Добросовестный продавец принял на себя упрек.

— У нас еще осталось несколько пончиков, — поспешил предложить он, указывая на витрину.

— Нет уж, спасибо.

Мужчина раскрыл бумажник, и продавец заметил лежащее в нем удостоверение с фотографией и рельефными буквами WSBC-TV, что указывало на работника местной телекомпании.

— Вы из новостей? — полюбопытствовал продавец.

— Да, я Тони Уитком. — Мрачное лицо покупателя заметно посветлело.

— Рассказываете об урагане?

— Да, точно так. Наши сообщения касаются урагана, а также пропавшего малыша Бейлера.

— Что еще за пропавший малыш?

— Это пятилетний мальчик, что живет в нескольких кварталах отсюда. С прошлого вечера о нем нет никаких известий.

— Надо же, а я ничего не знал. Вот это беда, — продавец занялся следующим покупателем.

Время подумать у него появилось только потом, когда он запер двери магазина. Подумалось о странном типе, что заходил накануне вечером. Он еще вырвал страницу из телефонной книги, думая, что его никто не видит. А потом спросил, как проехать на улицу Калле де Перу.

Продавец подошел к стойке, где лежал справочник, и пролистал до буквы «Б». В книге не хватало страницы с фамилией Бейлер.

Прибывавшие в эвакуационный центр островитяне располагались на выделенной им площади. Все полы в школьной столовой, спортзале, классах и коридорах были заняты спальными мешками, воздушными матрасами и детскими кроватками.

— Думаю, если сегодня сильно припечет, нам надо ехать сюда, — задумчиво проговорил Лерой. — Может быть, стоит занять места?

— Занимай, если хочешь, — равнодушно откликнулась Касси.

Ей было не до сна. Ее ждала работа. Феликс будет снимать, а ей надо взять интервью у эвакуированных, а затем написать текст для программы новостей «Вести для Америки». Для утреннего выпуска несомненно потребуется материал. Возможность отдохнуть могла представиться только Лерою. Чтобы собрать весь необходимый материал, много времени не потребовалось. Феликс снял несколько общих планов эвакуированных, а Касси записала несколько интервью. Уже на выходе из здания подал голос пейджер Касси. Крошечный экран сообщал, что она должна позвонить в Нью-Йорк Елене Грегори.

Стараясь унять в пальцах дрожь, Касси набрала нужные цифры на мобильном телефоне. Она предположила какие-то подвижки с судебным иском. Возможно, удалось наконец достичь соглашения.

— Касси Шеридан отвечает на вызов Елены.

— Подождите минутку, пожалуйста.

Елена ответила почти сразу:

— Как у вас там дела, Касси? Не заливает?

«Хватит болтовни, Елена, ближе к делу, — мысленно торопила ее Касси. — Мы обе знаем, что директора компаний не звонят, чтобы справиться о погоде».

— Пока дела у нас идут неплохо, но скоро, по всей вероятности, придется туго.

— Я знаю, что вы не теряете времени даром.

— Спасибо, Елена.

— Мм, Касси, я хочу сказать тебе кое-что, прежде чем ты услышишь это от кого-либо другого.

— Есть новости насчет иска?

— Нет, с этим вопросом пока ничего нового.

Мысли стремительно понеслись у нее в голове. Если ее ждал не кошмар судебных разбирательств, то что же тогда?

— Что вы хотели мне сказать, Елена? — сдерживая волнение, спросила Касси.

— Касси, мне очень жаль. Я на самом деле искренне сожалею. Но мы сочли необходимым официально назначить Валерию Делейн специальным корреспондентом рубрики «Закон и порядок». Она хорошо справлялась с работой и это назначение заслужила.

Касси изо всех сил старалась держать себя в руках.

— Но вы же говорили мне, что подождете с решением, и когда закончится дело с иском, я смогу вернуться в Вашингтон.

— Сожалею, Касси.

— При чем здесь сожаление, Елена. Это же моя должность. Так поступать несправедливо. — Довод насчет справедливости даже для нее самой прозвучал по-детски неубедительно. Речь о справедливости больше не шла.

Ему впервые приходилось видеть ребенка, который бы с такой охотой отнесся к лечению.

— Я лягу набок, а ты должен приложить массажер к моей груди.

По мере того как прибор работал, ребенок откашливал мокроту в одну салфетку за другой.

— Кто дал тебе мое лекарство? Его принесла мама?

— Нет. Мне передал его твой брат.

— Винсент? Его принес Винсент?

— Да, Винсент.

— А где он? Я хочу его увидеть.

— Не беспокойся, ты его увидишь.

— Когда?

— Когда я скажу. А теперь помолчи.

Малыш заплакал.

— Я хочу к маме. — Усилившийся кашель сотрясал тщедушное тельце.

— Послушай, малыш, успокойся. Ты увидишь свою маму. Обещаю. Но пока тебе придется делать то, что я скажу.

Марк вытер опухшие от слез глаза.

— А зачем тебе вся эта пудра и помада? Это же все для женщин.

— Не только. Мужчины в кино и на телевидении тоже пользуются гримом.

— А ты с телевидения?

— Нет.

— Тогда зачем тебе грим?

Он ответил вопросом на вопрос:

— А ты когда-нибудь был в цирке?

— Да, мама меня водила. — Вспомнив о матери, Марк снова готов был расплакаться.

— Клоунов помнишь?

Марк утвердительно потряс головой.

— Ты что же думаешь, у них на самом деле такие лица? Конечно же нет. Это все грим.

— Так ты клоун?

— В душе, малыш. В душе.

Сколько он себя помнил, ему больше всего хотелось уверенности, что он хорош собой, мил и достоин любви. Но в доме, где он вырос, ни о чем подобном не приходилось и мечтать. В семье он не знал нежности. Ни о какой ласке, ни о поцелуе на ночь не могло быть и речи. Даже наказание обходилось без непосредственного прикосновения руки. Оружием наказания служил ремень, или линейка, или тыльная сторона щетки для волос, принадлежавшей матери.

Он наблюдал за мальчиком на диван-кровати. Дыхание малыша выровнялось, и кашлял он теперь реже.

— Тебе когда-либо доставалось, малыш?

— Как это? — озадаченно спросил Марк.

— Мать когда-нибудь тебя била?

— Нет, — ответил мальчик. — Но брату иногда от нее попадает, — добавил он, стараясь угодить своему похитителю.

— И чем же она его бьет?

— Рукой.

Чувства распирали его, рвались наружу. Он не мог сдерживаться. Ему необходима была отдушина для своих чувств.

— Поди сюда, малыш. Иди-ка сюда.

Марк поднялся с дивана и сел на стул у туалетного столика.

— Хочешь, я сделаю тебе маску, как у клоуна?

— Правда?

— Да.

Пока он размалевывал и пудрил маленькое нежное личико, ему вспомнился первый увиденный им клоун. Тот клоун в цирке, куда он упросил отца сводить его на день рождения, когда был немногим старше сидевшего перед ним малыша. Память продолжала хранить радостное возбуждение в предвкушении редкой прогулки с отцом. А еще он явственно помнил ужас, охвативший его, когда он во время представления намочил штаны и навсегда запомнил брезгливое выражение на лице отца и грозные слова, сказанные шепотом о грядущей дома каре.

А в это время клоун на арене продолжал свои трюки, и нарисованная улыбка выглядела насмешкой над его и без того полным унижением.

Будь они неладны, эти «Вести». Они ей уже осточертели. Она посвятила им большую часть своей трудовой жизни и жертвовала очень часто личными интересами. Касси в душе рассчитывала, что ее преданность компании окажется обоюдной. Если она соблюдала правила, отдавала себя работе, то и в компании поступят с ней по справедливости. Глупость — и больше ничего. Суть в том, что людьми не дорожат. Человек нужен, пока приносит пользу. Но если возникают сложности или подворачивается более перспективная замена, то о человеке, прежде таком нужном, тут же забывают.

Они могли упирать на то, что хорошо оплачивали работу и право формировать штат принадлежит им. Все это неоспоримая правда. Но Елена говорила, что они не собираются от нее отделываться. Компания «Вести» будет держаться за своего заслуженного корреспондента. Назначением Валерии Делейн на место Касси «Вести» давали понять, что им с Касси не по пути. Касси ненавидела себя за наивность. Или она просто принимала желаемое за действительное. Отправляясь безропотно в Майами, она надеялась, что все уладят без нее и позаботятся о ней. Какая непростительная ошибка с ее стороны. «Для такой умницы это было верхом глупости. Следовало бы знать, что о себе надо заботиться самой и не доверять это дело никому», — корила она себя.