Зари прижимает палец к моим губам, заставляя замолчать.

— Никогда больше не говори этого, — произносит она. — Никто не подумает, что ты намеренно сделал Доктору такое. Кроме того, все знают, как сильно ты его любишь. Поверь мне — не стоит играть кому-то на руку, изводя себя подобными вещами. Там знали, что Доктор обручен со мной, и давно вели наблюдение за округой.

Я опускаю голову и прячу взгляд. Она берет меня за подбородок и поворачивает к себе мое лицо.

— Посмотри на меня. Посмотри мне в глаза.

Я смотрю в эти красивые глаза и ощущаю непреодолимый стыд.

— Обещай, что никогда больше не станешь себя в этом винить, — требует она.

Я киваю, хотя заранее знаю, что не смогу сдержать обещания.

Она медленно отнимает руку от моего лица и прислоняется к стене.

— Скоро его выпустят, — шепчет она. — Я знаю это. Просто знаю.

Я тоже прислоняюсь к стенке.

— Надеюсь, да.

Немного погодя она говорит:

— Знаешь, я скучаю по тем дням, когда мы собирались у меня во дворе.

Я киваю и шепчу:

— Я тоже.

Мы вспоминаем беспечные летние дни. Я говорю, что хотел, чтобы это было лучшее лето нашей жизни, последний привет юности. Как прекрасно все начиналось и как горько окончилось!

— Кто знает, может быть, такова расплата, — с болью размышляет она. — Понимаешь, жизнь — это игра уравновешивающих друг друга явлений. Никому не дано иметь чересчур много. Не понимаю только, почему бедному Доктору пришлось платить за мои ошибки.

И она вновь начинает плакать.

Я спрашиваю себя, что она подразумевает под своими ошибками, но ничего не говорю.

— На следующей неделе я собираюсь пойти в тюрьму «Эвин» и попробовать разузнать, где он.

— Я тоже пойду, — говорю я.

Сначала она говорит «нет», ведь они могут подумать, что я связан с Доктором, но в конце концов соглашается.

Зари не сердится, и тревога, мучившая меня с ночи ареста Доктора, понемногу отступает.

— Сегодня красивые звезды, — тихо произношу я.

— Да, — откликается она. — Ты думаешь, у каждого на небе есть своя звезда?

— Не у каждого, — уточняю я, — а только у хороших людей.

— Правда?

— Угу. И мы можем видеть лишь звезды людей из нашей жизни.

— Что ты имеешь в виду?

— Как я, например, вижу наверху Ахмеда.

— Какая звезда его? — спрашивает она, вглядываясь в ночное небо.

— Вон та.

Я указываю на одну из самых ярких звезд. Зари наклоняется ко мне, касаясь щекой моей руки. Я смотрю на ее затылок и плечи. Я вдыхаю запах ее волос и чувствую, что опьянен любовью и желанием.

— О да, я вижу ее. Его звезда большая, правда?

— Конечно. Одна из самых больших.

— А какая звезда Паши? — спрашивает она.

— О, меня там нет, — говорю я, надеясь, что она возразит.

— Нет?

Она оборачивается.

Я пожимаю плечами.

— Смотри внимательно. Тебя трудно не заметить.

Я гляжу вверх еще некоторое время, потом поворачиваюсь к ней, не говоря ни слова. Мы неотрывно смотрим друг на друга, потом она встает и идет к дому. В дверях она останавливается и спрашивает:

— Ты показывал ей мой рисунок?

Я ничего не говорю.

— Ты ей уже сказал?

Я качаю головой.

Она улыбается и исчезает в доме.

Сегодня пятница. Мы с Ахмедом дома, потому что школа закрыта. Фахимех в гостях у Зари. В переулке мы слышим рассказ о том, что летом террористы планировали взорвать дамбу в северной части Ирана. В городах ниже по течению погибли бы тысячи людей. Будто бы в нескольких сотнях метров от дамбы была замечена группа Доктора, за которой следили всю обратную дорогу до Тегерана. Я немедленно отметаю эти слухи как ложь, состряпанную правительством в оправдание ареста Доктора. Доктор — пацифист. Он верит в продвижение политических взглядов путем просвещения людей, а не их уничтожения.

Мы с Ахмедом сидим в тени дерева у моего дома и видим, как к дверям Зари подъезжает армейский джип. Из машины выходят двое мужчин, и я узнаю агента с рацией. Я цепенею, а они входят без стука. Через несколько минут мы слышим пронзительный крик Зари. Мы с Ахмедом бежим туда. Проталкиваемся в комнату, а они уже выходят. Человек с рацией смотрит на меня и подмигивает. Клянусь именем Бога, убью когда-нибудь сукина сына.

Зари сидит на полу, Фахимех заботливо склоняется над ней. На лице Зари застыло отчаяние и недоверие. Я подбегаю к ней.

— В чем дело? Что происходит?

Она поворачивается ко мне, и от горестного выражения ее глаз меня пробирает холодный озноб. Ахмед бросается к матери Зари, лежащей в обмороке. Я слышу, как джип выезжает из переулка, и вскоре в дом вбегают соседи. Старшие занимаются Зари и ее матерью.

— Их хотят заставить расплатиться за пулю, — мрачно произносит Фахимех.

— Какую пулю? — холодея, спрашиваю я.

— Пулю Доктора. Только так они смогут получить его тело.

— Это я убил тебя, Доктор?

— Ты хотел меня убить?

— Нет.

— Тогда почему ты беспокоишься?

— Люди могут подумать, что я хотел.

— Почему?

— Ну, ты любил кого-нибудь, кого нельзя было любить?

— Да, — говорит Доктор.

— Правда? А Зари знала?

— Все было не так.

— В каком смысле?

— Просто все было не так.

— Тогда расскажи мне, пожалуйста, как это было. Мне действительно нужно знать. Ты убил бы ради нее?

— Возможно.

— Отдал бы за нее жизнь?

— О, конечно.

— О господи. Так ты был влюблен, Доктор. Что же случилось?

— Меня убили.

— Прости, но я не понимаю.

— Я влюбился в идеи, мечты, видения. Я влюбился в мыслителей, которыми не должен был восхищаться, которых не должен был даже знать.

— Запретные идеи?

— Запретная любовь, запретные идеи — не все ли равно?

— Ну, запретные идеи у тебя в голове, запретная любовь — в сердце.

— Позволь кое-что тебе сказать. В сердце ничего нет. Все у тебя в голове. Любовь, ненависть, мысли, чувства — все это в голове. Сердце — всего лишь орган, перекачивающий кровь к разным частям тела. Может быть, довольно урока по биологии? Скажи, почему люди могут подумать, что это ты меня убил?

— Потому что я люблю…

Я просыпаюсь дрожащий, в холодном поту. Сажусь в кровати и оглядываюсь по сторонам. Я настойчиво пытаюсь вспомнить, что мне снилось, однако рассудок сопротивляется. Кажется, я порывался сказать Доктору, что люблю Зари. Надеюсь, не сказал. Никто не должен об этом знать, даже Ахмед. Нельзя рассказывать о запретной любви даже лучшему другу.

У отца Доктора случается сердечный приступ в тот же день, как он узнает о смерти сына. Большинство знакомых считают, что он не оправится. Мать Доктора не в состоянии заниматься похоронами. Поскольку никто из ближайших родственников Доктора не может забрать его тело, в дом Зари переданы инструкции по поводу встречи с агентами на кладбище. Инструкции разрешают присутствовать там только Зари и ее родителям и одному или двум друзьям. В извещении указано, что Доктор был «ликвидирован» примерно в конце шаривара, то есть в середине сентября.

Мы с Ахмедом узнаем от Фахимех, что Зари хочет, чтобы мы сопровождали ее на похороны Доктора, поскольку мы были его самыми близкими друзьями. Фахимех говорит, что Зари — очень чуткая девушка, она отказалась написать своей кузине и лучшей подруге, Переодетому Ангелу, и попросить ее приехать в Тегеран. Сорайя сумела бы хорошо поддержать Зари, но ее родители больны, и Зари не хочет отвлекать ее другими проблемами.

— Представляешь, до чего она самоотверженна? — говорит Фахимех, вытирая слезы.

Мы принимаем предложение, но понимаем, что нужно скрыть наш план от родителей. Я знаю, мой отец будет беспокоиться, что агентство обратит на меня внимание. К счастью, мои родители навещают родственников на севере страны и не знают, что происходит.