Мазери зачерпнула ведром морской воды и вымыла мне голову. У меня и мысли не было умываться, с тех пор как я превратился в дракона. Эти приятные процедуры привнесли в мою душу необыкновенный покой. Несмотря на то что я перестал быть человеком, мне, вероятно, стоило заботиться о чистоте. Я помнил, как зимой, чтобы помыться, наливал из больших кувшинов в медную ванну у камина горячую воду, от которой исходил пар, и там смешивал с холодной, а потом залезал туда и изо всех сил дрыгал ногами и руками, хорошенько перемешивая воду, чтобы она стала приятно-теплая.

Теперь мне не нужно было греть морскую воду — она нагревалась от соприкосновения с моей горячей шкурой. Мазери касалась меня ласково, и это меня успокаивало.

— Перри, — позвала меня Мазери, в то время как я с удовольствием погрузился в воспоминания о жизни в облике человека, — мне нужно идти. Через неделю я приду снова. Сторожи вещи до моего возвращения.

Сестра разделась, завернула в узелок гребень, флейту и платье и забралась на дерево, чтобы спрятать сверток вместе с ведром на нижних ветвях. Она поцеловала меня в щеку и нырнула в море с утеса. Я поспешил к обрыву, чтобы видеть, как она покрылась серебристой чешуей, вытянулась и рыбой ушла в глубину.

Я так насытился тремя жареными цыплятами, что больше дня не испытывал голода. Я лежал под деревом, переваривал и слушал сказки, что нашептывал мне дуб. Сторожил.

Через несколько дней появился рыцарь, который ехал по тропе прямо ко мне. У него было копье. Прежде мы с ним не встречались. Кто он такой и куда направляется? Может, путешественник? Зачем ему ехать ведущей вдоль утеса тропой? Или он просто по берегу направляется в следующую деревню? Зачем ему копье? Зачем оно нужно, если он не собирается принять участие в турнире?

— Эй ты, гнусный змей! — крикнул он, когда приблизился ко мне на расстояние пятидесяти футов. Он сильно натянул поводья, потому что вспотевший от ужаса конь то и дело вставал на дыбы и храпел, широко раздувая ноздри. — Я пришел тебя убить!

Когда он появился, я как раз вспоминал урок истории с нашим старым наставником еще до вынужденного отъезда на север. У камина в нашем прежнем доме сидели мы с Мазери и учитель, который нарисовал иллюстрации к уроку. Делал это он искусно, у него отлично выходили и грифоны, и короли, и коты. Не сразу мне удалось вынырнуть из воспоминаний и понять, что рыцарь обращается ко мне.

— Не приближайся! — крикнул я. — Оставь меня в покое. Я никогда не причинял вреда человеку.

Только получилось, что я сказал неправду, ибо вместо крика из моей пасти вырвалось пламя, которое лизнуло коня. Животное сбросило рыцаря и умчалось прочь.

Рыцарь лежал на земле, копье сломалось. Он с трудом поднялся на ноги. Одна рука беспомощно повисла вдоль тела. Он застонал. Я чуял его страх и боль — кисловато-горький запах вперемешку с запахом крови. Он отстегнул меч и взял его в левую руку.

— Злое, мерзкое чудище! — прорычал рыцарь. — Я избавлю от тебя Землю!

И тут я предал все человеческое в себе и всецело отдался существу дракона. И сделал так, что лжецом на сей раз оказался этот вот рыцарь. Из пасти у меня с ревом вырвалось пламя и опалило его прямо в доспехах. Он задымился и с криками повалился на землю. Огонь мне самому никакого вреда не причинял. Я бросился к поверженному врагу, наступил лапой ему на голову и раздавил череп.

Потом я очнулся и увидел, что натворил. Я презирал себя и лег, свернувшись возле дерева, терзаемый тошнотой. Только что я убил героя. Все те сказки, которые нашептывал мне дуб, заканчивались победой героя над драконом, ведьмой или колдуном, после чего ему доставалась прекрасная дева, с которой он рука об руку шел в счастливое будущее. Я был злым драконом, и я победил. Это неправильно.

Как мог я убить и остаться в мире с собой? Я желал смерти.

Зловоние печеного рыцаря доконало меня, и я отправился в лес, вырыл яму — весьма странно, что мои когти оказались годны для этой задачи, — и притащил туда мертвеца. Я похоронил его глубоко, засыпал землей и на могиле нацарапал крест. Потом вернулся к своему дереву.

Я долго не мог уснуть. Живот сводило от омерзения, он вечно напоминал о себе, бурлил и изрыгал всполохи пламени. Наконец я немного успокоился и смог услышать дерево, которое рассказало мне необычную историю о храбром молодом драконе, который дрался не на жизнь, а на смерть с Чудовищным рыцарем и победил.

Я проснулся все еще в подавленном состоянии духа, но чувствовал себя уже лучше. Дерево рассказало мне много сказок, в которых героем оказывался дракон, и я постепенно перестал терзаться от совершенного мной злодеяния.

На следующей неделе опять пришла Мазери. Я хотел ей обо всем рассказать, но вместо слов у меня вырывалось пламя, и я мог только кивать. Она оделась и поспешила в замок, откуда принесла мне большой кусок говядины, которую я приготовил собственным огнем и съел. Потом сестрица снова причесала меня гребнем и вымыла голову, и я припомнил все самое лучшее, что было прежде в нашей жизни. Она ничего не рассказала мне о подводном мире, а мне так хотелось узнать, каково ей там.

Так шли дни за днями. Я сторожил дерево, ждал, когда придет Мазери, и охотился, забираясь все дальше и дальше в лес. Один за другим являлись рыцари, дракон подчинял меня себе, и я убивал их. Но зато потом я непременно вспоминал о том, что я человек, и хоронил их как мог. О, если бы у меня получилось с ними заговорить! Тогда бы я спросил, зачем они хотят меня убить, кто они такие и кто направил их сюда, так далеко от дорог.

Когда я убил уже шестого рыцаря, я стал пытаться приспособить горло и пасть к человеческой речи. Дерево слушало, как я стараюсь превратить шипение в шепот, ищу и нахожу слова. Теперь я непременно заговорю со следующим рыцарем, перед тем как он атакует меня. Я целыми днями отыскивал и проговаривал нужные слова.

Когда в следующий раз пришла Мазери, я прошептал ее имя.

— Перри! Ты можешь говорить! Как здорово! — Она обняла меня за голову.

— Мазери, я убил шестерых рыцарей.

Сестра отстранилась и посмотрела на меня. Она отошла в сторону. Я подумал, что теперь ее потерял. Она никогда со мной не заговорит. Как же мне убить себя? Треснуться головой о дуб? Спрыгнуть с высокого утеса и разбиться о скалы? Умереть с голоду?

Мазери вернулась.

— Как же такое случилось? — спросила она.

Я рассказал сестре о первом рыцаре, о том, как напугал его лошадь, как он набросился на меня с мечом и мне пришлось зажарить его. Поведал об остальных, которые также отказались спастись бегством, несмотря на то что я сперва просто пугал их огнем и только потом обдавал пламенем их самих. Я старался их испугать и заставить убраться восвояси, пытался жестами дать понять, чтобы они удирали. Но вместо этого они выхватывали мечи и нападали на меня с жуткими криками, а потом — я их убивал. И страшно мучился.

Мазери причесала меня гребнем и вымыла голову, и я вспомнил о том, что я — человек. Воспоминания о прежней жизни стали не такими отчетливыми и мерцали в отсветах огня. Сестра шепнула мне:

— Ты не виноват, братец. Они пришли сразиться с тобой и вынудили тебя так поступить.

В тот день Мазери не поцеловала меня на прощание.

Седьмой рыцарь остановился и выслушал мою речь.

— Я не хочу убивать тебя, — сказал я. — Пожалуйста, уходи.

— Твоими устами говорит дьявол, ты искушаешь меня, хочешь, чтобы я забыл о долге! Мерзкая тварь! — завопил он и бросился на меня.

Конь седьмого рыцаря был лучше вымуштрован и не стал брыкаться, когда пламя лизнуло его в первый раз. Невинному животному я не желал смерти. Я дыхнул ему на ноги. Когда у него на шкуре опалились волоски — я почуял едкий запах паленой шерсти, — конь вздыбился, сбросил рыцаря и убежал. Рыцарь умудрился не упасть, а приземлился на ноги, может, оттого, что доспехи у него были легче, чем у всех остальных. Он выхватил меч.

— Неужели ты не хочешь избавить меня от необходимости тебя убивать? — спросил я.