– Вспомните тот день, Роза. Вы не догадывались, что он задумал?

Она подняла брови.

– Ни сном ни духом не догадывалась. Дикки все проделал на редкость умно! После, когда я все вспоминала, то ужасно на него злилась. – Она довольно улыбнулась. – Но уж таким он был, Дикки. Чего-чего, а ума ему было не занимать.

– Что происходило в тот день?

– Ну, мы, как обычно, позавтракали в постели. Дикки просто ОБОЖАЛ есть в постели. Иногда мы валялись весь день, читали, писали, обсуждали общие планы. Короче, в то утро мы ели кукурузный хлеб, яйца и блины с кленовым сиропом – Дикки научил Мари, нашу кухарку, готовить по-американски, и у нее это получается ЗАМЕЧАТЕЛЬНО. Потом он принял ванну и оделся. Подошел ко мне, поцеловал на прощание и сказал, что мы увидимся, перед тем как пойдем в оперу.

Роза отпила глоток воды.

– В тот вечер мы собирались в оперу. На «Кармен». И где-то в половине пятого мне звонит Сибил Нортон и рассказывает, что случилось. Что Дикки и Сабина мертвы. Я оделась и на такси помчалась в отель «Великобритания». Там все и случилось. Именно там он это и проделал.

Она моргнула и опустила глаза.

– Кто такая Сибил Нортон? – спросил я.

Она посмотрела на меня в упор.

– Вы что, не читали ее книг? Мне казалось, ВСЕ их читали. Она пишет детективы, они у нее ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЕ. По крайней мере – самый первый. «Таинственное происшествие в Пайлзе». Моя любимая книга. У нее там такой маленький француз-детектив – всюду бегает и расследует преступления. Второй ее детектив мне не очень понравился. «Смерть стучит в девять». Она наклонилась ко мне и с заговорщицким видом проговорила: – Убийца – сам рассказчик, по вы об этом до самого конца не догадываетесь. – Она нахмурилась. – Мне кажется, это несправедливо. А вы как думаете?

– Я мало читал детективов, – признался я. – Сибил хорошо знала Ричарда?

– Она была одной из его женщин, – сказала Роза. И еще раз весело улыбнулась. – У Дикки всегда были женщины. Они сходили по нему с ума.

– Угу. И вы пробыли здесь весь день?

– Да, точно. Весь день. Пока не позвонила Сибил.

– И есть свидетели, которые могут это подтвердить?

Она раздраженно нахмурилась.

– Знаете, инспектор задал мне такой же вопрос. Инспектор из полиции.

– Они всегда задают такие вопросы при подобного рода расследованиях.

– Возможно. Но мне это все равно кажется странным. Я хочу сказать, это была вовсе не моя затея с самоубийством Дикки.

– Понимаю, – сказал я. – Но свидетели были?

– Ну, естественно. Кухарка Мари. И Сильвия. Горничная. Еще Поль, садовник. И тот инспектор с каждым разговаривал. – Она все еще выглядела раздраженной.

Я кивнул.

– У Сибил есть телефон.

Она кивнула.

– Вам нужен номер?

– Пожалуйста.

Она назвала. Я вынул блокнот с ручкой и записал. Потом взглянул на нее.

– Имя Астер Лавинг вам о чем-нибудь говорит?

Она моргнула.

– Нет. А что?

– Да так. Просто это имя упоминается в деле.

– Астер Лавинг? Полагаю, я бы запомнила.

– Хорошо. Как думаете, у вашего мужа были враги?

– Враги? – Она произнесла это слово так, будто оно было иностранное.

– Кто-нибудь, кому было бы приятно видеть его в гробу. Кто-нибудь…

– Но все обожали Дикки. Все. Мужчины, женщины. ВСЕ!

– Я слышал, что у него были кое-какие разногласия с авторами. Эрнестом Хемингуэем, Гертрудой Стайн.

– A, вы об этом. – Она небрежно отмахнулась. – Писатели. Они все сущие дети. Говорят, им ничего не надо, кроме признания – в смысле, их книг, – а на самом деле им хочется, чтобы обожали их самих, причем ВСЕ без исключения. И еще они хотят денег. Не давайте им облапошить себя всякой болтовней об Искусстве, которую они готовы вести бесконечно. Дикки публиковал некоторые их вещи, сборники рассказов, причем все издания были великолепные – кожаный переплет, прекрасная бумага. А где благодарность? И Эрнест с Гертрудой туда же. Они оба просто ТРЕБОВАЛИ бесплатные экземпляры, целые сотни, для друзей и знакомых. А потом обвиняли Дикки, что он плохо продает их книги. Представляете себе?

Я кивнул.

– А однажды Эрнест даже попытался ударить Дикки. Там, наверху, в библиотеке. Эрнест, такой обаятельный и невероятно красивый, иногда ведет себя как животное. В самом деле, он ужасный задира и к тому же намного крупнее Дикки. Но Дикки занимался в Принстоне боксом, еще до войны, и даже был чемпионом, и сумел увернуться, Эрнест промазал, а Дикки шагнул вперед и ударил Эрнеста прямо в нос.

Она стукнула маленьким изящным кулачком по маленькой изящной ладони.

– Бац! – сказала она и весело засмеялась. – Так ему и надо. Эрнест упал, я думала, ему было больно, а он был скорее удивлен. Просто ошеломлен, я думаю. Когда он поднялся, лицо у него было красное, как свекла, и он сказал: «Ладно, еще поговорим. Без дам». Он сказал так потому, что я тоже была с ними в библиотеке, и вроде как кивнул в мою сторону. Он даже при мне с трудом сдерживался – его так и распирало дать Дикки сдачи.

Она снова хихикнула.

– Хотя на самом деле, мне кажется, ему хотелось поскорее уйти, пока еще раз не получил по носу. А Дикки ему в ответ: «Когда пожелаешь». Эрнест ушел, и Дикки никогда больше о нем не вспоминал. Но разве можно его винить?

– А что насчет Стайн?

– Ну, Гертруда и не пыталась ударить Дикки. – Роза улыбнулась. – Хотя, думаю, у нее бы это получилось лучше, чем у Эрнеста. – Ее лицо сделалось серьезным. – Да нет. У нее с Дикки какое-то время были прохладные отношения, но потом они помирились и снова стали друзьями. – Роза посмотрела на меня и затем сказала с таким жаром, будто только что вспомнила, куда запрятала семейное золото. – Вы хотите с ней познакомиться?

– Думаю, надо, – сказал я.

– Тогда вам придется пойти со мной. Завтра вечером. Я еду туда. В смысле – к ней домой. У нее всегда много народу. Писатели, издатели и всякие городские знаменитости. В том числе художники. Гертруда сдвинулась на искусстве – у нее весь дом просто УВЕШАН картинами. Лично мне они не слишком нравятся, сплошной модерн, одна мешанина, хотя многим это по душе.

– Договорились, – согласился я. – Поедем вместе.

Она хлопнула в ладоши от удовольствия и даже слегка подскочила на подушке.

– Чудесно! Заезжайте за мной в семь. – Она озабоченно нахмурилась. – Семь часов вас устроит?

– Вполне.

– Прекрасно! – Она легонько коснулась виска кончиками пальцев правой руки. – Вы не рассердитесь, если мы на этом закончим? Кажется, у меня начинается мигрень.

– Ничуть. – У меня были еще вопросы, но они могли подождать до завтрашнего вечера.

– Мне ужасно жаль, – сказала она с выражением глубокой скорби, – но, когда у меня начинаются головные бани, единственное спасение – постель. Честно. – Она вздохнула, подняла свою маленькую изящную головку и дерзко улыбнулась.

– Все в порядке, – заверил ее я.

– Благодарю за сочувствие, – сказала она. И встала. Я последовал ее примеру.

Я встретил Анри Ледока в маленьком уличном кафе – он сидел с газетой на коленях. И наблюдал за проходящими мимо женщинами. На столике лежали его котелок, перчатки и папка с полицейскими отчетами.

Кроме Ледока в кафе почти никого не было. Юная пара, забыв про свой кофе, смотрела в глаза друг другу. Пожилая пара не обращала внимания друг на друга и разглядывала свой кофе. Кроме того, за дальним столиком сидел толстяк в тесном сером костюме и читал журнал.

Ледок заметил меня, только когда я к нему подошел. Он улыбнулся и встал, бросив газету на столик.

– Ну как, мадам Форсайт освоилась со своим вдовьим положением?

– Вполне, – ответил я. – Не без помощи кокаина.

Ледок нахмурился.

– При вас она нюхала?

– Не прямо на глазах. Но нюхала.

Он кивнул.

– Вы должны мне все рассказать, пока мы едем обедать. Сейчас поймаю такси. – Он огляделся.

– Где мы будем обедать? – спросил я.

Ледок все еще высматривал такси.