Ричи выехал за деревню, свернув на проселок, направил машину к одиноко стоящему, давно заброшенному поместью. Обогнув поросшее плющом здание, сквозь кирпичную кладку которого пробивалась трава, он остановился перед приземистым строением, в котором когда-то размещались гаражи. Возле последних металлических ворот, под небольшим навесом, облокотившись на замок, стоял, лениво покуривая, Маркус Кэнни. Ричи вышел из машины, подошел к нему.

— Опоздал. Что случилось?

— Да ничего не случилось, — ответил Ричи, пожимая плечами.

— Что поделывал?

— Отвали со своими вопросами! — отрезал Ричи. — Давай товар.

— Момент. — Кэнни отскочил в сторону, и ворота резко отворились. Из гаража выскочили четверо полицейских, навалились на Ричи, скрутили его. Он не успел ни удивиться, ни испугаться своего первого в жизни ареста.

От пугающего вида многочисленных трубочек, проводов и медицинской аппаратуры Шон едва не отпрянул. Он не знал, можно ли ему дотронуться до матери. Медленно протянув руку, он положил ее на лоб Анны. Ее состояние передалось ему, он вдруг осознал, что его мать находится на волоске от смерти, и задрожал всем телом. Сейчас она была еще жива, но увидит ли он ее живой после операции? Нередко они заканчиваются печально, об этом Шон не раз уже слышал. И тогда он понял, что медсестра позвала его сюда не случайно — она и врачи хотели, чтобы он попрощался с матерью.

Шон перестал плакать, смахнул остатки слез, тяжело вздохнул. Он многое хотел бы сказать матери, но сознавал, что никакие самые красивые слова не передадут то, что он сейчас чувствует. Да она и не услышит его. Он попробовал представить, что бы он сам желал услышать в последние минуты жизни, и ничего не смог придумать.

Он тихо пожал ее тонкие бледные пальцы, прошептал:

— Все будет хорошо, обещаю тебе. — Немного помолчав, добавил: — Вот увидишь, ты будешь счастлива.

Джо, мокрый, в грязной, перепачканной кровью одежде — Анны, Шона, своей, Ричи, — ворвался в больничные двери и побежал по коридору. Откуда-то сбоку вынырнул Фрэнк, торопливо заговорил:

— Дюку Роулинзу удалось бежать, но далеко он не уйдет. Его фотографии разосланы по всем участкам. Анну только что увезли на операцию, Шон сидит в комнате для посетителей… — Он вдруг замолчал. — Кто бы мог подумать, что Ричи…

— Я всегда его подозревал, — на ходу бросил ему Джо. Чем дольше он шел, тем сильнее его охватывала паника. Повернув направо, он увидел пожилую женщину. Она стояла у стены, прижимая ко рту платок. Рядом с ней находился молодой мужчина, он поддерживал ее под руку. По левой стене шел ряд дверей. Джо остановился перед первой, постучал, услышал приглушенное:

— Да, войдите.

Он повернул ручку. Шон вскинул голову, бросился к нему.

— Ну как? Что с ней? — спросил Джо.

Шон, обхватив его за плечи, зарыдал.

Ричи Бейтса, с руками, скованными за спиной наручниками, провели по коридору полицейского управления Уотерфорда. Двух пуговиц на его куртке не было, на рубашке зияла дыра, разбитая левая бровь кровоточила, из ран на щеках тоже сочилась кровь. Его подвели к столу, за которым, угрюмо покачивая головой, сидел его старый школьный товарищ.

Шон заговорил. Слова его перемежались со всхлипываниями:

— Мама истекала кровью. Потом приехали Фрэнк и инспектор, они вызвали «скорую». Нас привезли сюда. Сначала она была в приемном покое, ей сделали переливание крови. Теперь она в операционной… А я сижу тут…

Джо смотрел на сына, видел, что тот старается выглядеть взрослым. «Где он находит силы после всего того, что пережил?» — подумал он.

— Садись. Давай сядем. — Он подвел сына к креслу, опустился рядом. — В одиночку всегда труднее. Вместе неприятности переносятся легче.

— Да ты за меня не волнуйся, я в порядке.

Джо едва не заплакал от щемящей простоты его слов.

— Ну вот и хорошо. Молодец, ты все сделал правильно.

Они сидели обнявшись. Джо вспомнил свое посещение больницы двадцать шесть лет назад. У него тогда было гораздо меньше мужества, чем сейчас у его сына.

Его мать убивала раковая опухоль. Они оба знали это, и все равно, когда он услышал, как ей говорят диагноз, внутри у него все похолодело от страха. Ему предстояло жить одному, и это в четырнадцать-то лет. До этого момента его посещения больницы ограничивались встречами с доктором, который мазал его разными мазями и обклеивал спину пластырем. Случалось это после стычек с неприятелями с соседней улицы.

— Не могу я просто так сидеть тут и ждать, — проговорил Джо. Он вскочил, вышел из комнаты и направился в приемный покой. Окинул бессмысленным взглядом сидевших там врачей, вернулся в коридор. Мимо него торопливо прошла медсестра. Он догнал ее, схватил за руку. — Скажите, пожалуйста, Анна Лаккези, моя жена… ее сейчас оперируют… — Он выпустил руку медсестры. — Извините меня. Не знаете, как она себя чувствует?

— Не волнуйтесь и надейтесь на лучшее, — ответила медсестра, пожимая ему руку. — Постойте здесь минутку. — Она исчезла в одной из дверей, за которой Джо разглядел белую занавеску, и вернулась оттуда с той самой медсестрой, что разговаривала с Шоном.

— Не знаю даже, что с ней, — сказал ей Джо.

— Доктор закончит операцию и выйдет к вам, — сообщила медсестра. — Не волнуйтесь, мистер Лаккези, мы делаем все возможное. Ваша жена находится в критическом состоянии, но надежда есть. Вы можете идти домой, мы знаем, как вас найти. — Она оглядела его. — Вы насквозь промокли. Принести вам полотенце? — Она подождала ответа, но его не последовало. — Какие у вас еще есть ко мне вопросы?

Фрэнк Диган, опустив голову, вошел в кабинет инспектора Майлза О'Коннора.

— Когда он сказал мне, что хочет стать полицейским, чтобы защищать людей, я ведь ему поверил. Решил дать ему шанс. Я не знал, что он спокойно смотрел, как тонет его друг… Наверное, тогда у него рассудок и помутился.

— Власть над людьми ему нужна была. И он отлично знал, что дает ее только работа полицейского, — сухо ответил инспектор.

— И вот чем он закончил…

— Да, сильного защитника ты подыскал, ничего не скажешь. Где твои глаза-то были, Фрэнк? Как ты мог не разглядеть, что в нем самом постоянно шла борьба? Что тебе мешало приглядеться к нему повнимательнее? Ладно, что уж сейчас говорить. Я тоже в какой-то степени виноват.

— Может, мир сошел с ума? — сказал Фрэнк дрогнувшим голосом. Он вытащил из кармана платок, промокнул им глаза. — Одно понятно — это уже не для меня. Ты был абсолютно прав, когда говорил, что пора мне уступать место другим. — Он неловко пожал плечами.

Джо не мог заставить себя позвонить родителям Анны. Он решил дождаться разговора с врачом и тогда, какими бы ни были новости, звонить в Париж. Они сидели и болтали о всякой всячине — о спорте, о школе в Нью-Йорке, о фильмах и книгах.

— Давай поговорим о маме, — предложил Шон.

— Не могу. — Джо покачал головой. — Извини, Шон, я просто не могу.

Старенький ярко-красный «рено-клио» остановился в тихом закутке, рядом с парковкой, напротив терминала Рослер, откуда шли паромы до Англии. Дюк Роулинз сидел в потертом пассажирском кресле, вытянув ноги, загораживая ладонью лицо, словно задумавшись о чем-то. Приближение свободы он почуял сразу, встрепенулся, подхватил рюкзак, вышел из машины.

— Пошли, — кивнул ему Барри Шенли. Он был одет в черный камуфляж и зеленую, армейского образца, куртку с капюшоном и серую футболку с изображением вертолета «Апаш» и надписью внизу: «Ты можешь убежать от меня, но не сможешь спрятаться».

По темному проходу между контейнерами Барри провел Дюка к небольшой заасфальтированной площадке, затем они поднялись по бетонной лестнице, повернули влево и оказались перед мощной деревянной дверью с круглым пластмассовым окном.