— Я не верю своим ушам, — усмехнулась Макклэтчи. — Что произошло за эти дни?

Джо поморщился. В деснах пульсировала боль, виски ломило, челюсти сдавливало. Он едва слышно повторил сказанное.

— Дело в том, что я тут начинаю работать над одним проектом, — продолжала Макклэтчи, — и ваш факс мог бы оказаться мне очень полезен. Мои коллеги…

— Прошу прощения, доктор, — перебил ее Джо, — но у меня его уже нет. Я его выбросил. Раз весь его материал нельзя связать с убийством Кэти — значит, он мне неинтересен.

— Да? И кто же вам такое сказал?

— Вы. Но не словами, а своей реакцией. Всего доброго.

Джо положил трубку и еще раз обошел дом. Его бросало то в жар, то в холод. В который уже раз он снова набрал номер Анны, вытащил из шкафчика еще несколько таблеток, выпил. Он прилег на диван и стал ждать, когда его охватит приятное оцепенение. Когда он очнулся, ему показалось, что пришло оно слишком неожиданно и продолжалось очень недолго. Джо протер глаза и поднялся с дивана.

Майлз О'Коннор, опершись локтями о крышу своего автомобиля, поправил наушник. В одной руке он держал мобильный телефон, в другой — шнур, идущий от наушника. Он придвинул миниатюрный микрофон поближе ко рту и заговорил:

— Послушайте, вот что я вам скажу. Он действует по старинке, а я — современными методами. Мне еще работать и работать, а Диган скоро отправится на пенсию. Можете считать, что новая кровь выступает против старой. Как вы думаете, для кого из нас важнее раскрыть это преступление, для меня или для Фрэнка?

Фрэнк, выйдя из дома и услышав слова инспектора, так и замер с пакетиком бутербродов в руке.

Шон проснулся в поту, на мокрой подушке. Скомканное одеяло лежало у стены. Несколько минут он лежал без движения, потом медленно повернул голову, увидел на столике рядом с кроватью графин с водой, потянулся к нему, трясущейся рукой столкнул на пол. Он попытался чертыхнуться, но не смог пошевелить пересохшими губами и языком и с трудом приподнялся. Голова у него закружилась, к горлу подступала тошнота. Чувствуя, что до ванной ему не добежать, он перегнулся через край кровати, увидел синий таз, предусмотрительно оставленный для него Джо. Его стошнило раз, затем другой. Рвота шла и через рот, и через нос, глаза вылезали из орбит, словно кто-то выталкивал их. За рвотой пошла желчь. Вскоре Шон почувствовал некоторое облегчение, схватил с пола футболку, вытер лицо и рот, тяжело дыша, повалился на подушку. Перед его глазами начали всплывать обрывки прошедшей ночи. Его не волновало, что скажут о нем Роберт или Эли и будут ли они над ним смеяться, но вот со своими родителями ему встречаться не хотелось. Внезапно он увидел лицо Кэти, застонал, замотал головой, но оно, казалось, было везде — на потолке, на стенах, на окне. Шон еще не знал, что именно так действует алкоголь — он отравляет в человеке все, включая и желудок, и мозг.

В дверь постучали, вошел Джо.

— Прости, отец, — промычал Шон.

Джо изобразил на лице улыбку, но она получилась фальшивой.

— Все нормально. — Он прошел к кровати, отодвинул таз, присел на стул. — Мне нужно тебе кое-что сказать. Надо было бы сделать это раньше, но ты спал и я не хотел тебя будить.

Шон посмотрел в глаза отцу и впервые в жизни увидел в них страх.

— Когда мы вчера вернулись домой, мамы уже не было, — продолжал Джо. — Она ушла… — Последние слова он произнес медленно и неразборчиво.

— Что ты сказал? — спросил Шон.

— Она ушла, — повторил Джо. Страшная тяжесть вдруг навалилась на него. Он изо всех сил старался держать голову прямо, контролировать себя. Больше всего на свете ему хотелось сейчас рухнуть рядом с Шоном, уснуть и проснуться, когда весь этот кошмар закончится.

— Куда ушла? Что ты имеешь в виду? Где она?

— Не знаю, — ответил Джо. — Я ничего не знаю, кроме того, что дома ее нет и не было, когда мы сюда вошли. — Его тяжелые веки смыкались. Он поморгал глазами, потер их.

— Отец! Отец! — испуганно закричал Шон. — Что с тобой? А где ты сам был? Ты не пьян? — Он схватил руку отца, потряс ее.

— Нет, сынок, я абсолютно трезв, — твердым голосом ответил Джо.

— А что же ты так говоришь? Куда мама ушла?

— Твоя мама ушла неизвестно куда.

— Ты собираешься искать ее? Что ты вообще собираешься делать?

— Сам не знаю, — вздохнул Джо.

— По-моему, у тебя уже крыша едет.

— Знаешь, она могла обидеться на меня… за одну вещь, — произнес он чуть слышно.

— Какую вещь?

— Это касается только нас двоих.

Шон нахмурился.

— Мне она ничего такого не говорила. Если бы она была недовольна мной, то обязательно сказала бы. И если бы собиралась куда-то уходить, тоже сообщила бы.

— Не думаю, — мрачно заметил Джо.

На лице Шона появилось обиженное выражение.

— И что же мы будем теперь делать?

— Пока ничего, — ответил Джо. — Я займусь этим делом. А ты пойдешь в школу. Надеюсь, что к твоему приходу она уже вернется.

— Я бы хотел остаться дома сегодня… Отвратительно чувствую себя. Башка трещит невозможно…

Джо поднялся, сбросил с Шона одеяло. Тот замычал, повернулся на бок, съежился.

— Слабак ты, и сам об этом знаешь, — бросил Джо и вышел из комнаты.

Фрэнк сидел за своим столом в участке и раздумывал над словами О'Коннора. О чем он думал? Да, он задал ему несколько не очень значащих вопросов по делу Кэти, затем поднялся, подошел к окну, долго смотрел на море. Фрэнк чувствовал себя обиженным. Обидными казались поведение инспектора, его действия и само отношение к нему. Лицо Фрэнка вспыхнуло. Ему хотелось думать, что тот просто вспылил, сгоряча наговорил глупостей, но внезапно понял, что формально О'Коннор совершенно прав и его суждения справедливы. Впоследствии Фрэнк выяснил, что инспектор разговаривал со старшим инспектором Брэди, а он, как всем было хорошо известно, не любит тех, кто бросает слова на ветер. Возможно, О'Коннор думал так всегда, с самого своего первого посещения Маунткеннона.

Фрэнк развернул пакет с бутербродами, положил ветчину отдельно, хлеб — отдельно, вытащил банку с горчицей. Его обдало домашним теплом. Было в этих бутербродах что-то успокаивающее. Губы Фрэнка тронула улыбка. Он взял кусок ветчины, обмакнул в горчицу и уже собирался было отправить в рот, но вдруг отложил, решив позвонить человеку, которому его информация покажется небезынтересной. Он набрал номер.

— Добрый день, доктор Макклэтчи. Говорит сержант Фрэнк Диган из полицейского участка Маунткеннона.

— Добрый, добрый.

— Простите, я не отниму у вас много времени. Я подумал, вы захотите узнать, что это за фрагменты… Из черепа Кэти Лоусон. Помните, мы с вами разговаривали о них, и вы еще говорили, что ни разу с такими не сталкивались?

— Да, конечно. И что это за фрагменты?

— Не поверите. Это кокон улитки. Личинка сидела на камне, которым скорее всего ударили Кэти.

— Громадное спасибо, что сообщили. Это очень интересно. Значит, тело потом перенесли в лес.

— Да, но не потом, а сразу же после нападения и убийства. Об этом говорят и другие свидетельства, найденные рядом с телом…

— Ясно. В общем, картина преступления понятна.

— Да вроде бы. До свидания, буду держать вас в курсе.

— Хорошо, сержант. Постойте, не кладите трубку. Я вам тоже сообщу кое-что интересное. Тут на днях у меня был некто Джо Лаккези…

— Кто?! — воскликнул Фрэнк так громко, что Лара отдернула трубку.

— Похоже, в число ваших лучших знакомых он не входит. — Он услышал легкий смешок. — Ну так вот. Он показал мне одну папку с делом об убийстве, сказал, что ему прислали ее из Штатов. В ней были фотографии тела жертвы. Лаккези попросил меня сравнить раны на нем с теми, что имелись на теле Кэти Лоусон. Нет-нет, не волнуйтесь, ничего я ему не сказала, да и никакого сходства между ранениями нет. Но вот что любопытно — раны на теле американской жертвы и на теле Мэри Кейси, убитой в Дуне три недели назад возле своего дома, абсолютно идентичны. Окажись я в суде, я бы не раздумывая присягнула, что оба эти преступления совершены одним и тем же человеком.