­зовать.