«Информбюро не сомневается, что в недрах компартии Югославии имеется достаточно здоровых элементов, верных марксизму-ленинизму, верных интернационалистическим традициям югославской компартии, верных единому социалистическому фронту, — указывалось в резолюции. — Задача этих здоровых сил КПЮ состоит в том, чтобы заставить своих нынешних руководителей открыто и честно признать свои ошибки и исправить их, порвать с национализмом, вернуться к интернационализму и всемерно укреплять единый социалистический фронт против империализма, или, если нынешние руководители КПЮ окажутся неспособными на это — сменить их и выдвинуть новое интернационалистическое руководство КПЮ. Информбюро не сомневается, что компартия Югославии сумеет выполнить эту почетную задачу» [356]. В Советском Союзе резолюция была опубликована 29 июня — в газете «Правда» она заняла всю вторую полосу.
Радиостанции Бухареста, Праги и Софии начали передавать содержание резолюции около трех часов ночи 29 июня, и рано утром Тито уже знал его. Прочитав ее текст, он несколько часов ходил взад и вперед по своей комнате.
Тем же утром Тито созвал пленум ЦК КПЮ. На нем был принят первый ответ югославов на резолюцию. Его проект написал Джилас, который утверждал, что набросал его ночью. На пленуме его выслушали с торжественным вниманием, а Тито сказал: «Очень хорошо! По-моему, это может стать основой для нашего ответа!»
Начальник охраны Тито генерал Жежель вспоминал, что в одной из резиденций маршала установили по тем временам настоящее чудо техники — факсимильный аппарат. Одним из первых факсов был полный текст резолюции Информбюро. Тито стоял перед факсом и внимательно читал выползающую из него бумажную полосу, которая достигала примерно трех метров в длину. Он долго читал резолюцию, а потом со всей силы грохнул кулаком по столу. «Нет, Сталин… твою мать, никогда не будет так, как ты хочешь!» — крикнул он. Как утверждает Жежель, эта сцена привела его в полнейшее изумление: он впервые слышал, как Тито ругается нецензурными словами [357].
Население Югославии узнало о резолюции вечером 30 июня. Посол Лаврентьев сообщал в Москву, что в 20 часов «все радиостанции передали заявление пленума ЦК КПЮ от 29 июня по поводу резолюции Информбюро о положении в югославской компартии. В заявлении полностью отвергается резолюция Информбюро и оправдывается линия, занимаемая ЦК КПЮ.
Кроме того, в заявлении были переданы следующие документы: 1. Письмо ЦК КПЮ Информбюро о причинах отказа ЦК КПЮ участвовать в совещании Информбюро. 2. Обращение ЦК КПЮ ко всем членам партии, излагающее решение политбюро ЦК об исключении из партии Хебранга и Жуйовича. 3. Заключение партийной комиссии по делу Хебранга и Жуйовича. 4. Решение политбюро ЦК КПЮ от 19 апреля 1948 года по письму Хебранга» [358].
В заявлении ЦК КПЮ говорилось, что резолюция основана на «неточных и необоснованных утверждениях…». Отвергнув все выдвинутые обвинения, ЦК КПЮ подчеркнул, что «в результате партии, рабочему классу, трудящимся, народам Югославии нанесена величайшая историческая несправедливость» [359]. 30 июня резолюцию напечатала газета «Борба», выходившая тогда тиражом 500 тысяч экземпляров. А рядом был напечатан ответ ЦК КПЮ. Таким образом, югославские граждане получили возможность сравнить аргументы и позиции сразу двух сторон. Для «советских товарищей» это выглядело просто невероятным. В Москве были уверены, что Тито и его окружение постараются всеми способами скрыть полный текст обвинений в свой адрес.
Обвинения, выдвинутые недавними друзьями и товарищами, были ударом не только для Тито. Для большинства югославов это был настоящий шок. Отмечались случаи, когда люди, читая опубликованную резолюцию, заливались слезами прямо на улицах.
Среди югославов в первые дни конфликта ходили слухи, что настоящими его виновниками являются Молотов, Жданов и Маленков и что они обманывают Сталина. Другие говорили, что советское руководство стало жертвой происков и обмана со стороны врагов и разведок капиталистических стран. Эти иллюзии были настолько сильными, что с различных собраний и митингов по адресу «Москва, Кремль, Сталину» посылали телеграммы и письма, в которых хотели рассказать «вождю» всю правду.
Один из митингов в Белграде принял, например, такое обращение к Сталину: «Наш дорогой товарищ И. В. Сталин! С нашего большого митинга Народного фронта Пятого района шлем тебе теплые приветствия и через тебя всему Советскому Союзу. Товарищ Сталин, мы в тебя глубоко верим, верим, что ты сделаешь все, чтобы снять с нас несправедливые обвинения, которые брошены всей нашей стране, нашей партии, нашему Центральному Комитету.
Наша любовь к тебе, ко всему Советскому Союзу, ко всему, что вы сделали для всего человечества, — безгранична. Вместе с тем мы уверены, что ты сделаешь все, чтобы в скором времени истина восторжествовала. Да здравствует нерушимое братство Советского Союза и ФНРЮ! Да здравствует наш учитель любви к Советскому Союзу тов. Тито! Да здравствует наш великий друг И. В. Сталин!» [360]
Не раз на митингах говорилось, что югославы «не верят» прозвучавшим из Москвы обвинениям, так как все они воспитаны «в духе безграничной любви к Советскому Союзу и славной ВКП(б)» [361]. А строители Нового Белграда, осудив на своем собрании резолюцию Информбюро, отправились на работу с песней: «А как будет он (Новый Белград. — Е. М.)готов, к нам приедет Сталин, приедет Молотов!»
В мире мало кто верил, что Тито сможет удержаться у власти. На Западе даже называли точную дату его свержения — 21 июля 1948 года. В этот день в Белграде должен был открыться V съезд КПЮ.
Съезд КПЮ проходил на одной из окраин Белграда — Топчидере, в Доме гвардии. В самом городе тогда еще не было зала, который мог бы вместить более двух тысяч делегатов, избранных от 468 175 членов КПЮ и 55 тысяч кандидатов. Работу съезда в прямом эфире передавали югославские радиостанции. Всю неделю, пока шел съезд, страна сидела у радиоприемников.
Тито выступил на съезде с докладом, который продолжался почти восемь часов. Он производил двойственное впечатление. «Сейчас нас со всех сторон пытаются учить азбуке марксизма-ленинизма, — говорил Тито, — однако эти учителя ломятся в открытую дверь и, приводя цитаты из Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина, не обращают внимания на то, что мы эти цитаты уже применили и применяем на практике (Бурные аплодисменты.)».Тито выразил надежду, что ВКП(б) пришлет своих представителей и те на месте убедятся в искренности намерений югославских коммунистов. Он еще раз повторил, что Сталина ввели в заблуждение.
Конец его выступления потонул в овациях и криках «Да здравствует товарищ Тито!», «Да здравствует КПЮ!», а также «Сталин — Тито!» и «Да здравствует вождь прогрессивного человечества товарищ Сталин!». Преодолевая шум, Тито завершил свой доклад словами: «Да здравствует Советский Союз, руководящая сила в борьбе за победу мира, демократии и социализма во всем мире, во главе с вождем и учителем прогрессивного человечества товарищем Сталиным!» И снова в зале несколько минут продолжались бурные овации. Как фиксирует стенограмма съезда, «все присутствующие встают и долгое время скандируют „Сталин — Тито!“» [362].
В зале почти не было иностранных гостей, хотя приглашения на съезд были посланы многим компартиям, в том числе и ВКП(б). Однако в Москве его отклонили, а другие коммунисты не осмелились поступить иначе. Но на съезде работали советские журналисты — корреспондент ТАСС Латышев и корреспондент «Правды» Борзенко. Латышев направил в Москву подробное изложение доклада Тито. Он всю ночь диктовал по телефону, а под утро его разбудил Сергей Борзенко. Пока они добирались на трамвае до Топчидера, Борзенко сказал: «Ночью звонил редактор и предупредил, что „Правда“ уже выступила по съезду. Но я-то ничего не писал. Что же теперь будет?» В перерыве заседания съезда к Борзенко подошел Джилас и с негодующим видом протянул советскому журналисту сообщение ТАНЮГ. «Если вы герой, пойдите и скажите сами этим людям в глаза, что вы о них написали», — сказал он, показав в сторону зала заседаний. Заметка в «Правде» называлась «Под защитой танков и пушек», в ней говорилось, что съезд проходит в «изоляции от собственного народа», а место его проведения «окружено танками и пушками».
