– Я это не всерьез.

Отец коснулся сухой, прохладной рукой горящего лица Мерси:

– Я знаю. И Тим тоже. Передай Майку привет от меня, ладно?

Мерси позвонила Саморре домой. Его голос звучал ровно, бесстрастно, словно Пол читал по бумаге.

– Отпечатки, которые я снял в кухне Уиттакер, не совпадают с полученными раньше. Принадлежат не ей и не Майку. Но ни в ДКШ, ни в АСОПОП по тем параметрам, какими я пользовался, идентичных не нашли. Значит, убийца не судимый преступник и не полицейский. Возможно, знакомый номер два, которого слышал сосед, или знакомый номер три – некто, кого мы еще не принимали во внимание. Это он выдвигал ящики и повредил полозья в тот вечер.

Мерси попыталась как-то связать новые отпечатки с тем, что обнаружила в гараже Майка. Это было все равно, как заставить два магнита притянуться друг к другу одноименными полюсами.

– А если они оставлены раньше?

– Что ты имеешь в виду?

– Если эти отпечатки оставлены раньше, они могут принадлежать плотнику, ремонтировавшему ящики, сантехнику, уборщице, которую Обри наняла по объявлению делать за пятьдесят долларов уборку раз в две недели.

– Человеку, которого она наняла выдвинуть ящики, испортить полозья?

– Нет-нет. Я все пытаюсь упростить.

– Мерси, от порошка отпечатки появились очень быстро. Они свежие. В кухне шла какая-то борьба, но не с Обри Уиттакер.

Как ни пыталась Мерси соединить улики, у нее ничего не получалось.

– Очевидно, их оставил Моладан.

– Нет, я проверял. А может, тот тип из церкви, который купил пистолет для защиты?

– Ланс Спартас.

– Завтра я возьму его в оборот. Он с удовольствием оставит мне полный набор отпечатков.

– Не будь слишком суров, он до смерти боится, что в церкви обо всем узнают.

Долгая пауза.

– Пол, собственно, я звоню, чтобы узнать, как ты держишься.

– Превосходно.

Тот же бесстрастный тон.

– Как Джанин?

– Парализована от ступней до талии. Никакой надежды нет.

– Черт, – негромко произнесла Мерси.

Саморра молчал. Чего она ждала: что он будет утешать ее?

– Пол, что я могу для нее сделать?

– Совершенно ничего.

– А для тебя?

– Пусти мне пулю в голову. Буду признателен.

Мерси ждала этой реплики и, зажмурясь, спросила напрямик:

– Пол, ты подумываешь о самоубийстве?

– Я не оставлю Джанин. Ни за что.

– А когда она умрет? Рано или поздно это случится.

– Когда случится, там видно будет.

– Я хочу, чтобы ты поговорил с моей подругой. Она психиатр.

– Забавно.

– Я всерьез. Хороший психиатр.

Помолчав несколько секунд, Саморра ответил:

– Спасибо, но я наотрез отказываюсь.

– Знаешь, Пол, несколько дней отпуска...

– Если я не вернусь на работу в ближайшее время, то определенно застрелюсь. Послушай, я появлюсь, как только смогу. Послезавтра Джанин выписывают, так что пару дней меня не будет. Нужно пригласить сиделку, найти больничную кровать с моторами, кресло-каталку и переносной туалет. Чтобы нажать на Спартаса, время выкрою, но это, пожалуй, все.

Мерси попыталась представить состояние Саморры, но не сумела. Хесс по крайней мере скончался сразу. Не приходилось смотреть, как он медленно умирает.

– Пол, я очень тебе сочувствую.

– Спасибо. Но тебе не хочется находиться рядом со мной.

– Не говори, чего мне хочется. Скоро придет конец, ты знаешь. Рано или поздно придет.

– Да, знаю. И жду этого дня. Чувствую себя подонком, но это правда.

– Пол, тебе предстоят не годы жизни с Джанин. Но у тебя есть дни. Есть часы. Эти часы твои.

– Я не хочу их.

– Когда-нибудь захочешь. Поговори с моей подругой. Просто поговори. Всего один раз. Это совершенно конфиденциально. Она замечательный человек.

– У меня нет желания встречаться с замечательными людьми.

– Я продиктую тебе номер ее рабочего телефона. Пол, бери ручку и записывай.

– Мерси...

– Записывай, черт возьми!

Выждав несколько секунд, она достала из сумки записную книжку и продиктовала номер. Попросила Пола повторить его, и он сделал это. Его голос звучал ровно, без интонаций, как у диспетчера из справочной службы.

Мерси ехала по каньону Модеска мимо голых, качающихся дубов, ее руки крепко сжимали руль, взгляд был устремлен на полосу, словно тянущуюся из бесконечности. Черное небо, черная земля, черная дорога.

Мерси вздрогнула, включила обогреватель и глубоко вздохнула. В этой темноте она чувствовала себя замурованной в стальном ящике, отрезанной от Мужчин, напарника, всех и всего. Мерси представила лодочку, исчезающую на черном горизонте, и в ней находилась только она. Нет, была и Джанин Саморра, сидящая в кресле-каталке, укрытая одеялом.

Мерси твердила себе, что делает это ради Майка. Тот же оптимизм, который позволил ей тайно обыскать его дом, теперь позволял верить, что она дает Майку еще одну возможность. Мерси заглушала спорящие в ее сознании голоса и содрогалась при мысли, что может ошибиться. Она уже ошибалась, и не раз.

За это все чем-то поплатились, Хесс – жизнью.

«Ради тебя, Майк, потому что хочу верить в тебя. Хочу знать тебя».

Майк открыл дверь. Он был в своем любимом черном свитере. Когда обнял ее, Мерси уловила какой-то новый запах, чистый, высокогорный. Она забыла, какие сильные у него руки.

– Мерси, ты замерзла.

Кончики пальцев у нее онемели. Майк повел ее в дом и усадил у камина.

– Рада видеть тебя, – сказала Мерси.

Это было правдой. Ее страшило то, что Майк, возможно, совершил. Но его она не боялась. Что бы он ни сделал, это не заслонит того человека, который обращался с ней хорошо, наверное, даже лучше, чем она того заслуживала.

– И я тебя тоже. Красного или белого?

– Красного.

– Пальто снимешь?

– Потом.

В комнате было холодно, поэтому Мерси осталась сидеть у камина, кутаясь в пальто. Майк вернулся с бутылкой вина. Его лицо, освещенное оранжевым пламенем, словно сияло. Видно было, что он недавно вымыл голову и высушил волосы. После бритья щеки Майка краснели, и сейчас они были красными. Внезапно Мерси ощутила головокружение, будто она медленно наклонялась назад, но у нее не было ног, чтобы остановиться. Как не было их у Джанин Саморры.

Майк чокнулся с ней.

– Майк, ты заявил, что во многом тут моя вина. Я тоже так думаю.

– Мерси...

– Нет. Дай мне договорить. Я хочу сказать тебе то, что вижу. Это необходимо. Тебе тоже нужно это увидеть.

Он посмотрел на нее, но промолчал.

– Во мне ты нашел очень непокладистую женщину. Внешне я выгляжу нормально, но внутри... иногда очень сурова. К себе и к людям, которых стараюсь любить.

Майк сел на тот же диван, но на расстоянии, как нравилось Мерси.

– После гибели Хесса я в каком-то тумане. Ты это знаешь. Я вполне могу работать, растить сына, но выйти из этого тумана не в состоянии. Он почему-то не рассеивается. И в течение двух с лишним лет всякий раз, видя тебя, я говорю себе: «Вот хороший мужчина, симпатичный, добрый, он любит тебя». Но я не отвечала тебе взаимностью.

– Знаю, – спокойно произнес Майк. – Это является частью соглашения.

Мерси хотелось сказать: «Объясни, как глушитель оказался в ящике с мушками. Письма – в сейфе с пистолетом, сапоги – в чулане. Почему исчезли поздравительные открытки, и что ты делал в криминалистической лаборатории?» Но если это улики того, о чем она думала, то Майк уничтожит их, и Мерси будет виновна не только в предательстве, но и в непростительной глупости.

– Я не могу отмыться, Майк. Не могу стать чистой. Начать все сначала.

Он кивнул и чуть придвинулся к ней.

– Мерси, но нельзя же вечно винить себя. Я постоянно стараюсь внушить это тебе. Надо упрятать все в ящик и выбросить его.

В ящик с мушками, подумала она. А куда денется Хесс? Он в самом центре всего этого. Его не выбросить, как сношенную пару обуви или шумного квартиранта. Мерси злило, что Хесс больше связан с ее печалью, чем с радостью, но она была не властна над собственным сердцем. Она не понимала его, не могла исправить или заменить.