В марте — уже в своем новом качестве — Тито отправился в первые зарубежные визиты в Польшу и Чехословакию. Когда он вернулся, его ждала приятная для него новость: наконец-то силы безопасности сумели схватить генерала Михайловича.
Михайлович с небольшой группой соратников скрывался в Восточной Боснии. В сентябре 1945 года он вернулся в Сербию. ОЗНА сумел взять в плен и перевербовать одного из близких к нему офицеров. Затем его вместе с группой сотрудников ОЗНА под видом четников направили к Михайловичу, чтобы выманить того из убежища и убедить перебраться на новое место. Михайлович согласился и во время перехода был арестован [259]. По некоторым данным, операция против Михайловича была разработана по советским рецептам, которые применялись для ликвидации националистического подполья в Западной Украине, и с участием советских советников [260].
Михайловича стали готовить к открытому судебному процессу. Главное обвинение против него состояло в сотрудничестве четников с оккупантами. Во время следствия с ним обращались вполне корректно и содержали в неплохих условиях. Чтобы избежать упреков в национальных предрассудках, в состав суда включили только сербов.
Суд над Михайловичем начался 10 июня в Доме гвардии, в белградском пригороде Топчидер. Этот суд не был похож на знаменитые московские процессы 1930-х годов. По духу и стилю он больше походил на революционные трибуналы, которые судили английского короля Карла I или французского монарха Людовика XVI [261].
Михайлович давал откровенные показания, так как считал, что скрывать ему нечего и совесть его чиста. Он не признал себя виновным в измене. Его выступление с последним словом продолжалось почти четыре часа. В нем он цитировал слова знаменитого черногорского правителя и поэта Петра II Негоша о «мировом вихре». «Я оказался в водовороте событий и идей, — сказал Михайлович, — но все-таки остался всего лишь солдатом. Я убежден, что шел правильным путем… Судьба была по отношению ко мне немилосердной, когда вдруг бросила меня в этот мировой вихрь… Я во многое верил, многое хотел сделать и многое начал, но этот мировой ураган в итоге уничтожил и меня самого, и мое дело» [262].
Суд отказался принять к сведению показания членов американской миссии при штабе Михайловича, а также пилотов союзной авиации, сбитых над территорией Югославии и спасенных четниками (было спасено около пятисот человек). Из 47 пунктов обвинения Михайлович был признан виновным по восьми. Главное из них состояло в том, что он и «так называемые „четники Дражи Михайловича“ и „Королевская армия в Отечестве“ имели своей целью с помощью вооруженной борьбы и террора в сотрудничестве с оккупантами поддержать оккупацию и подавить вооруженное восстание и освободительную борьбу сербского и других народов Югославии».
15 июля он и еще восемь его сподвижников были приговорены к расстрелу. Адвокаты уговорили Михайловича направить Тито прошение о помиловании. Тито сначала колебался, но потом, не без влияния Джиласа и Ранковича, отказался удовлетворить его. Уже 17 июля Михайлович был расстрелян. Где он похоронен — неизвестно.
Суд и казнь Михайловича вызвали волну резкой критики в адрес Тито на Западе. Особенно негодовали американцы. Летом 1946 года их отношения с Белградом были хуже некуда. Американские военные самолеты часто нарушали югославское воздушное пространство. В августе югославы сбили два американских военных самолета, погибли пять американских летчиков. В США началась невиданная по своим размерам антиюгославская кампания. Американские власти заявили Тито протест, посольство США в Белграде предупредило о возможности «ответа» с моря и воздуха, газеты призывали сбросить на Югославию атомную бомбу, а во время похорон американских летчиков один из офицеров громко прокричал: «Тито — хайль Гитлер!» [263]В это время Кардель встретился с Молотовым на международной конференции в Париже. Молотов, поздравив его с успехом, посоветовал все же третьего самолета не сбивать [264].
Тито послушался этого совета. А когда американцы пригрозили вынести этот инцидент на обсуждение Совета Безопасности ООН, он принес извинения и согласился заплатить 150 тысяч долларов американскому правительству и семьям погибших летчиков.
Еще одной проблемой для Тито были отношения с Римско-католической церковью в Хорватии. Сразу же после окончания войны он попытался навести мосты между новой властью и католиками. 2 июня 1945 года Тито встретился с представителями католического духовенства и удивил их, заявив, что он тоже католик [265]. Джилас и Агитпроп, который он возглавлял, были в недоумении. На всякий случай в газетах вместо слов «я, как католик» было напечатано «я, как хорват».
На встрече с Тито не было загребского архиепископа Алоизия Степинаца. Он в это время уже две недели сидел в тюрьме. Потом его выпустили, и они с Тито разговаривали по телефону. «Это был мужской разговор», — вспоминал впоследствии Степинац. Степинац публично критиковал власть за то, что она конфисковала имущество католических священников, а некоторых арестовала. Удивительно, но Степинац умудрился даже напечатать несколько статей, в которых защищал католическую церковь НГХ. Преступления против сербов и представителей других национальностей Степинац называл «ошибками людей, которые вели себя так, как будто не существует никакой церковной власти».
Эти статьи настолько возмутили Тито, что он вступил с архиепископом в открытую полемику. 25 октября было опубликовано его открытое письмо Степинацу. «Епископы изображают из себя героев и заявляют, что будут бороться даже в том случае, если под угрозой окажутся их жизни, — писал Тито. — …Но почему же епископы не выпустили подобное „пастырское послание“ и не потребовали, чтобы его читали во всех церквях во время Павелича и немцев? Послание против страшного истребления сербов в Хорватии, в котором были уничтожены сотни тысяч женщин, детей и мужчин?.. Если они сейчас говорят, что готовы пожертвовать собой, то тогда они хранили молчание не из-за боязни усташей, а потому, что были согласны с ними».
Даже его недруги понимали, что маршал во многом прав. К тому же Степинац пока еще мало походил на жертву его режима. Он оставался на свободе, хотя находился под плотным наблюдением ОЗНА.
Однажды во время поездки Тито по Далмации местные жители рассказали ему, что священники пугают народ разными карами, если они будут поддерживать новую власть. «Пусть они остаются в церкви — им там и место», — ответил Тито. «Но они явно не любят эту власть», — заметил кто-то. «Когда-то реакционные священники говорили, что всякая власть — от Бога, — сказал Тито. — Сегодня они говорят, что наша власть — не от Бога. И что нам делать? Сложить руки и ждать, пока они одобрят эту власть?» [266]
Несколько лет спустя Тито объяснял американскому журналисту Джорджу Селдсу, почему они не сразу арестовали архиепископа. «Я попросил его уехать из страны, например в Рим, — говорил Тито, — но он отказался. Я призвал вмешаться папу, но ответа из Ватикана так и не получил… И лишь тогда власти арестовали Степинаца» [267].
Степинац был арестован 30 сентября 1946 года. Его обвинили в измене родине, сотрудничестве с врагом, насильственном обращении сербов в католичество. Вместе с архиепископом перед Верховным судом Хорватии вскоре предстало еще 15 человек, в том числе такие одиозные командиры усташей, как Эрих Лисак и Иван Шалич. Степинаца защищал тот самый загребский адвокат Здравко Политиа, который когда-то был адвокатом Тито на так называемом «процессе бомбометателей» в 1928 году.
