Не успела за Сиплым закрыться дверь, как на журнальном столике зазвенел телефон. Бушлат встал с кресла, поставил бокал на полированную крышку стола и снял трубку с аппарата.

— Слушаю.

На другом конце провода оказались электронные вундеркинды. С поставленной задачей топтуны справились и теперь уверенно докладывали.

— Хорошо. Продолжайте висеть у них на загривке, — бесстрастным голосом приказал пахан. Хвалить пристяжь, пока не закончено дело, — значит расслаблять их, а это верный путь напороть косяков.

Положив трубку, Бушлат громко крикнул:

— Андрей!

Племяш сидел в соседней комнате в ожидании и на зов явился сразу.

— Да, дядя, — послушно произнес Панцирь, входя в гостиную.

— Берешь своих архаровцев и дуешь в Берлин, там тебя встретят вундеркинды и укажут, где берлога Шатуна.

— Мы с него шкуру живьем сдерем, — заверил Андрей. Ох, как ему хотелось вернуть былой авторитет и былое расположение дяди. Но у пахана на этот счет было другое мнение.

— Мне он нужен живой и здоровый, — заявил пахан, потом, сверкнув темными глазами, добавил: — Там могут под ногами суетиться армяне, с этими можешь не чикаться. Они балласт.

— Понял, — радостно оскалился Панцирь. — Сделаем черномазых по самые… газетные некрологи.

Несмотря на промозглый ветер, несущий ворохи снежных зарядов, и черно-фиолетовую ночь, яхта «Инцест», пришвартованная недалеко от центра города у неприметной пристани, сверкала, как туристический лайнер на Карибском круизе.

Рене уехал к родителям в Люксембург приводить свою внешность в порядок, его любовник Максимилиан, увлеченный охотой за русской мафией, сегодня принимал гостей, ради которых и была включена вся иллюминация.

На интимный ужин, кроме Всезнайки, которому отводилась роль главного информатора в журналистском расследовании, был приглашен еще один человек. Высокий, худой мужчина с продолговатым аскетичным лицом и большими грустными глазами. Звали этого гостя Джон, он был представителем Европейского отделения Интерпола в Нидерландах, имел семью, но все-таки сильно страдал от непонимания его утонченной натуры.

Ужин был накрыт в кают-компании. На небольшом круглом столе, кроме дорогой фарфоровой посуды, стояло серебряное ведерко со льдом, в нем стояла запотевшая бутылка «Столичной» водки.

Щелкнув зажигалкой, Максимилиан зажег высокие фигурные свечи в массивных бронзовых подсвечниках, которые с едва слышным треском загорелись, взметнув вверх узкие языки пламени.

— Прошу, господа, — указал рукой на стол хозяин яхты и тут же добавил: — Ну, раз сегодня у нас русская тематика, то я решил, что и кухня должна быть русской. Поэтому прошу любить и жаловать: белужья икра, осетровый балык, куропатки, фаршированные белыми грибами, соленые лисички. На горячее пожарские котлеты, заяц, тушенный в сметане, и знаменитая русская кулебяка. Ну, а запивать все это разнообразие будем настоящей русской водкой. Тем более к погоде как нельзя лучше подходит этот напиток.

— Прекрасно! — воскликнул Всезнайка, радостно потирая ладони. Его спутник недовольно передернул плечами, но возражать не стал.

Скованность первых минут знакомства прошла уже после третьей рюмки. Чиновник раскраснелся, снял пиджак, расслабил галстук и, откинувшись на спинку кресла, с нескрываемым интересом поглядывал на Максимилиана.

Всезнайка неожиданно ощутил себя на давным-давно покинутой родине, он радостно «банковал», бдительно следя, чтобы рюмки долго не пустовали.

Максимилиан, который устроил этот банкет, ждал; когда гости дойдут до нужной кондиции.

— А где Рене? — неожиданно спросил Всезнайка, в очередной раз наполняя рюмки, и повернулся к чиновнику Интерпола: — Джон, я тебе говорил об этом юноше, очень приятный во всех отношениях молодой человек, а какой эрудированный, пишет в лучшие журналы статьи об искусстве.

— А тебя интересуют русские гангстеры? — наклонившись к уху Максимилиана, томно поинтересовался Джон. — Зачем они тебе?

— Хочу застолбить свою колонку в криминальной рубрике лучших журналов, — признался Макс, поднимая свою рюмку.

— О-о, я много знаю об этих сиволапых мужиках и много чего могу рассказать, но… — Чиновник пьяно хихикнул и, не чокнувшись, вылил содержимое своей рюмки в рот.

— Я думаю, мы договоримся, — многозначительно пообещал хозяин яхты.

— Ты обратил внимание на вчерашний взрыв в Париже? По-моему, это по твоей теме, — мягко улыбаясь, произнес Всезнайка и слегка подмигнул журналисту.

Максимилиан изобразил на своем лице улыбку Чеширского кота, он прекрасно понял намек, потому что намекал человек, для которого в Западной Европе не было тайн.

За стеклом иллюминатора мелькали перистые облака. В полутемном салоне самолета стоял устойчивый гул работающих двигателей.

Владимир Панчук сидел на металлической откидной скамейке, опершись спиной на ребристую стенку десантного отсека. Под правой рукой привычно упирался в бок автомат. На голове кожаный шлем, руки покоятся на квадратном чехле запасного парашюта.

Все было привычным, все было знакомым и в то же время почему-то чуждо нынешней натуре Шатуна.

«Где я нахожусь? — мелькнуло в голове десантника. — В России или во Франции?»

Мозг тут же выдает ответ: у французских парашютистов нет запасного парашюта. Значит, дома… И, как в подтверждение этой догадки, громом гремит команда:

— Первый пошел.

Не раскрывая глаз, Владимир встает и, сделав шаг вперед, проваливается в бездну. В следующее мгновение его захлестнул, завертел, закувыркал, сбивая дыхание и разрывая легкие, встречный воздушный поток. Привычная карусель, пальцы нащупывают ледяную сталь кольца вытяжного фала, рывок… Едва слышный хлопок раскрывающегося купола, и тело десантника подбрасывает вверх, придав ему в этот момент вертикальное положение.

Шатун не помнит, как его глаза оказались открыты, но он видит, как стремительно приближается земля. Ухватившись за стропы, он слегка подгибает ноги в коленях. Удар о рыхлую почву происходит почти безболезненно. Повалившись на бок, Владимир расстегивает замок парашютных лямок и тут же вскакивает на ноги. Теперь главное «погасить» купол, чтобы поток ветра не стал тащить его дальше.

Собрав в охапку парашютный шелк и стропы, Владимир разгребает песчаный грунт и прячет в выемку парашют. Все… следы приземления скрыты, теперь главное сориентироваться, где он находится… Сейчас ясно одно — раскинувшееся бескрайнее песчаное море — это пустыня. Но где он? Афганский Регистан, Аравийская пустыня или африканская Сахара…

Автоматная очередь возле самых ног поднимает фонтанчик пыли. Рефлекторно сорвавшись с места, Владимир в прыжке успевает вскинуть автомат и от живота послать веером длинную ответную очередь. Кувырок через плечо, и вот он уже за невысоким барханом, лежит, широко раскинув ноги и уперев приклад в плечо. Левый глаз зажмурен, правый привычно совмещает мушку с прицельной планкой на мельтешащих силуэтах врагов. Странные на этот раз враги, непонятно, на кого похожи: на афганских моджахедов, суданских сепаратистов или боснийских боевиков? Впрочем, на выяснение нет времени.

Владимир плавно давит на курок, автомат привычно дергается в его руке, выпуская короткую цепочку трассеров, которая, достигнув один из силуэтов, сбивает с ног. Новая очередь и новый труп, но врагов не становится меньше, за каждым упавшим появляется несколько новых, которые стремительно приближаются.

Десантник уже сменил третий магазин, успел передернуть затвор, но выстрелить не успевал. Прямо перед ним неожиданно появляется непонятная черная фигура.

— Я убью тебя, Юджин Грант, — вместо привычного «Аллах акбар» кричит неизвестный с явным кавказским акцентом и, взмахнув рукой с остро отточенным кривым кинжалом, бросается на десантника.

«Почему Юджин Грант?» — мелькает в мозгу Владимира, ведь под этим именем он никогда и нигде не воевал. И вообще его никто не знал под этим именем. Откуда оно взялось?