Если с преподавателями и философами все более или менее понятно, то о «праксисовцах» стоит сказать несколько слов. Группой «Праксис» называли сообщество югославских неортодоксальных марксистов, которые издавали одноименный журнал. На его страницах кипели ожесточенные философско-политические дебаты.
В течение нескольких последующих лет члены «Праксиса» были уволены с философского факультета Белградского университета по новому закону о «моральной и политической лояльности». Уволены были и другие преподаватели, поддержавшие студентов, а студенческие лидеры исключены из учебных заведений и лишены права выезда за границу. Участие в «белградском июне» стало для многих из них «черной меткой» на долгие годы, которая закрывала дорогу к карьере и хорошей работе. Некоторые потом были арестованы якобы за создание «враждебной организации с целью свержения конституционного строя» [684].
Июнь 1968 года стал в Югославии последней серьезной попыткой выдвинуть социалистическую альтернативу как советскому, так и титовскому социализму. В то время, когда в самой Югославии к «титоизму» все больше росло скептическое отношение, в мире к нему по-прежнему проявляли интерес.
…В мае 1968 года корреспондент «Нью-Йорк таймс» Сайрус Лео Сульцбергер спросил Тито: «Является ли то, что происходит сейчас в Чехословакии, последствием „титоизма“?» — «Речь идет не о титоизме, как Вы говорите, а о демократизации в этой стране», — ответил Тито [685].
Генеральным секретарем КП Чехословакии в январе 1968 года стал Александр Дубчек. С именем Дубчека связывают и знаменитую теперь Пражскую весну. В Чехословакии также обсуждали теперь плюсы и минусы самоуправления, изменения роли партии при социализме, расширения прав республик в составе федерации, было заявлено о стремлении обеспечить свободу слова, собраний и передвижений, установить строгий контроль над деятельностью органов безопасности. Предлагалось рассмотреть и югославский опыт в плане международной деятельности — как независимой (читай — от Москвы) социалистической страны.
В целом программа строительства чехословацкого «социализма с человеческим лицом» встретила вполне благосклонное отношение Тито. В апреле 1968 года он, как уже говорилось, встретился с Брежневым. Об этом разговоре он рассказал на X пленуме ЦК СКЮ в августе 1968 года. «Товарищ Брежнев довольно нервно говорил о событиях в Чехословакии. Что ее руководство ни на что не способно. Что оно выпустило все из своих рук. Что там буйствуют различные реакционные и вражеские элементы, которые оскорбляют Советский Союз. И все это, вероятно, предлог для подготовки интервенции западногерманских войск…
Я лаконично ответил: „Слушайте, у чехов — крепкая коммунистическая партия, у них — армия, которая входит в Варшавский пакт и которая вооружена самым современным оружием, она может защитить свои границы. Что касается внутренних элементов, то у чешского рабочего класса тоже крепкие традиции, я это хорошо знаю. Он с этой проблемой справится“. (На этом месте, изображая реакцию и ответ Брежнева, Тито хлопнул ладонью по столу. — Е. М.)— „Как это справятся? Кто справится? Не могут они там справиться!“ Потом мы (югославы. — Е. М.)услышали еще одну тираду, и он (Брежнев. — Е. М.)сказал: „Уж поскольку до этого дошло, то и у вас может случиться то же самое. К вам глубоко проник капитализм, и вы его законодательно узаконили. Капитализм, иностранный капитал. У вас там разные элементы… Долгов на Западе много, около ста миллионов долларов. Безработица большая, вы посылаете рабочих за границу — там их несколько сотен тысяч, в Германии, других странах и так далее“. То есть он перечислил те проблемы, которые действительно существуют… Я согласился, что Чехословакии надо помочь, но мы против любого военного решения проблемы. Они были довольны, когда я сказал, что мы ей поможем, хотя не сказал, как именно. Но и они не сказали, как надо помочь» [686].
29 июля 1968 года советская и чехословацкая делегации во главе с Брежневым и Дубчеком встретились на пограничной станции Чиерна-над-Тиссой. Переговоры продолжались пять дней. Потом они продолжились в Братиславе с участием лидеров других социалистических стран.
Брежнев просил Тито повлиять на чехов: он считал, что Прага во многом оказалась под влиянием Белграда. 9 августа Тито приехал в Прагу. Там его встретили овациями. «Бациллы „титоизма“ распространяются по Восточному блоку», — заметил один из британских журналистов, следивший за визитом Тито.
Тито предупредил Дубчека, что в Москве недовольны, и посоветовал принять непопулярные меры против «выступлений контрреволюции». Дубчек ответил, что ситуация не настолько драматична, как это представляют в Советском Союзе.
Войска стран Варшавского договора начали входить в Чехословакию в ночь на 21 августа. Дубчек и другие руководители страны были интернированы и вывезены сначала на Украину, а потом в Москву.
Уже вечером 21 августа Тито созвал заседание Президиума ЦК СКЮ и резко осудил интервенцию в Чехословакию. Югославское телевидение передало обращение Тито к стране, в котором он сравнил происходящие события со сталинским давлением на Югославию в 1948 году. Он предупредил, что, возможно, и ей грозит опасность со стороны советского вторжения, и заявил, что «мы сумеем защитить и отстоять независимость Югославии всеми имеющимися средствами» [687].
На площади Маркса и Энгельса в Белграде собралось более ста тысяч человек. Перед участниками митинга выступил второй человек в партии — секретарь Исполкома ЦК Миялко Тодорович, осудивший вторжение в Чехословакию. Митингующие держали лозунги «Руки прочь от Чехословакии!», «Танки в Чехословакии — атака на социализм!» и плакаты с портретами Сталина — под ними были подписи «Он бы это сделал!» — и портретами Ленина с подписями «Он бы так не сделал!». Демонстрации и митинги против вторжения в Чехословакию прошли по всей стране.
Из социалистических стран интервенцию осудили Китай, Албания и Румыния. Еще до вторжения в Москве подозревали Югославию, Румынию и Чехословакию в желании создать какой-то новый блок.
Румынский руководитель Николае Чаушеску был близок к панике. Он считал, что советские войска теперь вторгнутся в Румынию. 24 августа Чаушеску встретился с Тито в сербском городке Вршац и сказал, что вторжение в Румынию может произойти через югославскую территорию, уговаривал Тито заключить соглашение о совместной обороне. Однако Тито на это ответил: «Мы будем защищаться, если на нас нападут».
Чаушеску спросил: можно ли тяжелое вооружение румынской армии перебросить в Югославию в случае поражения Румынии? Тито ответил: «Мы поступим в соответствии с международными законами». Другими словами — перебросить-то вы его можете, но стрелять с нашей территории по советским войскам мы вам не позволим. Вообще-то Тито терпеть не мог Чаушеску, и только политическая целесообразность заставляла его сближаться с Румынией.
В 1968 году для Тито было важно понять, что Румыния не пропустит советские войска через свою территорию. Самой опасной представлялась граница с Венгрией, где стояли части Советской армии, которые за считаные часы могли дойти до Белграда и Загреба. «Будущее страны и социализма — под угрозой!» — под этим девизом проходила вся жизнь в Югославии в конце лета 1968 года.
Тито 23 августа собрал X Пленум ЦК СКЮ. Речь шла о том, что вторжение в Чехословакию — это компрометация социализма, торжество грубой силы над международным правом, что в СССР усиливаются неосталинистские тенденции, а социализм служит лишь фасадом для «прикрытия его великодержавных интересов». Писатель Оскар Давичо рассказал о случае, когда один из советских солдат совершил самоубийство. «Этот солдат серьезно воспринял свою интернационалистическую ленинскую присягу, — сказал он, — но чехословацкий народ, который рисует на танках агрессора свастику, по-своему и правильно понял то, что произошло».
