Я был морально готов к тому, что сейчас она спросит, сколько нам лет. Фабиан выглядел старше меня, я же – как выяснилось позднее – с моей европейской внешностью обычно провоцировал в окружающих целую последовательность шаблонных представлений об иностранце-гринго, даже несмотря на юный вид. Прежде всего во мне видели потенциальный источник наживы. Мы заплатили Розовым Шлепанцам долларами за ночлег и попросили разбудить рано утром, чтобы успеть на поезд, отправляющийся на юг. По безмолвному кивку хозяйки гостиницы я понял, что это обычная просьба всех ее постояльцев.

Мы последовали за ней через темный внутренний дворик, уставленный горшками с какими-то папоротниками. Главное место в нем занимало фиговое дерево. Ветви были увешаны клетками с крошечными певчими птичками. Выложенный терракотовой плиткой пол испачкан потеками гуано. Неужели, подумал я, хозяйка не выпускает на волю этих пернатых созданий, чтобы они могли оправиться? Когда мы стали подниматься вслед за Розовыми Шлепанцами по лестнице на второй этаж, я посмотрел вверх и понял истинный источник этих обильных выделений. В том месте, где беленные известью стены сходились со стропилами крыши, перевернувшись вниз головой подобно летучим мышам, устроились на ночлег тридцать или сорок пар лесных птиц. На всякий случай на полу буквально на каждом шагу были разложены газеты.

По планировке здание напоминало тюрьму. Каждая комната имела балкон, который выходил на внутренний двор, и с каждого такого балкона можно было бросить взгляд вверх или вниз на любой другой. Если из колодца внутреннего дворика доносилось несмолкаемое чириканье певчих птах, то под крышей было тихо. Лишь дикие птицы безмолвно взирали со стропил на то, что происходит внизу. Каким целям служило это здание раньше? Когда оно было построено? В эпоху бананового бума? Сейчас это птичник и пристанище для туристов с рюкзаками – именно в таком порядке.

– Что у тебя с рукой, паренек? – поинтересовались Розовые Шлепанцы.

– Упал с лестницы, – коротко ответил Фабиан.

Наша комната оказалась помещением с высоким потолком и желтыми, кое-где отставшими обоями. Обстановка была скудной – две металлические кровати, гардероб и потрескавшийся фаянсовый умывальник. Воду, как выяснилось, можно было при необходимости принести из ванной комнаты, располагавшейся дальше по коридору.

– Это я говорю на тот случай, если вы, мальчики, уже бреетесь, – с усмешкой пояснили Розовые Шлепанцы.

Фабиан ответил хмурым взглядом. Хозяйка вручила нам ключ от комнаты, который я тут же положил в карман, а также ключ от внешней двери гостинцы.

Она ушла, и я немедленно вытянулся на одной из кроватей. Фабиан, напротив, не собирался ложиться и был явно готов куда-то отправиться прямо сейчас.

– Я умираю от голода, – объявил он. – И вообще мы ведь здесь на отдыхе. Пошли.

Кафе, которое подсказали нам Розовые Шлепанцы, оказалось беленным известкой зданием с верандой и облупившейся вывеской с логотипом «Кока-Колы». Над входом висела свиная туша, подцепленная под нижнюю челюсть блестящим металлическим крюком. Снаружи она казалось целой, однако когда мы входили внутрь, я заметил, что задняя часть свиньи разрезана. На фоне бледной и щетинистой свиной кожи, освещенная полоской света, сверкнула красная сырая плоть.

– Ты то, что ты ешь, – пробормотал я.

– Свинья. Превосходно, – произнес Фабиан.

В глубине помещения на цементном полу высились штабелями ящики с пивом и прохладительными напитками. Пльзенское пиво. Спрайт. Инка-кола. Алюминиевая кастрюля с кипящей на газовой горелке водой. За столиком в углу трое индейцев играли в карты. Мы с Фабианом заказали меню из двух блюд. Когда заказ подали, суп оказался водянистым варевом, щедро приправленным кориандром. Кроме того, в каждой тарелке торчало по морщинистой куриной ноге. Фабиан мгновенно выхватил свою и энергично обглодал подчистую. Я молча передал ему свою порцию. Когда с первым было покончено, нам подали вилки и острые зазубренные ножи для второго блюда – риса и свинины с ломтиками жареных бананов и шкварками, а также пару бутылок пива.

Сытый и умиротворенный, Фабиан откинулся на спинку стула и произнес:

– Как здорово, что мы остановились в этом городке на ночлег, причем сразу по двум причинам. Первое – он недалеко от тех мест, где пропала моя мать. И второе – я слышал, что здесь имеется превосходный бордель.

«Интересно, нет ли в этом совпадения?» – едва не вырвалось у меня. Такую шутку мой друг, несомненно, оценил бы.

– Ты пойдешь к проститутке? Ты ведь еще слишком молод, и вообще у тебя не хватит духа.

– Неужели? – съехидничал Фабиан. – Все вполне законно. Почему бы и не сходить?

Я намеренно понизил голос:

– Ты ведь, надеюсь, не хочешь, чтобы твой первый трах состоялся с проституткой, верно?

– Первый трах! Да я перетрахал женщин больше, чем ты себе можешь представить! И вообще, почему мне нельзя сделать это в первый раз с проституткой? Ты такой наивный. Да я не знаю таких людей, у кого первый трах был с кем-то иным, кроме проститутки. Это самое правильное. Девки прекрасно знают свое дело, ты у них многому учишься. И когда найдешь себе подходящую женщину, то уже ни за что не опростоволосишься.

– Ты не мог бы говорить потише? – прошипел я. Индейцы несколько раз посмотрели в нашу сторону, стоило Фабиану повысить голос.

– Не бойся, они все равно нас не понимают, – заверил меня Фабиан. – Нет, что бы там ни говорили, а бордели зачастую оказывают посетителям просто неоценимые услуги. Ты посмотри на Суареса. Он любит шлюх настолько, что у него никогда не возникло мысли о женитьбе.

– Но ведь здесь никакого борделя нет. Это совсем другой город.

– Друг мой, проститутки имеются в любой горной деревушке от самой южной и до самой северной точки Анд. Здесь трахаются с той же легкостью, как срывают в поле подсолнух. Я тебе удивляюсь – прожил в моей стране целых два года и так и не понял, где находишься.

– Может, оно и так, – согласился я, – но я не верю, что Суарес регулярно ходит к проституткам. Он же врач и прекрасно знает, чем это чревато.

– Ты знаешь, что в этом году в Перу состоятся президентские выборы? – неожиданно сменил тему Фабиан.

– Знаю. Это связано с войной, – ответил я.

– Совершенно верно. Знаешь, какая там одна из главных тем,по поводу которых рвут глотки кандидаты в президенты? Закрывать бордели или не закрывать. Кандидат, выступающий против нынешнего президента Перу, главный его оппонент, упрекает гаранта конституции в том, что тот не требует закрытия борделей, поскольку сам является их завсегдатаем. Или ты думаешь, только потому, что кто-то является уважаемой общественной фигурой, он непременно забывает, что для людей главное в этом мире? То же самое можно сказать и про Суареса.

– Не понимаю, что общего между борделями и Суаресом? Чушь какая-то!

– Неужели? А откуда, по-твоему, мне известно о здешнем борделе, о его названии? Как ты думаешь? Ты даже представить себе не можешь, о каких вещах мы разговариваем с Суаресом, когда остаемся наедине. Это не то, что общаться с отцом. Дядя относится ко мне дружески, как брат.

– Так как же называется здешний бордель?

– «Заведение Этель».

Я не смог удержаться от смеха.

– «Заведение Этель»? Прекрасно. Восхитительно. Неподражаемо. Давай я угощу тебя пивом, – сказал я и, продолжая смеяться, встал из-за стола.

– Ты не сможешь купить мне пива, птенчик, потому что хозяин этой забегаловки не поверит, что ты совершеннолетний. Так что хочешь не хочешь, а тебе придется взять собственные слова назад, прежде чем закончится эта ночь.

– Сейчас уже полночь. Куда, черт побери, ты собрался? Все до единой двери этого города уже заперты. А нам рано утром нужно успеть на поезд.

– Ты что, думаешь, бордели открыты в строго положенные часы приема гостей? В общем, ты как хочешь, а я отправляюсь к Этель. Хотя бы потому, что в этом названии есть что-то английское. По-испански оно звучит не так смехотворно. Дело в том, что Этель была…