– Да, вот его телеграмма. Должно быть, он справился в министерстве и почувствовал запах пороха.

Клод сделал неуловимую паузу, но ему ее оказалось достаточно, чтобы угадать мысли своих товарищей. Еще неосознанно, но они уже понимали, о чем объявит им Мори. Поэтому самым ровным, самым спокойным голосом он продолжил:

– Отдых закончен. Завтра мы покидаем Баи и возвращаемся в Шато-Пьерри. Немцы собираются форсировать Марну, они попытаются предпринять последнюю отчаянную попытку.

– Ну что ж, повоюем! – тяжело сказал Марбо, выражая мысль всех присутствующих.

– В этом меня убедило, скорее, возвращение Тели, чем пакет от командования сектора, – сказал Мори.

Мужчинам, собравшимся в конторе эскадрильи, к опасности было не привыкать. Тем не менее они старались не смотреть друг на друга. Каждый боялся увидеть на лицах товарищей печать смерти, ибо каждый из них по привычке и по молодости считал, что его самого-то судьба убережет.

– Придется лишиться нескольких перышек, – сказал «доктор».

– Такова наша работа, – воскликнул Нарбонн, самый беззаботный из всех.

– Посмотрим, – заключил Марбо, он был самым большим фаталистом.

– Послушайте распорядок вылета, – приказал Мори. – Самолеты ожидают нас в Трильпорте, в полной готовности. Мы отправляемся завтра в полдень. Построение…

Его остановил стук в дверь.

– Господин лейтенант, – сказал ординарец, обращаясь к Мори, – тут ваша супруга…

– Нет, не пускайте ее, – воскликнул Клод. Он обернулся к товарищам и сказал:

– Извините меня, я на секунду.

В коридоре его ожидала Элен, такая свежая, такая лучезарная, в ней было столько жизни, что Клоду потребовалось исключительное самообладание, которое за долгие годы он сумел выработать, чтобы не выказать своих истинных чувств.

– Какая таинственность сегодня! – весело воскликнула молодая женщина. – Вы что-то замышляете?

– Нет, просто вопросы службы.

– Это важно?

– Да нет… А ты, чем ты занимаешься?

– Я как раз собиралась тебе сказать, что хочу прогуляться в деревню. Жара немного спала. Не волнуйся, если я задержусь.

– Да, хорошо. Мне и самому придется отъехать на машине. Боюсь даже, что не смогу поужинать.

Удовольствие, которое ощутила Элен от перспективы продолжительной свободы, помешало ей задать другие вопросы.

– Тогда до вечера, дорогой, – произнесла она с нежностью более выраженной, чем всегда.

– До вечера, удачной прогулки. – Он поцеловал ее, почти едва прикоснувшись, как делал это обычно. А перед уходом добавил: – Если по дороге ты встретишь Эрбийона, будь добра, пришли его ко мне.

Не дав жене времени ответить, даже не взглянув на нее, Клод открыл дверь конторы.

Элен сделала шаг к нему, затем в нерешительности, в замешательстве остановилась. Вдруг голоса дневального и ординарца Клода, выходивших с офицерского собрания, вывели ее из задумчивости.

– Вот свинство! – сказал первый. – Здесь нам было так хорошо.

– Нам, дружище, даже на летном поле не на что жаловаться, – воскликнул второй. – А вот летчикам хуже, бедные парни. Он еще выступает!

– Свинство! – повторил дневальный.

Элен взглянула на часы. Драгоценное время, между тем, уже пошло. Однако она чувствовала, что не может уйти, ничего не узнав. Она села на ободранный стул, стоявший около окна, через которое был виден тихий сад. Элен посмотрела на него с тревогой. Иногда шум спора доносился из-за перегородки. Молодая женщина усердно вслушивалась, но безрезультатно.

Офицеры стали выходить из конторы. Они поприветствовали Элен Мори с рассеянным, отсутствующим видом и молча вышли на улицу. «Доктор» и Марбо последними остались наедине с Клодом. Когда они появились на пороге, молодая женщина почти оттолкнула их, чтобы попасть в комнату.

– Почему, – воскликнула она, – ты скрыл от меня, что вы возвращаетесь на фронт?

Мори не замедлил спросить у нее, как она узнала об их отъезде.

– Я хотел тебе рассказать об этом, – мягко заверил он ее, – но прежде мне необходимо было отдать некоторые приказы.

– Так, значит, это очень скоро?

– Довольно…

– Когда?

Он замолчал в нерешительности.

– Завтра? – шепотом спросила молодая женщина.

– Да… в полдень.

Как только он произнес эти слова, ему показалось, что на него нашло умиротворение. У него возникло ощущение, что самое трудное уже сделано. Фронт уже овладел его существованием. О муках, подстерегавших его там вместе с опасностями войны, он пока не думал. Эрбийон… мучительный экипаж… – это было мужским делом. А в данный момент единственный объект его заботы сейчас стоял перед ним с искаженным лицом, с уставившимися в одну точку глазами, и ему захотелось успокоить жену. До этой минуты он даже не осознавал, до какой степени он любит Элен и насколько бескорыстна его любовь. Он взял ее за руки, погладил их. Вдруг он почувствовал, как они вцепились в него, холодные, одеревеневшие.

– Зачем так волноваться? – спросил Клод с улыбкой, которую ему удалось сделать искренней. – Мы будем не больше в опасности, чем…

– Это неправда! – прервала Элен. – Я слышала разговор дневальных, видела лица твоих товарищей, а ведь они не из пугливых.

У Мори вырвался жест бессилия.

– Клод! – воскликнула молодая женщина, охваченная каким-то безумием. – Клод, я не хочу… помешай этому, ты ведь здесь начальник. Бойня… люди, сгорающие заживо… это недопустимо, невозможно! Ты… остальные… обуглившиеся останки… Я не хочу… Я не могу…

Она приникла к его плечу, прижалась, приткнулась к нему. А Клод, несмотря на то, что его душа разрывалась от зрелища этого страдания, почувствовал себя полным сил и в безопасности, ибо решил, что причиной его был он.

Он поднял ее голову, уткнувшуюся ему в грудь, и заговорил, как гипнотизер:

– Послушай меня. Послушай меня хорошенько. С нами ничего не может случиться, я тебе обещаю. Я буду бдительным, внимательным, будь спокойна.

Он еще долго продолжал в том же духе, тогда как она смотрела на него неподвижным, недоверчивым взглядом потерянного ребенка.

Задребезжал телефон. Мори взял трубку и через несколько секунд ответил:

– Разумеется, нет, полковник. Представьте себе, ведь завтра мы возвращаемся на фронт.

Он повесил трубку и, довольный переменой темы, пожав плечами, объяснил:

– Они там в штабе с ума посходили! Просят одного добровольца инструктором в Фонтенбло. И это накануне наступления!

Элен оперлась на стол, заваленный бумагами. Комната поплыла у нее перед глазами.

– Что ты хочешь сказать? – пробормотала она. – Инструктором в тыл… Спасение?

Мори остановил ее жестом, в который постарался вложить всю свою нежность, и дрогнувшим от признательности голосом ответил:

– Не думай о невозможном, умоляю тебя.

Внезапно он замолчал. Взгляд его жены загорелся неподдельной ненавистью.

– Так, значит, вы никогда не перестанете играть в героев, – сказала она и, не обернувшись, вышла.

Клод не попытался ни остановить, ни догнать ее. Времени у него оставалось впритык, чтобы встретить Тели. Да и что еще Элен могла добавить к тому страху за него, который она уже продемонстрировала?

Эрбийон пришел к Памеле гораздо раньше, чем было условлено, спеша укрыться в единственном месте, где он чувствовал себя защищенным.

Певица провела его в комнату, которую она называла кабинетом для особых случаев и которая со своими шторами из кретона, креслами, обитыми репсом, и диваном в стиле Луи-Филиппа сохранила вид забытой временем гостиной.

В большом зале находилось еще несколько солдат, игравших в карты. Эрбийон рассеянно прислушивался к постепенно затихавшему шуму. Он не хотел предоставить своим мыслям свободы.

Когда Памела пришла сказать ему, что она отослала дневального эскадрильи, присланного Мори, стажер ничуть не встревожился. Наверняка Клод, с обычной для него рачительностью, хотел его видеть по каким-нибудь незначительным, несрочным служебным делам. Эрбийон продолжал ждать, ни о чем не думая, словно в состоянии какой-то подвешенное™.