Поджав ноги к подбородку и обхватив их руками, Маркус Кэнни сидел на полу у стены камеры, расположенной в здании Управления полиции Уотерфорда. В обтягивающих велосипедных трико его худые ноги казались щепками, белые носки были запачканы грязью, зеленая куртка армейского образца с многочисленными карманами свисала с его плеч, как с вешалки.

— Странно, что такой щеголь, как ты, предпочитает ночевать у нас, а не в своей шикарной спальне, — произнес О'Коннор, остановившись около камеры, а потом войдя в нее.

Кэнни поднял голову, хмуро оглядел инспектора.

— Кстати, хочу тебя предупредить. Там у тебя в полу дыра. Ходи осторожнее, а то попадешь случайно, ноги переломаешь. И знаешь, что мы там нашли? Тридцать немаленьких пакетиков с беленьким порошочком.

Кэнни побледнел.

— Суки легавые, — прошептал он.

— Ну зачем же так отчаиваться? Так ты не ответил: откуда он у тебя взялся?

— Понятия не имею. Я его туда не клал.

О'Коннор усмехнулся:

— Ответь мне на два вопроса. Первый — кто тебе поставляет товар? И второй — как так получилось, что ты был тут целых двенадцать месяцев?

Кэнни обжег инспектора ненавидящим взглядом.

— Я отлично тебя понимаю. Но только ты не выйдешь отсюда, пока мне на них не ответишь. И не возмущайся. Неужели ты думаешь, что я отпущу тебя, пока все не узнаю? Нет, я слишком долго ждал тебя, чтобы расстаться с тобой, не поговорив по душам.

Дюк повернулся к Анне и рассмеялся:

— Твой муж думает, что я тупица. — Он принялся набирать свой домашний телефон. Раздалось несколько гудков — Дюк понял, что дома никого нет, приготовился, услышав голос Саманты, продиктовать сообщение на автоответчик и вдруг замер. «Этот номер больше не обслуживается. Пожалуйста, перезвоните по номеру…» — раздалось в трубке. Дюк выключил телефон, проверил номер, снова набрал его. Результат был тот же самый. Он стал лихорадочно обшаривать карманы куртки и джинсов, оглядел комнату, встретившись глазами с Анной, тихо спросил: — Не знаешь, куда я дел свой нож?

Виктор Никотеро неторопливой походкой шел по небольшому садику, окружавшему дом, в котором жила вдова шерифа, Огдена Парнума. Он одернул пиджак, подходя к двери, покрутил головой, поправляя галстук. В левой руке он держал красивую синюю папку, совершенно пустую. Виктор не успел протянуть руку к звонку, как дверь отворилась и он увидел яркую блондинку лет пятидесяти в игривом не по возрасту костюме.

— Кто вы? — строго спросила она.

— Делрой Финч, — представился Никотеро. — Из АОП — Ассоциации отставных полицейских, — пояснил он.

— Вот как? — Блондинка, придирчиво оглядев его, видимо, осталась довольна увиденным и сразу предложила войти.

— Благодарю вас, мадам.

Она провела его в гостиную, со вкусом обставленную хорошей современной мебелью, выполненной в стиле ретро, усадила на диван, сама села напротив в плетеное кресло с высокой спинкой.

— Прежде всего, миссис Парнум, позвольте мне выразить вам свои соболезнования по поводу кончины вашего мужа, — с умеренной скорбью в голосе произнес Виктор.

— Он не скончался. Он размозжил себе башку, — поправила его миссис Парнум. — Из ружья крупного калибра. Пожалуйста, можете говорить свободно, все детали мне известны, и они меня больше не волнуют.

— Прошу прощения. — Виктор поклонился. — Тем лучше. Тогда давайте сразу приступим к делу. Прежде всего объясню цель своего визита. Наша ассоциация хотела бы увековечить память вашего мужа. К примеру мы можем предложить вам некоторую сумму на установку памятника или памятной доски…

— И что вы предлагаете мне написать на ней? «Здесь покоится мой муж, сволочь и сукин сын»? Не нужно смотреть на меня такими глазами, мистер Финч. Это был редкий мерзавец, о котором я не смогу вспомнить ничего хорошего, даже если очень того захочу. Я высоко ценю ваше предложение, я много слышала о вашей организации и о вашей благотворительной деятельности, но в данном случае могу посоветовать только одно — как можно быстрее забыть о шерифе Огдене Парнуме. Сделайте вид, что его никогда не существовало, — и все.

— Я приношу вам свои извинения, миссис Парнум, если своими словами невольно всколыхнул не слишком приятные для вас воспоминания, — забормотал Никотеро, но она прервала его словопоток.

— Не переживайте, все нормально. Вы тут ни при чем.

— Миссис Парнум, как вы думаете, почему ваш муж застрелился?

— Потому что осознал свою ничтожность и впал в жуткую депрессию. В результате возненавидел и себя, и свою никчемную жизнь, ставшую невыносимой. Наверное, все совершают самоубийства по одной и той же причине.

Виктор ждал не перебивая, поскольку миссис Парнум останавливаться не собиралась.

— Простите, вот я и опять сорвалась. Всегда так, не могу удержаться. Если честно, я понятия не имею, почему мой муж застрелился. Ни записки не оставил, ни намекнул. Правда… — Она вдруг замолчала, повернулась к Виктору, спросила: — А почему вас это интересует?

— Видите ли, такие вещи случаются, поэтому мы всегда стараемся узнать причины, чтобы предотвратить подобные трагедии в будущем, — задумчиво произнес он, старательно нащупывая нужную нить. — Но я вас перебил. Продолжайте. Вы сказали «правда». Что вы имели в виду?

— Накануне того дня произошло одно странное событие. К мужу приходила молодая женщина. Я ее никогда не видела раньше. Лет сорока, в хорошем костюме, явно сшитом на заказ. Увидев меня, она как-то странно на меня посмотрела… — Миссис Парнум запнулась. — С какой-то, знаете, острой жалостью.

— Жалостью? — переспросил Никотеро.

— Именно. Другого слова я и подобрать не могу. Я еще подумала — с чего бы совершенно незнакомой женщине меня жалеть? Все у меня складывалась прекрасно. И тут, представляете, является она, и взгляд у нее такой, словно она всю мою душу насквозь видит.

Виктор кивнул.

— Но самое смешное случилось потом. Это оказалась Марси Винбаум, я ее мельком пару раз видела несколько лет назад, когда она работала с Огденом. Я ее просто не узнала. Очень сильно изменилась. Да и лет-то прошло немало. Короче, она говорила с мужем с глазу на глаз. Мне, конечно, стало любопытно, я приложила ухо к замочной скважине, но немного услышала. Хотя она говорила не просто громко, она кричала на Огдена. Вот еще одна странность. Некоторые обрывки фраз я разобрала — «похоронить», «жить ради себя». Общий смысл разговора я уловила — Марси вроде бы нашла какого-то человека, который готов дать показания о чем-то в суде, и что у Огдена есть только два варианта. Я бы послушала и дальше, но в этот момент на кухне зазвенел таймер, я готовила пирог, и мне пришлось уйти.

— Вы не спрашивали своего мужа потом, о чем он беседовал с Марси Винбаум?

— Нет. — Она поморщилась. — Я никогда не совалась в его дела. К тому же, как видите, на следующий день, к вечеру, он нашел третий вариант — пустить себе пулю в лоб.

— Простите, а можно вас спросить? В свое время ваш муж расследовал дело так называемого Лесника. Серию загадочных убийств, оставшихся нераскрытыми. Вам не кажется, что причина кроется как раз здесь?

— Бедные девушки. Мне их так жалко. — Миссис Огден прослезилась, достала платок. — Нет. Едва ли. Это было так давно. Но тогда весь наш городок гудел как улей. — Она покачала головой. — В случае самоубийства полицейского ваша организация занимается поиском оправданий его ошибок? — Она нахмурилась.

— Нет, что вы! — спохватился Виктор, вспомнив выбранную им роль. — Я спросил только из чистого любопытства. Стало быть, я ничем не могу помочь вам? Вы не желаете увековечить память покойного супруга?

— Послушайте, вы хотите знать, кем он на самом деле был? — неожиданно спросила миссис Парнум и, не дожидаясь ответа, продолжила: — А я вам скажу. Бабник, каких мало. Бывало, как увидит задницу поаппетитнее, так у него аж слюна течет. Приходит иной раз домой, а глаза как лампочки. Аж сияли. И вся спина ногтями в кровь изодрана. А вот на меня смотрел как на пишущую машинку. А ведь у меня есть на что посмотреть. — Она выгнулась, демонстрируя пышную грудь, провела ладонью по крутому бедру. — Как? Ничего? — Она снова откинулась на спинку сиденья, немного помолчала. — Не знаю, почему он на меня не реагировал как на женщину. Хотя старалась я на всю катушку. Да-да, мистер Финч, замуж я выходила не наивной невинной девочкой. Умела кой-чего. — Она вскинула голову, посмотрела на Виктора. — Чем я ему не угодила, — прошептала она и вдруг всхлипнула, — ума не приложу.