— Но она же вон там! — удивился Лондэн, указывая на Пиквик, по-прежнему тщившуюся разглядеть в зеркале себя самое и бело-синий полосатый джемпер.

Я пожала плечами.

— Наверное, это был другой дронт.

— В округе есть еще один лысый дронт в сине-полосатом кардигане? А не кажется ли тебе, что пахнет горелым сыром?

— Нет, — невинно ответила я, — а тебе, Джофф?

— Мне надо идти, — сказал он, глядя на свои часы. — Помни, что я тебе сказал, дражайшая сестрица!

И они оба вышли и направились к толпе, начавшей собираться вокруг сломанной машины.

— Клянусь, я чую запах горелого сыра, — сказал Лондэн, когда я закрыла входную дверь.

— Вероятно, миссис Боллуан-Котл что-то готовит.

Я изображала беззаботность, но внутренне нервничала. Кусок горящего камамбера на пороге означал только одно — предупреждение от Суиндонской центровой сырной мафии, или, как они предпочитали себя называть, стилтонистов. [34]

— Спасибо, что намекнули нам о дронтофилах, — сказала я, пока мы ехали по темнеющим суиндонским улицам два часа спустя.

Эвакуатор убрал обломки «бьюика», и полиция собрала свидетельские показания. Несмотря на оживленность нашего района, никто ничего не видел. То есть видели, конечно, но Парк-Лейн-Нонетоты пользовались в округе большой популярностью.

— Вы уверены, что за нами нет хвоста? — спросил Мильон, когда мы выезжали из пустого производственного помещения в двух шагах от городского дирижаблепорта.

— Однозначно, — отозвалась я. — У вас есть на него покупатели?

— Обычные сыроманы все грызут удила с рецептами на изготовку. Сегодня вечерний воздух наполнится ароматом валлийских гренков с сыром.

Большой семидесятиместный дирижабль медленно поднялся в воздух позади заводских корпусов. Мы смотрели, как его серебристые бока отражают краски заходящего солнца, пока он разворачивался и под ритмичное гудение разбивающих неподвижный воздух четырех пропеллеров уходил на Саутгемптон.

— Готовы? — спросила я.

— Готов, — отозвался Мильон.

Я дважды бибикнула, и стальные заслонки на ближайшем производственном здании медленно поднялись.

— Скажите, — начал Мильон, — почему, как вам кажется, стилтонисты Старого города вручили вам Пылающий камамбер?

— Вероятно, это предупреждение. Но мы никогда их не трогали, а они не трогали нас.

— Наши территории даже не пересекаются, — заметил он. — Вам не кажется, что Сыронадзорное управление наглеет?

— Может быть.

— Похоже, вы не сильно обеспокоены.

— СНУ сидит на голодном пайке и ничего не знает. Кроме того, у нас есть клиенты, которых надо обслуживать… и «Акме» нужны деньги. Сможете выручить пять тысяч к завтрашнему утру?

— Зависит от того, что у них есть, — сказал он после минутного размышления. — Если они попытаются всучить заурядный чеддер или ту переработанную дрянь, могут быть неприятности. Но если они привезли что-то экзотическое, тогда вообще без проблем.

Роликовая ставня поднялась ровно настолько, чтобы пропустить нас, и мы въехали внутрь, а ставня сменила направление и опустилась у нас за спиной.

Мы выбрались из фургона. В цеху было пусто, за исключением большого грузовика «Гриффин-V8» с валлийскими номерами, длинного стола с разложенными на нем кожаными портфелями с образцами и четырех людей в черных костюмах, с черными галстуками и в солнцезащитных очках, вокруг которых витало смутное ощущение угрозы. Все это, разумеется, были понты — в Уэльсе очень любят фильмы Мартина Скорсезе. Я попыталась определить, не прячут ли они стволы под полами пиджаков, и пришла к выводу, что не прячут.

В реальном мире с момента роспуска ТИПА я носила оружие только один раз и надеялась, что больше не придется. Сырная контрабанда до сих пор была цивилизованным предприятием. Как только оно сделается опасным, я выйду.

— Оуэн «Сыр» Прайс, — сердечно приветствовала я предводителя банды улыбкой и твердым рукопожатием, — славно увидеть вас снова. Надеюсь, поездка через границу прошла без приключений?

— С каждым разом становится все труднее, — ответил он с певучим валлийским акцентом, выдававшим в нем уроженца южной части Республики, вероятно, Абертави. [35]— Таможенники на каждом шагу, и взятки, которые мне пришлось раздать, сказались на цене товара.

— До тех пор, пока цена справедливая, Прайс, — сказала я шутливо. — Мои клиенты любят сыр, но есть предел тому, сколько они готовы заплатить.

Мы оба лгали, но таковы были правила игры. Мои клиенты готовы были платить хорошие деньги за высококачественный сыр, а ему, скорее всего, не пришлось никого подкупать. Граница Уэльса протянулась на сто семьдесят миль, и дырок в ней было больше, чем в скороспелом эмментале. Таможенников на все не хватало, да и, честно говоря, при всей незаконности предприятия никто не принимал сырную контрабанду так уж всерьез.

Прайс кивнул одному из соотечественников, и они с помпой открыли портфели с образцами. Они все были здесь — все сорта сыра, какие можно вообразить, от чисто-белого до темно-янтарного. Рассыпчатые, твердые, мягкие, жидкие, газообразные. Сочный аромат зрелого сыра заполнил помещение, и я почувствовала, как у меня зачесались вкусовые сосочки. Это был продукт высшей пробы — лучшее из возможного.

— Пахнет неплохо, Прайс.

Он ничего не сказал и показал мне большой кусок белого сыра.

— Карфилли. Лучший. Мы можем…

Я остановила его, подняв руку.

— Это мягкое фуфло для простаков, Оуэн. Нас интересует уровень три целых восемь десятых и выше.

Он пожал плечами, положил карфилли на место и взял маленький кусочек сливочно-желтого сыра.

— Пятикратный лланбойди, — объявил он. — Пять и два. Играет на вкусовых рецепторах, словно пощипывает струны арфы.

— Этого мы возьмем обычное количество, Прайс, — проворчала я, — но моих клиентов интересует также что-нибудь покрепче. Что еще у вас есть?

Мы всякий раз проходили через эту качучу. Моей специальностью был взрывоопасный сырный рынок, и когда я говорю «взрывоопасный», я имею в виду не рынок — я имею в виду сыр.

Прайс кивнул и продемонстрировал мне золотисто-желтый сыр с красными прожилками.

— Четырехсильный долджелло тромбоген, — объявил он. — Девять и пять. Вызревал в Бленафоне восемнадцать лет и предназначен не для слабонервных. Хорош с крекерами, но так же хорошо идет в качестве отпугивателя для влюбленных скунсов.

Я взяла немножко и кинула на язык. Вкус был невероятный: я почти воочию увидела Кембрийские горы, едва проступающие сквозь завесу дождя, низкие облака, несущуюся воду и меловые скалы, растрескавшиеся от мороза осыпи и…

— С вами все в порядке? — спросил Мильон, когда я открыла глаза. — Вы на секунду потеряли сознание.

— Лягается, как мул, а? — ласково произнес Прайс. — Выпейте стакан воды.

— Спасибо. Мы возьмем весь. Что у вас есть еще?

— Старый презренный минаклог-ду, — показал мне Прайс белесый рассыпчатый сыр. — Его держат в стеклянной банке, потому что картон или сталь он проедает. Не оставляйте долго на воздухе, а то собаки выть начнут.

— Мы возьмем тридцать килограммов. А как насчет этого? — Я указала на невинный с виду мягкий сыр цвета слоновой кости.