Джентльмен ли Теодор Лернер? Вопрос господина фон Энгеля звучал не совсем так, но герцога устраивала сейчас именно такая формулировка. В Африке ему много раз доводилось встречаться с англичанами. В таких встречах всегда было много привлекательного, но и много такого, что вызывало тревожные мысли. Что делает этих людей такими уверенными в себе? Их никогда нельзя было упрекнуть в недостатке вежливости, но когда они, стоя перед герцогом руки в брюки, обращались к нему "сэр", то всегда чувствовалось, что под наружным лоском скрывается колоссальный запас потенциальной наглости. В Африке, даже попадая в немецкую колонию, они держались так, будто тут все им принадлежит. Африку и Азию они считали своими законными игровыми площадками. Можно подумать, что африканские культуры каменного и бронзового веков и окуклившиеся в своей изысканной утонченности до полной неподвижности азиатские культуры только и ждали того, дабы на их землю ступила нога англичанина, чтобы наконец-то попасть под управление английских голов и отдать свои богатства на разграбление английским рукам. Английские вещи домашнего обихода и английский распорядок, судя по всему, лучше всего приживались под натянутыми москитными сетками. Наливать виски надлежало смуглокожему бою, резиновую ванну следовало наполнять водой под крики обезьян и попугаев. Будь то перед соломенными хижинами зулусов или шикарами [33]Бихара [34]на фоне муссонного небосвода, поблизости всегда оказывался английский полковник или епископ-миссионер, пишущий с них этюд акварельными красками. У герцога имелся отличный альбомчик такого рода с рисунками капитана Артура Бошана; немало найдется англичан, которые, встретив на бумаге эту фамилию — Beauchamps, не сумеют ее правильно прочесть. И вот подобные господа с подобными непроизносимыми фамилиями претендуют на такое внимание к своим особам, что немецкому герцогу остается только удивленно развести руками!
И что это вообще за птица — джентльмен, о котором столько разговоров? Кто может считаться джентльменом? Вот, например, он сам, герцог, — джентльмен он или нет? Что за вопрос! Герцог — это герцог, и этим все сказано! Или нет? В этом самом джентльменстве, которому англичане придают такое большое значение, кроется какой-то подвох. Они сами ввели этот эталон, а весь мир его молча принял. Вместо того чтобы заняться вопросом, имеют ли планы господина Теодора Лернера относительно Медвежьего острова реальный шанс на осуществление, герцог Мекленбургский размышляет о том, джентльмен или не джентльмен господин Лернер!
Вопрос, конечно, возник не случайно. Та удаль, с которой Лернер явился на ничейную завьюженную землю и без лишних слов объявил ее своим владением, демонстрировала джентльменские качества; совершать такие поступки — это очень по-джентльменски. Герцогу никогда бы и во сне не пришло в голову заявить во всеуслышание на чужой земле, что отныне она принадлежит ему, а уж на бесхозной земле и тем более: как это можно — просто забрать себе что-то только потому, что это никому не принадлежит! Непостижимо!
Но именно так и поступают джентльмены. У джентльмена тысяча очень важных для него привычек: тут чай, и хаки, и крикет, и смешной акцент, — и все эти привычки джентльмен сохраняет повсюду, утверждая тем самым свое право господина вести себя по-хозяйски в любой точке земного шара. Возможно, и нет иного средства удерживать империю под своим сапогом. Такие господа, как герцог, существуют в единичных экземплярах. Их число нельзя умножить по желанию. Герцог есть герцог, и эта аксиома сродни определению Йеговы. Независимо от того, пользуется ли герцог рыбным ножом или питает к нему неодолимое отвращение (герцог им пользовался), носит ли он на вечерний выход коричневые ботинки (этого не допускал его камердинер Путц, состарившийся на службе у герцога), пьет ли он портвейн или пиво (то и другое он делал с одинаковым удовольствием), герцог всегда остается герцогом. Элегантные замашки ни на йоту не могли ничего ни убавить, ни прибавить к его герцогско-мекленбургской сути. Будь он хоть безбожником, хоть Синей Бородой, он все равно оставался бы герцогом. Да стань он хоть католиком!.. Хотя, когда герцог дошел до этого места, на него все же напало сомнение. Однако империя не могла обойтись парочкой таких динозавров, как герцог, ей нужны были тысячи, а может быть, сотни тысяч настоящих господ. Сословие господ должно было увеличиться за счет включения в себя среднего сословия вплоть до самой мелкой буржуазии, иначе невозможно было бы удерживать в железной узде всех этих сипаев [35]и аскеров [36], мамелюков [37], и зуавов [38], и шерпов [39].
И тут-то джентльмен пришелся как нельзя кстати! Человеку (безразлично какому, выхваченному наугад из безликой толпы) вдалбливали приблизительно шестьсот правил поведения, и в результате получался джентльмен. Джентльмена сажали на корабль и отправляли вместе с багажом, включающим в себя фортепиано, сачок для ловли бабочек, ломберный стол под зеленым сукном, в Океанию, и он там устраивал Англию. Толпы университетских выпускников, набравшихся достаточно знаний для того, чтобы ощутить невыносимость того скромного положения, которое они занимали в обществе, дружно садились на подобные корабли и еще гордились этим как особой заслугой. А долгие вечера они коротали потом за особой игрой, в которой проверялось, все ли присутствующие достаточно хорошо овладели упомянутыми шестьюстами правилами. Тот, кто ошибался, переставал быть джентльменом и вылетал из игры.
Для немцев этот мир был навеки закрыт, туда им не было доступа. Или все-таки был? Может быть, неиссякаемый поток производимых методом конвейерной штамповки инструментов власти под названием "джентльмен" доплеснулся уже до континентальной Европы? Может быть, господин Теодор Лернер и есть первый образчик немецкого джентльмена? Не слишком ли pushing [40]его поведение для джентльмена? У герцога невольно сорвалось с языка английское слово. Но взять, например, Шолто Дугласа: этот по части pushing любого заткнет за пояс, а между тем, говорят, настоящий джентльмен! В Кении мистер Дуглас разъезжал в паланкине. Есть, помнится, такая фотография. На Медвежьем острове, конечно, — какие уж там паланкины! Тамошние обитатели встречают гостей во фраке, да только фрак у них от рождения неснимаемый, потому что они — пингвины, о которых так занимательно рассказывал господин Лернер. Вот только охота на пингвинов — дело совершенно неджентльменское, и господин Лернер тоже ее осуждал. Бестолковых, неуклюже ковыляющих по суше жирных птиц грубые матросы убивали палками, в то время как сородичи несчастных беспомощно смотрели на происходящее. В пользу Медвежьего острова говорит и его географическое положение: хоть он и далеко, но все же не в тех краях, где немцы всегда чувствуют себя чужими, как это, по наблюдениям герцога, было, например, в Танганьике.
"По большому счету нам тут нечего делать", — нашептывал ему африканскими ночами внутренний голос. Другое дело — Север, тут еще викинги основывали колонии. Была же такая страна "Ultima Thule"! [41]Для жителей Средиземноморья она вообще-то начиналась там, где сейчас находится Мекленбург. А ведь неплохо, если рядом с тиграми, которые скалят клыки, у него под ногами появится еще и медвежья шкура! Сам герцог уже не отправится за Полярный круг, от холода у него теперь ноют кости. Но мистер Шолто Дуглас говорил о медвежьей шкуре так, словно она уже у него есть, а господин Теодор Лернер золотым автоматическим карандашиком сделал заметку насчет белого медведя в своей записной книжке из крокодиловой кожи. Зачем господин Энгель еще выдумывает какие-то вопросы? Это был просто любезный жест благовоспитанного человека!
