— Я же заключила сделку, верно? Правда, условия этой сделки успели измениться, но я же сама на них согласилась. — Стефани изо всех сил сцепила руки на коленях, но голос остался ровным. — Если подумать о моем браке… если разом принять во внимание все обстоятельства, продолжать совместную жизнь покажется чистым безумием. Да только дело в том, что процесс был постепенный, вроде эрозии. Мало-помалу все оказывается меньше, чем ты думаешь… с каждым годом — всегда чуть меньше. В один прекрасный день понимаешь, что детей не будет, а в другой прекрасный день — что на самом деле муж тебя не любит. Позднее выясняется, что и ты не очень-то его любишь, вдобавок сомневаешься в его адекватности. И становится немного легче думать о детях, которых у тебя не будет, и узнавать о других несчастных женщинах. Безразличие — оно ведь накапливается. Потихоньку все сходит на нет, однако при каждом новом разочаровании, в связи с каждой новой обманутой надеждой ты заключаешь с собой новую сделку. Ты думаешь: «Вот только поменяю квартиру на бо́льшую, может быть, в более престижном районе. Вот куплю у моря дом побольше. Проведу лишнюю неделю на Карибах или устрою в честь дня рождения прием покруче. Куплю „семьсот шестидесятый“ „бумер“ вместо „пятьсот пятидесятого“». И через некоторое время уйти становится… трудно. Квартиры, дома, отпуска, друзья и знакомые… В конечном счете все, наверное, сводится к деньгам. Порвать становится слишком дорого и сложно. Слишком страшно. Бывали моменты, когда я думала, что дошла до края. Например, я подумала так, когда услышала голос Холли по телефону… но каждый раз выясняется, что это еще не самый край. Всегда удается убедить себя, что есть еще куда отступать. Вот так и пятишься шаг за шагом, год за годом… все ниже, ниже, ниже.

На улице солнце двигалось по небу, и яркий луч пробился в окно. Нефильтрованный свет упал налицо Стефани и превратил его в маску — натянутую, белую, как в театре кабуки, и хрупкую. Только сила воли и, может быть, ативан не давали этой маске рассыпаться. Стефани посмотрела на меня:

— Я привыкла к эрозии, Джон, но теперь процесс слишком ускорился. Мы не готовы. Дэвид и я… мы не готовы.

Я слушал гудки в телефоне Майка, когда в дверях появилась Клэр. С прижатым к уху мобильником и газетой под мышкой.

— Да-да, Эми, Беркли — просто рай земной, ты всегда это говорила. Но они там все борцы за здоровый образ жизни и экологию, а кроме того, чтобы…

Эми, кто бы она ни была, продолжала щебетать, и Клэр, не отнимая телефона от уха, положила бумаги и сбросила пальто. Улыбнулась мне и провела рукой по струящимся, как шелк, волосам. Подтянула рукава черной водолазки (руки были белые и гладкие).

В трубке раздался голос Майка Метца:

— Ты поговорил с ней? — Майк словно слегка запыхался.

Я унес телефон и блокнот в спальню и рассказал Майку все. Он задал несколько вопросов, выслушал мои ответы и замолчал.

— Значит, алиби нет ни у кого, — вздохнул он наконец. — Замечательно.

— С рабочим временем у нее неплохо. Да и у Дэвида тоже.

— Меня беспокоит не рабочее время. По мнению судмедэксперта, смерть наступила между семью вечера и полуночью.

— Это новость.

— Я только что говорил с приятелем. Они основываются главным образом на содержимом желудка. Копы нашли человека, утверждающего, будто видел Холли в закусочной неподалеку от ее квартиры около пяти часов дня во вторник.

— Содержимое желудка — не самый точный показатель.

— Верно. Поэтому было бы кстати, если бы Дэвид и Стефани могли подтвердить, где находились в указанное время. К сожалению, они не могут. Да еще Стефани говорит, что хотела убить Холли, а это уже даже для меня перебор.

— Уверен, ты порекомендуешь ей в разговоре с копами не делать акцент на этом обстоятельстве.

— При условии, что она послушает моего совета.

— Она знает, что ей придется слушаться, — ответил я. — Мне показалось, Стефани морально готова. Она перепугана до полусмерти… И Дэвид тоже.

— Абсолютно нормальная реакция, учитывая все обстоятельства. Нам нужно либо вскорости предложить жизнеспособную альтернативу… либо подумать, не нанять ли каждому из супругов Марч отдельного адвоката.

— Господи! Ты что, хочешь бросить Дэвида, чтобы защитить Стефани? Или наоборот?

— Если дойдет до процесса, мы будем искать обоснованные сомнения везде, где только можно.

— Неужели обязательно стравливать моего брата с женой?

В наступившем молчании я почти слышал, как Майк словно что-то взвешивает. Через минуту он решился:

— Тебе не приходило в голову, что следствие все же на правильном пути?

— То есть что виновный — Дэвид? Ты, верно, шутишь. Какого черта ему было нанимать меня, если он планировал убийство? Или просить меня не бросать его дело? Где логика?

— Я говорю не о Дэвиде.

Настала моя очередь притихнуть. Я вспоминал свернувшуюся в кресле Стефани: мертвенно-бледную, измученную, принимающую лекарства, — и пытался представить ее в роли убийцы. Глупо, конечно. Ресурсы моего воображения — это одно, а способность Стефани убить человека — совсем другое.

— Так у тебя новости о Койле? — наконец спросил я.

— Его не задержали, иначе я бы знал. Как у тебя с копами?

— Пока не посадили.

— Снова поедешь в Тэрритаун?

— Вечером. Хочу посмотреть, куда дядюшка Кенни отправится с пончиками.

Когда я вышел из спальни, Клэр ужа закончила разговор и изучала газету, открытую на рубрике «Снять-сдать».

— Квартирным вопросом занимаешься?

— Выясняю обстановку. Не хочу злоупотреблять гостеприимством.

Я зашел на кухню и налил себе газировки.

— Я не жалуюсь. Кто такая Эми?

Клэр улыбнулась:

— Моя сестра — старшая сестра. Знает абсолютно все о разводах, недвижимости, планировании карьеры и так далее. Я стараюсь слушать вежливо, но не всегда получается.

— Где она живет?

Клэр повернулась и присела на стол. Скрестила руки на груди.

— В Сан-Франциско, — ответила она. — Как дела у твоего брата?

Я покачал головой:

— Не лучше.

— Ты занимаешься этим целыми днями… и ночами.

— Сегодня ночью тоже.

— Он должен оценить усилия.

— Его сейчас волнует другое, — ответил я. — И до сих пор от всех моих усилий почти никакого толку.

— Прости. — Клэр встретилась со мной взглядом, и в ее серых глазах не было иронии. Погладила меня по щеке. Я поцеловал ее ладонь и снова вспомнил Стефани: стиснутые на коленях руки, будто изломанные пальцы.

— Почему ты оставалась? — спросил я.

Клэр помрачнела.

— Где оставалась?

— Не где, а с кем. С мужем. Почему ты оставалась с ним так долго? — Лицо Клэр застыло, она убрала руку. Я поймал ее за запястье. — Я не нарываюсь на неприятности.

Клэр высвободила руку.

— Ага, — сказала она, — просто, как всегда, не ко времени.

Я подошел ближе и обнял ее за талию. Клэр уперлась кулаками мне в грудь.

— Я просто хочу понять, — тихо произнес я.

Клэр вскинула брови.

— Мистер Любопытство. — Но кулаки разжались. Она отстранилась, отпила из моего стакана и посмотрела на меня поверх края. — Оставаться было легко. Путь меньшего сопротивления. Пусть муж потакает своим прихотям и полностью сосредоточен на себе, зато он не подлец — в обычном смысле слова. Он делал что вздумается, я была под рукой, когда надо, вот он и смотрел сквозь пальцы на мои собственные… гм… слабости. И дополнительные бонусы тоже не вредили: недвижимость, отпуска и прочее. Я бы соврала, если бы сказала, что без колебаний отказалась от такой жизни. Как там в песне? «Деньги меняют все». В юности у меня с деньгами было напряжно. А они определенно держат в браке.

— И однако, ты ушла.

Клэр выпила еще газировки и поставила стакан.

— Насколько мне известно, жизнь всего одна. Я не молодею. И, как выяснилось, я не готова отказаться от своих представлений о счастливом браке ради лишней дизайнерской сумочки. — На губах Клэр мелькнула кривая улыбка. — Кто знал, что я, черт побери, так благородна? — И она снова уткнулась в газету.