— Но прежде чем вы уйдете, я хочу, чтобы ты, Пятница, знал: мы были бы очень рады, если бы ты поступил во Временную промышленность. Никаких минимальных академических успеваемостей, никаких вступительных экзаменов. Это безоговорочное предложение — первое в нашей практике.

— А что заставляет вас думать, что я сделаю какие-то успехи в этой области?

— Ты способен задавать вопросы, не записанные в СИЛ. Думаешь, кто-нибудь еще так может?

Сын пожал плечами.

— Я не заинтересован.

— Я просто прошу тебя остаться и послушать, что мы хотим сказать.

— Я не заинтересован! — ответил Пятница более убедительно.

— Послушай… — Искривленс воровато оглянулся и понизил голос: — Это неофициально, но я перекинулся парой слов с Уэйном Скунсом, и он согласился дать тебе сыграть гитарное соло во второй теме на «Надуем Долли».

— Поздно, — ответил Пятница, — он уже записан.

Искривленс уставился на него.

— Да — тобой.

— Я никогда ничего подобного не делал!

— Не делал, но мог бы. А поскольку такая вероятность существует, ты это сделал. Станешь ли ты действительно это делать, зависит от тебя, но в любом случае в этом ты можешь на нас рассчитывать. Это в любом случае твое соло. Твое имя уже стоит в аннотации на вкладыше.

Пятница посмотрел на Искривленса, потом на меня. Я знала, как он любит «Урановую козу», и Искривленс тоже знал. В конце концов, в его распоряжении имелось личное дело Пятницы за все годы службы. Но Пятница не был заинтересован. Он не любил, когда его подталкивали, улещивали, запугивали или подкупали. Я не могла его винить — сама подобное ненавидела, а он все-таки мой сын.

— Думаете, меня можно купить? — бросил он наконец и вышел, ни сказав больше ни слова.

— Я догоню вас, — крикнула я им с Лондэном вслед.

Когда распашные двери с грохотом захлопнулись за ними, Искривленс обратился ко мне:

— Надо ли подчеркивать, как важно, чтобы Пятница как можно скорее поступил в Хроностражу? Он должен был подписать контракт еще три года назад и сейчас уже рассекать в потоке времени.

— Возможно, вам придется подождать еще немного, Темпор.

— В том-то и дело, — отозвался он, — что времени у нас мало.

— Я думала, в вашем распоряжении все время, сколько его есть.

Он взял меня под руку и отвел в уголок.

— Четверг… Можно называть вас Четверг?.. Мы столкнулись с серьезным кризисом во Временн ой промышленности, и, насколько я знаю, руководство Пятницы в нескольких триллионах кризис-циклов отсюда — единственное, на что мы можем рассчитывать. Его грубость на этом конце времени означает, что его рабочий стол на другом конце пуст.

— Но во времени всегда кризис, Темпор.

— Не такой. Это не кризис во времени — это кризис самого времени. Мы раздвигали границы времени вперед на протяжении триллионов и триллионов лет и чуть больше чем через четыре дня достигнем… Конца Времен.

— И это плохо, да?

Темпор рассмеялся.

— Разумеется, нет! Время должно где-то заканчиваться. Но проблема с самим механизмом, контролирующим то, как мы носились вокруг «здесь и сейчас» большую часть вечности.

— Что за проблема?

Он посмотрел направо и налево и понизил голос:

— Путешествия во времени еще не изобрели! А когда вся многомерная Вселенная, превратившись в гигантский шар перегретого газа, сожмется в точку размером с одну триллионную триллионной нейтрона, маловероятно, что изобретут вообще.

— Погодите, погодите… — сказала я, пытаясь уместить в голове последний кусок информации. — Во всей этой затее с путешествиями во времени очень мало логики, но у вас должны быть машины, обеспечивающие вам возможность перемещаться сквозь время.

— Конечно, но мы понятия не имеем, как они работают, кто их построил и когда. У нас вся отрасль работала на том, что мы называем «ретродефицитной технологией». Мы использовали технологию сейчас, исходя из предположения, что она будет изобретена в будущем. То же самое мы делали с гравиметро в пятидесятых и с микрочипами десять лет назад — ни то ни другое не будет изобретено на протяжении более десяти тысяч лет, но нам удобнее иметь их сейчас.

— Дайте разобраться, — медленно произнесла я. — Вы используете технологию, которой у вас нет, так же как я делаю перерасход по своей кредитной карте.

— Правильно. Мы прочесали все до последней секунды на случай, если оно было изобретено, а мы не заметили. Ничего. Ноль. Nada. Rien. [33]

Плечи его поникли, он запустил пятерню в волосы.

— Послушайте, если Пятница не займет снова свое место во главе Хроностражи и не использует свои поразительные умения, чтобы как-то нас спасти, тогда вся наша работа окажется несделанной, как только мы достигнем Времени Ноль.

— Думаю, я уловила. Тогда почему Пятница не следует своей обычной карьере?

— Понятия не имею. В детстве он всегда был подвижным и любознательным ребенком. Что же случилось?

Я пожала плечами.

— Нынче все ребята таковы. Это современное явление, вызванное избытком телевидения, видеоигр и заразой мгновенного удовлетворения потребностей. Или так, или ребята точно такие же, как раньше, а это я становлюсь на старости лет сварливой и нетерпимой. Послушайте, я сделаю, что смогу.

Искривленс поблагодарил меня, и я вышла наружу, к Лондэну и Пятнице.

— Я не хочу работать во Временн ой промышленности, мам. Я просто нарушу какое-нибудь тупое правило, и в итоге меня устранят.

— Мое устранение было совершенно безболезненным, — ударился в воспоминания Лондэн. — На самом деле, если бы твоя мама мне о нем не рассказала, я бы и не знал, что оно имело место.

— От этого не легче, папа, — проворчал Пятница. — Тебя восстановили, а как насчет дедушки? Никто не может сказать, существует он или нет, — даже он сам.

Я положила ему руку на плечо. На сей раз он не отстранился.

— Я знаю, Душистый Горошек. И если ты не хочешь поступать туда, никто не станет тебя заставлять.

Он помолчал немного, потом сказал:

— Обязательно называть меня Душистым Горошком? Мне шестнадцать лет.

Мы с Лондэном переглянулись и сели на трамвай в сторону дома. Верный своему слову, Темпор выпустил нас за несколько минут до того, как мы вошли, и, в молчании трясясь по рельсам на пути домой, мы миновали самих себя, ехавших на презентацию.

— Знаешь, что за желтую дубину он нам показывал? — сказал Пятница, глядя в окно.

— Ну?

— Это было полсекунды бильярдного шара.

Как только мы вошли в дом, Пятница обиженно ушел в свою комнату. Миссис Боллуан-Котл сообщила нам, что девочки вели себя хорошо и что она сложила все постиранное белье, убрала на кухне, покормила Пиквик и приготовила запеканку из мяса с картошкой на всех. Это было обычное дело с ее стороны, и, с негодованием отвергнув любую плату, она ушаркала к себе, мрачно бормоча, что если бы она убила своего мужа в тот момент, когда впервые подумала об этом, то «сейчас уже вышла бы».

— Где Дженни? — спросила я Лондэна, после того как поднялась наверх, чтобы проверить. — В комнате ее нет.

— Она только что была на кухне.

Зазвонил телефон, и я сняла трубку.