Мама вошла и за ней… дядя Тиша — кабачковая голова. Мама подошла к зеркалу и стала снимать шляпу. Дядя Тиша стал за ее спиной и начал во все глаза смотреть на маму, будто он видит ее в первый Раз в жизни,

— Вы прекрасно выглядите, — сказал он.

— Вы так думаете?;— спросила мама.

— Так думает весь город, — ответил дядя.

— Это из старого анекдота, — сказала мама.

— Нет, я серьезно, — ответил дядя.

— Бросьте, — сказала мама. — Скоро я буду бабкой. Старенькой бабушкой.

— Знаем мы этих бабушек, — ответил дядя. — «Побольше бы таких бабушек», — говорили, расходясь, трудящиеся.

— Вы невозможный человек, — сказала мама.

Теперь у нее был совсем другой голос, не тот голос, которым она разговаривала с папой. И у дяди Тиши был другой голос. У обоих были другие голоса.

— Неужели вы не видите, что я уже старуха? — спросила мама.

— Убейте, не вижу, — ответил дядя.

— А это что? — показала мама на голову. Коротышке дяде пришлось стать на цыпочки,

чтобы увидеть то, что показывала мама.

— Одна-единственная прядка, — сказал дядя. — Она вам к лицу.

— Я не нахожу, — ответила мама.

— А я нахожу, — опять заспорил дядя.

— Вы ко мне слишком хорошо относитесь, — улыбнулась мама.

— Дайте, я посчитаю, сколько у вас серебряных лучиков, — сказал вдруг дядя и снова стал на цыпочки.

— Ну еще чего!

— А почему нельзя?

— Это ни к чему.

— Ну дайте я посчитаю, — захныкал дядя,

— Я сказала: нельзя — и точка!

— Вы диктатор, — сказал дядя.

Мама посмотрела на дядю блестящими глазами. В горле у нее что-то забулькало, будто она полоскала его шалфеем. Она рассмеялась.

— Я рассержусь, — сказала мама. — Идемте лучше ужинать.

— Я не хочу ужинать, — ответил дядя.

_ Глупости, — сказала мама. — Есть надо три

раза в день. Я вас угощу угрем.

_ Не надо мне угря, — ответил дядя. — Я на диете.

— Ладно, — сказала мама, — отойдите от меня.

— Легко сказать — отойдите, — ответил дядя.

— Вы ненормальный, — сердито сказала мама. — Вы просто ненормальный!

В это время в передней кто-то отпер дверь. Потом раздался папин голос:

— Чемоданы поставь здесь!

— Недурно все получилось, — сказал дяди, который пришел с папой.

Мама хотела выйти в столовую, но дядя Тиша остановил ее рукой. Так они и остались стоять. На лбу у дяди Тиши выступили капельки, и одна из них покатилась вниз и повисла на самом кончике носа, но он даже не вытер ее.

Папа и чужой дядя вошли в столовую.

— Располагайся как дома, — сказал папа. — Сейчас мы отпразднуем нашу встречу.

— А женка твоя где? — спросил дядя.

— Она, наверно, пошла к тете Насте. Так что придется по-холостяцки. Ты водку пьешь?

— Это правда, что она расширяет сосуды?

— Правда, — ответил папа. — Только боюсь, что ее не хватит.

— Хватит, — сказал дядя.

Было слышно, как папа полез в шкаф и начал вынимать оттуда рюмки, вилки, тарелки.

— Закуска будет, понятно, без оформления, — сказал папа. — Сам понимаешь, старухи нет.

— Обойдемся и без оформления. Огурец найдется, и ладно.

Найдем что-нибудь и получше огурца. Папа вышел на кухню, вернулся и спросил:

— Будем разогревать или как?

— Сойдет и холодное.

— Прямо из кастрюли?

— Валяй из кастрюли.

— За кастрюлю меня бы старуха убила, — сказал папа, — Насчет сервировки у нас строго.

— А помнишь, какая сервировка была у нас в общежитии? — спросил дядя. — А форшмак в нашей столовой? Его подавали на бумажках!

— Хорошее было время, — сказал папа. — Мы были совсем другие,

— Это точно, — ответил дядя.

— Мы были какие-то чистые, — сказал папа. — На нас совсем было мало пятен и пятнышек.

— А теперь они проступили, как на старом костюме. Носишь, носишь костюм, и вдруг на нем проступают пятна. Даже не припомнишь, где и когда их посадил.

— Что и говорить, — сказал папа. — Дай мне мои двадцать лет и взамен получай всю эту обстановку и сервировку.

— Так не бывает, — сказал дядя.

— В том-то и дело! За нашу встречу! Трень-трень, — стукнулись рюмки. Папа и дядя

замолчали. Потом папа сказал:

— Что ни говори, а есть в ней что-то такое..

— Она антибиотик, — ответил дядя.

Я посмотрел на маму. Она стояла, прислонившись к двери. Глаза ее были закрыты. Она стояла так, будто у нее что-то болело внутри. Дядя Тиша больше не смеялся и не поднимался на цыпочки. Он тоже стоял у двери, и мне показалось, что коротышка дядя стал еще меньше, еще короче, может быть оттого, что втянул свои ручки в рукава пиджака, будто ему было холодно.

— А у тебя не будут «неприятности из-за того, что ты сегодня не выехал в командировку? — спросил дядя,

— Опоздаю ла день, подумаешь, важность! — ответил папа. — Потеряю на билете тридцатку,

.— Деньги — тлен, — сказал дядя. — Махнем еще по одной.

Опять послышалось трень-трень, и папа сказал, что соленый огурец самый лучший овощ на свете и горчичка тоже хороша.

— Ну, выкладывай, как ты живешь? — спросил

дядя.

— Как кум королю и сват министру.

— А если без шуток?

— Жалованье не ахти, но жить можно,

— А женка?

— Женка у меня хорошая, — сказал папа. — Тут-то, брат, я не ошибся.

— Красивая?

— Очень интересная.

— Моя тоже фигурная женщина, — вздохнул дядя. — Вот из-за этого у нас <не ладится.

— Нет, на этот счет я спокоен, — сказал папа.

— Тогда это большое счастье, — еще раз вздохнул дядя.

— Главное, что я спокоен, — сказал папа. — Других из-за этого в командировку не выгонишь. А я спокоен. Мы живем со своей старухой душа в душу. Просто замечательная у меня женка. И сын у меня парень что — надо. И дочь институт кончает. Но женка у меня замечательная.

— А ты сам на сторону не поглядываешь? — спросил дядя.

— Это исключается, — сказал папа. — Аусге-шлоссен! Я, может быть, не такой уж хороший человек, есть у меня разные пятнышки, могу, где надо, словчить, а тут нет. Тут исключается. Тут у меня чисто. Стерильно! Это потому, что женка у меня замечательная. Выпьем за ее здоровье!

— Пусть она живет тысячу лет! — сказал дядя. Я посмотрел на маму. "' Вид у нее был такой,

будто она упала лицом вниз в крапиву. На лице у нее были красные пятна. Дядя Тиша тоже стоял красный, словно ему в лицо плеснули горячую воду.

Опять тренькнули рюмки. Я уже устал стоять в своем углу. Папа и дядя все говорили. Они никак не могли наговориться. Папа не слыхал, что Сенька стал профессором, а дядя не знал, что Петра Ивановича реабилитировали. Папа свистнул, когда дядя сказал, что Савка уже консул, зато дядя заохал, когда узнал, что Лешку проработали. Потом они начали перебивать друг друга: а Гошку повысили, а Яшку перебросили, а Танька растет, а Данила далеко не пойдет, а Мйшка свое возьмет, а Сема уже не подымется, а Митя держится за свою жену, а Пашка за свой «ЗИЛ».

Потом они немного помолчали, и папа сказал:

— А водки все же не хватило! Придется сбегать за подкреплением!

— Я с тобой! — сказал дядя.

Они вышли из комнаты. В передней хлопнула дверь. Тут мама очнулась.

— Слава богу, — сказал дядя Тиша.

— Слава богу, с Лава богу, — передразнила мама. — Нужны мне были ваши ухаживания! Ах, эта прядка! Эх, эти лучики! Идиот! Сексуальный тип!

Дядя Тиша не ответил маме. Он выбежал из комнаты. Он побежал, высоко поднимая коротенькие свои ножки, как бегун на гаревой дорожке. Мама вышла за ним. Я выбрался из-за шкафа. Я начал думать, что мне теперь делать, но так ничего и не придумал. Пока я думал, вернулся папа с дядей. Они опять сели за стол. Я залез на кровать.

— Между прочим, — сказал папа, — куда девался мой сын? Неужели он уже спит?

Когда папа вошел в ком<нату, я закрыл глаза.

— Что с тобой, сыночек? — тихо спросил папа. — Ты не заболел? Почему ты спишь одетый?

Я ничего не ответил/Раздался звонок. Это вернулась мама. Папа рассказал ей про мой сон. Мама испуганно посмотрела на меня. Я молчал. Молчала и мама. А вечером, когда я лежалГ в своей кровати, она подсела ко мне и тихо спросила: