Вокруг, как призраки, мелькали обвешанные оружием бойцы спецназа в черных масках. А журналисты демонстрировали разномастные импортные и отечественные снайперские винтовки. Зарубки на прикладах и дорогое кружевное белье, мохнатые маскировочные комбинезоны и косметические наборы. В общем, демонстрировалось все, что могло доказать: страшных и коварных женщин-снайперов больше нет. Судьба вынесла свой приговор амазонкам…

Сразу после операции «Коррида» всех бойцов «Кочевника» вывезли из Таймаз-Хана. Сперва в Моздок, где прошла сортировка. Погибших увезли в морг, чтобы запаять в цинковые гробы и отправить по месту жительства (теперь уже погребения). Раненых отправили в главный госпиталь Министерства обороны. И только те, кого судьба в этот раз пощадила, военно-транспортным бортом улетели в Каспийск.

Три дня в небольшом коттедже на территории санатория Каспийской военной флотилии бойцы пили. Пили сурово, как только могут пить русские, поминая своих погибших друзей и понимая, что самим уже не скоро придется встретиться с курносой старухой с косой в костлявых руках.

Еще три дня потом отходили от жуткого похмелья. На седьмой день, угрюмые и молчаливые, разъехались по домам.

В Каспийске остались только братья Панчуки. Старший, Михаил, офицер, состоящий на действительной военной службе, целыми днями пропадал на базе 77-й бригады морской пехоты в отделе разведки, готовя подробный доклад об операциях, проведенных отрядом «Кочевник» в зоне боевых действий.

Младший Панчук, Владимир, как вольная птица, валялся на пляже, разомлевая под жарким кавказским солнцем, и плескался в волнах Каспия. Все это напоминало ему начало его службы на Черноморском флоте. Только вода здесь была немного другая, с привкусом нефти.

Сообщение об уничтожении «Белых колготок», переданное по телевизору, буквально оглушило Владимира. Открыв бар, он достал бутылку армянского коньяку, налил доверху хрустальный бокал и осушил его, совершенно не чувствуя аромата благородного напитка.

Когда поздно вечером вернулся Михаил, младший брат сидел в глубоком кресле в одних плавках, обсыпанный крупинками пляжного песка, который он так и не удосужился смыть. На столе стояли две пустые бутылки из-под коньяка и одна початая.

— Что на этот раз случилось? — скептически глядя на младшего, спросил Михаил.

— Слышал, «Белых колготок» того… — Владимир пьяно ухмыльнулся и согнутым большим пальцем провел себя по кадыку. — Вот такой, брат, расклад. Ни за Гришку не отомстил, ни заказ банковского мешка не выполнил. Репутация тает, как масло на горячей сковородке. Не дай бог, до Европы дойдет такая молва, заказов не видать, как своих ушей. Только и останется, что мемуары писать.

— Горе-то какое. — Михаил сокрушенно покачал головой, но в его глазах блестели насмешливые огоньки. Неожиданно они погасли, и лицо приобрело жесткое выражение. — Ладно, ты, отрыжка достоевщины, так почитаемой на Западе, быстро мойся и спать. Утро вечера мудренее, завтра выясним, что к чему.

Владимир не стал спорить со старшим братом. Покачиваясь, он направился в душевую. Через десять минут он уже безмятежно спал, сотрясая своим храпом коттедж.

Утром братья молча позавтракали тостами с маслом, сыром и ветчиной и запили черным кофе. Уже уходя на службу, Михаил на мгновение остановился в дверях и с укором произнес:

— Ты, братишка, кончай вести себя, как спивающаяся старая дева, искать любой повод, чтобы схватиться за бутылку. В течение нескольких дней я выясню, что произошло, и вместе решим, как сохранить твою репутацию.

Три дня прошли в нейтральной обстановке. Старший заканчивал свою работу, младший по-прежнему жарился на пляже.

На четвертый день Михаил внезапно объявился днем, а не, как обычно, вечером. В одной руке он держал допотопный, потертый кожаный портфель, в другой большой полиэтиленовый пакет, в котором мелодично позвякивали бутылки.

— Что так рано? — удивился Владимир, только что вернувшийся с пляжа.

— Работу закончил, можно и отдохнуть, — ответил старший брат и показал на портфель: — К тому же сослуживцы из Ростова прислали настоящего вяленого рыбца. Правда, пришлось с морпехами поделиться, но нам тоже осталось.

Золотистое жирное мясо вяленого рыбца легко отделялось от скелета и таяло во рту, оставляя горьковато-соленый привкус на языке, который смывало прохладное свежее пиво, создавая необычайную вкусовую гамму. Говорили о всякой ерунде, но, когда большая часть содержимого бутылок перекочевала в желудки мужчин, Владимир тяжело вздохнул и спросил:

— Ну, что-то выяснить тебе удалось?

— Удалось, — кивнул Михаил, вытирая руки, лоснящиеся от жира. — Ты оказался прав и насчет мести, и насчет невыполненного контракта.

— То есть?

— Среди трупов у Таймаз-Хана и на базе «Белых колготок» не обнаружены тела ни Саламбека Дайшанова, ни Далиды.

— Их что, вообще там не было?

— Были, — уверенно произнес Михаил. — По крайней мере, на базе они были до самого последнего момента. До удара авиации, это точно.

— Но как же так? — удивленно спросил Владимир.

Выходило что-то необъяснимое, прямо мистика. Старший брат склонился к своему портфелю и вытащил оттуда конверт из толстой водонепроницаемой бумаги, раскрыл и достал фотографию, которую протянул младшему брату.

Со снимка на Владимира Панчука смотрела белокурая, коротко стриженная женщина с немного продолговатым лицом и правильными европейскими чертами. Это лицо можно было бы назвать симпатичным, если бы не неприятное впечатление, что она не настоящая, из плоти и крови, а синтетическая.

— Кто это? — спросил Шатун, уже догадываясь, чей снимок показал ему старший брат. Но сейчас он хотел услышать объяснения.

— Это фоторобот, который составили чекисты со слов Виктора Ангелова, после того как спасенная им «бизнес-леди» застрелила Вадима Ясинского из его же «ПСС», забрала оружие и была такова. Наши коллеги из госбезопасности провели тщательное расследование и установили, что на фотографии не кто иная, как Эвелина Киркиш, бывшая чемпионка Союза по биатлону. Подсобили, правда, и товарищи из СВР, установившие, что бывшая спортсменка в начале девяностых служила по контракту в хорватской армии, ее радиопозывной — Далида. В Чечне она возглавляла отряд женщин-снайперов, выходя на задание только в экстренных случаях, каким, например, была ликвидация снайпера «Альфы», нашего Григория.

Из конверта появилось еще несколько фотографий блондинки в ярком спортивном костюме с гербом Советского Союза на груди. Потом эта же женщина на лыжне с длинноствольной винтовкой за плечами, и наконец третий снимок: улыбающаяся девушка в серо-зеленом камуфляже с «СВД» на коленях показывает пальцами знак победы — «Виктория».

Эту фотографию Владимир рассматривал дольше остальных, затем процедил сквозь зубы:

— С-сука.

— Теперь по поводу Саламбека Дайшанова, — продолжал старший Панчук. — Несмотря на почти отсутствие образования, этот тип обладает природным умом, хитростью, я бы даже сказал, коварством подколодной змеи. Война раскрыла эти таланты бывшего бригадира полеводческой бригады, превратив его в настоящую головную боль для федеральных властей. После того как на Саламбека было совершено покушение за брата Георгия Гергадзе, он, попав за границу, не только зализывал полученные ранения, но заодно сменил внешность путем пластической операции. Во вторую войну Полевод не особо выпендривался, себя не засвечивал, как будто его и не было вовсе. Сторожил со своим отрядом снайперш и ждал, чем все закончится. С появлением «Кочевника» и гибелью первых снайперов из состава «колготок» сообразил, кто подкрался незаметно, и решил соскочить. Пользуясь измененной внешностью, он связался с оперативниками из местной ФСБ, выдал себя за рядового боевика, решившего выйти из игры. Для затравки сдал своего кровника Руслана Калгаева, а потом предложил уничтожить «Белых колготок» в обмен на то, что его выпустят с подругой в Азербайджан. Подругой, естественно, оказалась Далида. Но и это еще не все. В тот день, когда снайперш уничтожили, им должны были выплатить премию за бой у Таймаз-Хана. Так что «сладкая парочка» ушла не с пустыми руками.