Байрон направился к выходу, и я услышал, как он произнес, поднимаясь со своей ношей вверх по лестнице:

– Это ж надо, опять наблевал. Не может обойтись без блевотины.

Мы с Суаресом остались одни.

– Суарес, я не хотел. Оно само так вышло. Приношу свои извинения… – начал я.

– Не переживай, – оборвал он меня. – Я знаю, что ты тут ни при чем. Это целиком и полностью моя вина. Я слишком либерально отношусь к своим запасам спиртного.

Он сея в кресло за столом, которое до этого занимал Фабиан. Кресло рассказчика.

– Выпьешь еще, Анти? – спросил Суарес, разглядывая содержимое бутылки, вернее, жалкие остатки текилы.

Я ничего не ответил. Суарес взял рюмку и плеснул в нее.

Я собрался по второму разу извиниться, но не стал, потому что мне показалось, что Суарес в большей степени опечален, нежели разозлен.

Я стал ждать, когда он заговорит. Суарес сидел, оттопырив нижнюю губу, и задумчиво глядел на лужу блевотины на полу, видимо, оценивая сложившуюся ситуацию.

– Фабиан, похоже, сейчас чем-то сильно расстроен, я угадал? – наконец произнес он.

Я немного помолчал, а затем ответил:

– Да. Верно.

Я был слишком пьян, чтобы говорить неправду.

– Мне порой бывает трудно угадать момент, когда ему становится плохо. Обычно я стараюсь дать ему время, возможность побыть наедине с собственными мыслями. Я не сторонник подавления свободы, особенно если принять во внимание то, что я его дядя, а не отец.

– Сегодня мы говорили о его родителях. Вот он и напился.

– Расскажи мне, что ты от него узнал, – попросил Суарес и выпрямился в кресле. – Я давно уже не разговаривал с ним на эту тему так, как следует.

Я не стал спешить с ответом. Назревал не особенно приятный разговор, и, кроме того, запах рвоты в комнате сделался почти невыносимым и заглушал все остальные запахи.

– Фабиан считает, что вам безразлично то, что случилось с его матерью. Он полагает, что она исчезла, что ее могли похитить. Ему кажется, что она бродит где-нибудь в горах, потеряв память, – выпалил наконец я.

Не знаю, почему я добавил последнее предположение. Подобный вариант совершенно неожиданно пришел мне в голову, еще когда Фабиан рассказывал мне о том, что случилось с его родителями. Это было мое, а не его предположение.

– Извините, – добавил я, чувствуя неуместность моего извинения.

– Поверь мне, Анти, ничто не доставило бы такого удовольствия, как возможность снова увидеть мою любимую сестру, – произнес Суарес. – Известие о ее гибели, можно сказать, перечеркнуло всю мою жизнь.

Мне стало ужасно неловко от столь искреннего ответа взрослого человека, особенно такого, как Суарес, – уравновешенного и самодостаточного.

– У тебя не должно быть никаких сомнений, – добавил он. – Она погибла. Это абсолютно точно.

Я с трудом проглотил застрявший в горле комок.

– Если бы у меня было бы хотя бы крошечное доказательство того, что она жива, – продолжил он, – то, поверь мне, я перевернул бы все Анды, потратил бы все мои деньги до последнего гроша, лишь бы только отыскать ее. Но повстанцы не похищают людей просто так, не прося за них выкупа. Ты ведь знаешь, она ведь не какая-нибудь там десапаресида,без вести пропавшая. Она не то, что ваш лорд Лукан. Сначала лорд Байрон и вот теперь лорд Лукан. – У Суареса, похоже, сложилось особое мнение об английских лордах. – Моя сестра мертва. Это факт. Мне, как и бедняге Фабиану, хотелось бы верить, что она жива, но, увы, это не так. Он никак не может смириться, потому что ее тело так и не нашли.

– Что же с ней случилось?

– Он тебе, наверное, говорил об этом. Автомобиль его родителей слетел в пропасть с горной дороги. Погибли оба: и отец, и мать. Моя сестра никак не могла остаться в живых. Фабиан считает, что она пропала без вести, потому что ее тело не нашли в обломках машины. Но такое ведь часто случается. Автомобиль несколько раз перевернулся после того, как совался вниз с дороги. Ее тело могло угодить в какую-нибудь расщелину и… – Суарес закашлялся, прочищая горло, и отвел взгляд в сторону.

– Послушайте, Суарес. Мне очень жаль, – смущенно произнес я.

– Все в порядке, Анти. В самом деле. Надеюсь, ты понимаешь, почему Фабиану хочется верить, что все произошло не так, как трактует официальная версия. Но другого объяснения просто не существует. Есть свидетели, видевшие, как машина сорвалась с дороги. Это и дорогой назвать было нельзя – раскисшая после дождя грунтовка, края ее были сильно размыты. Полиция посчитала, что дверца возле пассажирского сиденья была плохо закрыта и моя сестра могла вывалиться из машины. Ее искали по всему склону горы, но так и не нашли, потому что он зарос густым лесом. В любом случае шансов остаться в живых у нее не было.

Суарес допил свою рюмку и вытащил пачку «Данхилла». Закурив, придвинул пачку с торчащей из нее сигаретой ко мне.

– Только сегодня я тебе это разрешаю, – пояснил он. – Твоя мать вряд ли обрадовалась бы, узнав, что я предлагаю закурить ее сыну-астматику. Завтра я устрою для вас, ребята, новый режим. – Суарес подмигнул мне и продолжил: – Нет, Анти, мою сестру никто не похищал. И в беспамятство она тоже не впала. Она никогда не вернется. Мне гораздо легче жить, думая, что на середине дороги она просто решила не ехать до места назначения, а перенестись в какое-то новое место. Полагаю, она до сих пор парит в этом новом месте и очень счастлива. Вот потому-то мы ее и не нашли. Вот такого мнения я придерживаюсь.

В эти мгновения Суарес, наверное, видел свою сестру парящей в каких-то недосягаемых высотах, там, куда устремлялся дым его сигареты.

– Скажите, Суарес, – спросил я, – вы ведь говорили, будто она выпала с пассажирского сиденья, верно?

– Конечно. За руль всегда садился отец Фабиана. Моя сестра так и не научилась водить машину.

– Но ведь его отец был серьезно ранен и не мог сесть за руль, так ведь?

– Серьезно ранен? Кто тебе это сказал? Они отправились на экскурсию в горы. Это единственное, что нам известно. Фабиану же не дает покоя именно то, чего мы не знаем. В тот уик-энд, когда все случилось, он остался со мной. Родители не стали брать его с собой. Незадолго до этого Фабиан болел, и ему не хватило бы сил весь день ходить по горам, даже если бы он и захотел. Родители уехали вдвоем, и спустя какое-то время мы узнали», что они погибли. Такое часто случается, Анти. Люди вдруг уходят из нашей жизни.

Суарес потянулся к пластмассовому подносу, на котором стояла бутылка с текилой и рюмки, и стряхнул в него пепел с сигареты. Затем посмотрел на меня и продолжил:

– Если бы Фабиан не был болен, он мог оказаться вместе с ним в машине в те трагические минуты. Я постоянно ему об этом напоминаю. Он должен радоваться по этому поводу, а не терзаться чувством вины. Я хочу сказать, что раз он остался жив, то и они продолжают жить в его памяти.

– Значит, никакой корриды там не было, – подытожил я.

– Корриды? Фаби никогда не бывал на корриде. Я как-то раз брал его с собой в горы, посмотреть на крестьянский праздник урожая. Там какие-то мальчишки бегали по полю, уворачиваясь от быков, но назвать это настоящей корридой можно лишь с большой натяжкой.

– Понятное дело, – отозвался я.

– Кстати, а ты сам не хотел бы посмотреть корриду? – продолжил Суарес. – Вместе с Фаби? Может, это его немного взбодрит? Я не уверен, что тогда ему понравилось. Одного паренька бык поднял на рога, и Фабиан ужасно расстроился. Но если ты считаешь, что настоящая коррида ему понравится, что ж, я могу организовать для вас это зрелище.

– Нет, не думаю. Вряд ли это поможет, – ответил я. – Скорее наоборот, снова напомнит об отце.

– Знакомая история. Старый добрый Феликс Моралес. Прекрасный парень, но совершенно никудышный тореро. – Суарес погасил сигарету о поднос и стряхнул с рук сигаретный пепел.

– Что он был за человек, отец Фабиана? – спросил я, больше не желая разоблачать рассказ моего друга.

– Видишь ли, – начал Суарес, – кое-кто считает, что он был не пара моей сестре, будто он был слишком одержим идеей социальной справедливости, совсем как параноик. Как это вы, англичане, обычно говорите, всегда готовый кулаками махать, я правильно сказал?