Я смешивал зелья в комнате, и Ниеме могла наблюдать за этим. И ей было интересно все, что я делал. Так проклятые всегда интересуются каждой мельчайшей деталью, даже плетением паутины.
Я взял с Ниеме обещание выпить все зелье, но только перед тем, как за ней придут.
— Иначе действие быстро закончится и ты придешь в себя слишком рано.
— Да, я сделаю точно, как вы сказали.
Когда я уже собрался уходить, она прошептала:
— Если я смогу, то попрошу… богов… помочь вам… когда я их встречу…
В моей голове пронеслось: «Попроси у них забвения», но озвучивать мысль я не стал. Девушка пыталась сохранить хотя бы свою веру в вознаграждение, в бессмертие.
— Просто попроси их позаботиться о тебе.
У нее были такие чудесные, манящие губы! Она была создана, чтобы любить и быть любимой, чтобы растить детей, петь песни и, дожив до глубокой старости, мирно умереть во сне.
И будут другие, подобные ей. И их тоже сожрет дракон. В конечном итоге это будут не только девушки. Предание гласит, что жертва должна быть девственницей, чтобы спасти любую нерожденную жизнь. А так как девственница не может оказаться беременной — только одна религия утверждает, что такое возможно, название ее я забыл, — то люди выбирают именно девственных девушек. Но в конце концов, за ними последуют все молодые женщины, вне зависимости от того, будут они беременны или нет. А затем жители переключатся на юношей. Что является самым древним из всех жертвоприношений.
Я прошел мимо совсем юной девочки в коридоре, бегавшей с ковшом пива. Она была хорошенькой и невинной. Я понял вдруг, что уже видел ее раньше. И спросил про себя: «Неужели ты следующая? И кто последует за тобой?»
Ниеме была пятой. Но, как я уже сказал, драконы жили долго. А жертвоприношения всегда становятся все более частым явлением. Сейчас это уже происходило дважды в год. В первый год после появления дракона была только одна жертва. Через пару лет жертвоприношения будут делаться раза четыре, а летом, быть может, жертв будет сразу три, ведь именно в это время года чудовище наиболее активно.
А еще через десяток лет в жертву будут приносить людей уже каждый месяц, и жителям придется совершать набеги на соседние деревни, чтобы находить для дракона юношей и девушек. И вокруг будет множество костей воинов вроде Кайи, погибших в неравной схватке с чудовищем.
Я пошел за девчушкой, которая несла пиво, и осушил черпак. Но выпивка никогда меня особенно не успокаивала.
Настало время собирать процессию и выдвигаться к холмам.
Когда мы вышли из деревни, последние лучи заходящего солнца освещали землю.
Перед нами расстилалась благословенная цветущая равнина. Заходящее светило золотило деревья, купало лучи в зеркале воды. Вдаль убегала утоптанная дорожка, очищенная от травы и кустарников. Это путешествие могло бы быть приятным, если бы мы направлялись в какое-нибудь другое место.
Склоны холма тоже освещались теплыми лучами. Небо было почти безоблачным, удивительно прозрачным и высоким. Но зловонный воздух отравлял красоту пейзажа и заставлял заподозрить что-то неладное. Дорога обогнула один из холмов, затем еще один, и вот наконец через сотню ярдов показался холм побольше, чье подножие тонуло в черноте, куда никогда не заглядывало солнце. На этом склоне не было травы, и весь он был испещрен рытвинами. Одна из ям, темная и мрачная, была больше других. Оттуда не доносилось ни звука, зияла мрачная чернота, словно ни свет, ни погода, ни время не имели здесь власти. Посмотрев на нее, вы тут же прозревали, что было не так со всем этим местом, даже несмотря на ясное небо над головой и солнечные лучи на щеках.
Весь путь жители проделали, неся девушку в римском паланкине, который каким-то образом стал собственностью деревни. У него уже не было крыши и занавесок, осталось лишь подобие колыбели на жердинах, но Ниеме даже не пыталась сбежать. Неподвижная и словно окаменевшая, она, казалось, не замечала ничего вокруг. Я лишь однажды посмотрел на нее, чтобы убедиться, что лекарство сработало. Лицо девушки стало бледным как полотно, а глаза застилала пелена. Средство подействовало быстро. Сейчас она была далеко от всего этого. Я хотел лишь, чтобы все закончилось до того, как ее состояние изменится.
Носильщики опустили паланкин и помогли девушке подняться. Им пришлось держать ее, но они об этом знали и так: обычно девушки или не держались на ногах, или вовсе падали в обморок. Впрочем, я подозреваю, что, если жертвы пытались отбиваться и кричать, их насильно опаивали крепким элем или даже успокаивали хорошим ударом.
Мы прошли еще немного, пока не достигли естественной преграды из камней, скрывавшей пещеру и подножие холма. Там, в центре гранитного пятна, виднелся неподвижный темный пруд. На нашем берегу сохранилась полоска дерна, в которую был вкопан столб выше человеческого роста.
Два воина, поддерживая Ниеме, подвели к нему девушку. Все остальные, кроме Кайи, остались за каменной оградой.
На всех нас были гирлянды из цветов. Даже мне пришлось ее принять, и я не стал негодовать по этому поводу. Что уж тут такого? Но Кайи не надел гирлянду. Хоть он и стал частью ритуала, жители не особенно надеялись на его успех и поэтому, даже несмотря на то, что решили позволить ему напасть на дракона, все равно привели девушку, чтобы задобрить тварь.
К столбу крепилось подобие кандалов. Они были сделаны не из железа, ведь любое мифическое существо испытывает аллергию на столь стойкие металлы, а, скорее, из бронзы. Люди закрепили одну часть вокруг пояса девушки, а вторую — вокруг горла. Теперь лишь зубы и когти могли высвободить ее из оков. По частям.
Девушка повисла в кандалах. Похоже, она наконец потеряла сознание. И я хотел, чтобы она такой и оставалась.
Двое мужчин поспешили назад и присоединились к остальным за каменной стеной. Иногда в сказках люди убегают прочь, оставив жертву, но обычно остаются, чтобы посмотреть. В общем-то, это довольно безопасно. Дракон не кинется за ними, если под носом у него привязано кое-что аппетитное.
Кайи не остался рядом со столбом. Подойдя к кромке грязного пруда, он обнажил меч. Воин был вполне готов. Хотя солнце не могло отражаться от его волос или клинка, он являл собой величественное зрелище, героически встав между девой и Смертью.
День наконец подошел к концу. Холмы потемнели, небо окрасилось в лавандовый цвет, затем стало розовато-янтарным, и на этом фоне вспыхнули звезды.
Ни единого признака опасности.
Я смотрел на пруд, служащий дракону водоемом, и оценивал, сколько же там могло быть навоза. Внезапно в зеркале воды промелькнуло отражение. Оно не было четким, что-то спускалось сверху вниз, но мое сердце все равно отчаянно забилось.
Говорят, то же самое ощущают воины на поле боя, когда появляется враг. Но к этому примешивалось и нечто другое. Подобное чувствуют верующие в храме, призвав Бога и узрев Его приход.
И тогда я заставил себя посмотреть вглубь пещеры. Ведь сегодня я увижу настоящего дракона и смогу потом рассказывать об этом другим, как прежде другие рассказывали мне.
Дюйм за дюймом чудовище выползало из пещеры, словно кошка, почти касаясь брюхом земли.
Небо еще не было темным — на севере сумерки часто кажутся нескончаемыми, — поэтому я неплохо видел. Наконец тени пещеры отхлынули, и дракон очутился у пруда.
Сначала он, казалось, был занят лишь собой и миром вокруг, потягивался и изгибался. Было что-то сверхъестественное в этих простых движениях, что-то зловещее. И вечное.
Римляне знакомы с одним животным, которого они называют слоном. В одном из городов я повстречал старца, который описал мне это создание предельно точно, так как сам его видел. Должен сказать, дракон не был столь крупным, как слон. По правде говоря, он оказался ненамного больше кавалерийской лошади, только длиннее. Но при этом он был гибким, даже намного более гибким, чем змея. Смотря на его движения, потягивания, на то, как он извивался и сворачивался, можно было подумать, что скелет твари состоит из жидкости, но уж никак не из костей.