– Что я думаю?

– Да.

Поставив бутылку с пивом на стол, я произнес довольно глупую фразу:

– А что сказал бы о том, что случилось, какой-нибудь тип, начисто лишенный воображения?

Фабиан бросил взгляд в мою сторону.

– Знаешь, я не шучу, – сказал он. – Я действительно увидел в толпе мою мать.

Быть другом такого человека, как Фабиан, имело и свою отрицательную сторону – время о времени случались мгновения паники и растерянности, когда он, так сказать, в самом разгаре игры ни с того ни с сего поспешно менял ее правила. Хотя мне не привыкать. Я и сам поступал точно так же по отношению к другим людям. Однако в тот момент я пришел в большее, чем обычно, недоумение.

– Я думал…

– Что ты думал? Я не собирался рассказывать об этом в школе. Я говорю тебе чистую правду.

– Знаю, но я… Твоя мать умерла, верно?

Фабиан сделал глоток пива и перевел взгляд на книжные полки, тянувшиеся по другую сторону письменного стола Суареса. Музыкальный автомат неуклюже поменял пластинки – вместо «Great Balls of Fire» заиграла песня «Roll Over Beethoven».

Мне показалось, будто Фабиан хочет что-то сказать. Но он молча взялся за свое пиво и несколькими долгими глотками допил бутылку, после чего, переложив ее в здоровую руку, швырнул прямо в стену. И хотя он не был левшой, бросок оказался удивительно мощным. Бутылка разбилась вдребезги, точно попав в ритм звучавшей песне, на сей раз в исполнении Чака Берри. Осколки со звоном посыпались на пол, похожий на огромную шахматную доску, и разлетелись во все стороны. Возле музыкального автомата образовалась пенная лужа.

– Ты только верь мне, хорошо? – попросил он меня.

– Хорошо. Я верю тебе, – ответил я.

– Хочешь, я расскажу тебе о моих родителях, только для этого мне придется еще немного выпить.

– Не возражаю, – откликнулся я.

Сегодняшний Фабиан был мне незнаком. И хотя таившийся в моем сознании любопытный, обожающий подглядывать за другими тип хотел бы раз и навсегда разоблачить эту незнакомую для меня личность, я тем не менее понимал: в сложившейся ситуации следует вести себя с величайшей осторожностью.

– Ты не будешь возражать, если мы посмотрим на засушенную голову, которую нам показывал Суарес? – спросил Фабиан и направился к сейфу. – Хотелось бы еще разок взглянуть на нее. Ты веришь во всю эту чушь – Проклятие Мертвой Головы, Отрезанный Палец?

Ладно, подумал я. Хорошо, отложим на время эту тему. Я охотно поиграю по твоим правилам.

– Не знаю. Наверное, верю. Я знаю, что иногда он приукрашивает реальные факты, чтобы сделать свои истории более увлекательными. Ты думаешь, он все наврал?

– Конечно, наврал. Он, по всей видимости, купил тсантсу в какой-нибудь базарной лавчонке. Вот же старый хрен. Все еще считает нас детьми. Полагает, что может впарить нам любую чушь. Знаешь, я тут узнал кое-что. Оказывается, существует обширный черный рынок, на котором вовсю торгуют засушенными головами. Их изготавливают из свиной кожи и тому подобного дерьма и продают раззявам-туристам. Шуары делают такие фальшивые головы для своих собственных ритуалов, потому что им запрещено отрубать головы людям. Так что эта штука – фальшивка. Я вычитал в одной книжке о том, как делаются настоящие засушенные головы. Кожа высушивается на огне. Затем ее набивают мелкими камнями, чтобы руками заново вылепить лицо. Так что вся эта хрень о высушивании на солнце натянутой на камень головы – сказки для маленьких деток.

– Знаешь, – сказал я, – мне кажется, тебе стоит когда-нибудь напрямую спросить Суареса, настоящая она или нет. Ты задай ему этот вопрос, когда подвернется подходящий момент.

– Я спрашивал его, перестал бы я тосковать по матери, если бы отправился в путешествие с ее пальцем, – ответил Фабиан, внимательно рассматривая книжные полки. – Спрашивать такое довольно жестоко с моей стороны, если вспомнить, что он все-таки ее брат, Суарес ответил, что такие вещи нужно решать самому. И повторил свою старую дурацкую присказку: «Горе задает всем нам разные вопросы». Да он просто идиот.

– Слушай, может, уберем осколки? – спросился, кивнув на пол.

– Нет, оставим все как есть. Иди сюда. Ты только посмотри на размерэтой энциклопедии. Полюбуйся, что там написано. Нужно из нее кое-что прочитать. Иначе в горах нас просто забьют насмерть, как бедняжку Хуаниту. Я хочу сбежать от Суареса и его фальшивой засушенной головы. Хочу сам отыскать настоящие мертвые головы.

– Может, лучше поищем что-нибудь выпить? – предложил я.

– Мудрое предложение! – воскликнул Фабиан и, отвернувшись от энциклопедии, ткнул в меня пальцем. – Первая разумная фраза с твоей стороны за весь день. Ты оставайся здесь, смотри за подъездной дорожкой к дому. Кажется, я знаю, где Суарес хранит бутылку текилы. Но даже если мы ее не найдем, то я прокрадусь в дом Байрона и украду у него выпивку. Предоставлю ему шанс пристрелить меня при попытке к бегству, если, конечно, ему хватит духа.

Начисто забыв о том, что Байрон в данный момент крутит баранку автомобиля Суареса и потому никак не может стрелять в него, даже если Фабиан того пожелает, мой друг вышел из библиотеки. Я же занял позицию возле книжных полок, где он только что стоял, – оттуда можно было бы увидеть свет приближающихся фар, если Байрон с Суаресом вдруг решат вернуться домой.

Позвольте прояснить некоторые детали:

Комплект томов энциклопедии – это отнюдь не переплетенные в кожу старинные фолианты с золотым обрезом.

Когда я открыл нужный том, тот не осыпался вековой пылью.

Я не впился удивленным взором в описания забытого континента.

Семейное издание «Encyclopaedia Ecuatoriana» в двадцати двух томах переплетено в коричневый пластик, имитирующий кожу, иллюстрировано выцветшими фотоснимками семидесятых годов и отпечатано на дешевой, почти прозрачной ломкой бумаге. В библиотеке Суареса ее тома занимали место между обязательными учебниками по медицине и подборкой старомодных книжек из серии классической литературы с красными корешками. В любом доме, населенном представителями среднего класса, можно обнаружить подобную подборку книг. Последовав с некоторым опозданием совету матери, я вытащил том со статьями на буквы «С» и «Т» и открыл его на странице, где рассказывалось о Стоунхендже.

Одно лишь это название навеяло безжизненные воспоминания об Англии: постоянно моросящий дождь, куртки с капюшонами, придорожные кафешки, унылые гостиницы. Однако пока я читал статью, родная страна постепенно предстала передо мной в совершенно ином свете. Почему мне раньше ничего об этом не рассказывали? Оказывается, там были друиды, точки солнцестояния и некая великая тайна. Я открывал энциклопедию, думая, что это скучная книга, напичканный фактами справочник – то, что берут в руки, когда нужно проконсультироваться по тому или иному вопросу. На самом деле в ней совершенно будничным языком объяснялось удивительное действие космических сил, проявляющееся в Стоунхендже, подробно рассказывалось о том, как загадочные исполинские камни были доставлены туда из Уэльса. А еще статья отослала меня к другому тому, из которого я узнал, что Иосиф Аримафейский побывал в Гластонбери и что вонзенный им в землю меч превратился в розовый куст.

Меня охватило радостное ощущение некой сопричастности к тайне. Когда я познакомился с Байроном, а это было два года назад, тот спросил меня, из какой страны я приехал. И я ответил, что из Англии.

– А, Лондон, – произнес Байрон. – Город королей.

– Что? – не понял я.

– Лондон – это город, в котором до сих пор живут короли и королевы, – с мечтательной тоской в голосе пояснил Байрон.

Тогда его фраза показалась мне наивной, однако сейчас, после того как я ознакомился с энциклопедической статьей о Стоунхендже и соответствующими ссылками, его тогдашние слова прозвучали по-иному, емко и многозначительно. Это был своего рода урок. Я понял, что время наделяет нас удивительной способностью переосмысливать прошлое, способностью видеть привычные вещи под новым углом, способностью вдохнуть тепло в самые слабые истины. Если подобное простое переосмысление фактов сумело приукрасить мрачноватую Англию, то что в таком случае оно может сделать с Эквадором, где найденная в горных льдах мертвая принцесса почти ежедневно фигурирует в заголовках первых полос местных газет.