Легкие шаги заскрипели по гравиевой дорожке сада. Вошла запыхавшаяся Дениза и воскликнула:
– Завтра вы отбываете. Ты возвращаешься на фронт.
Эрбийон ощутил, как по его жилам растекается чудесное веселье. Так, значит, заколдованный, порочный круг разрывался сам собой! Так, значит, все так быстро и легко уладилось, разрешилось! Он испугался, что неправильно понял.
– Ты уверена, ты уверена? – спросил он, и радость, еще сдерживаемая, но уже готовая вылиться наружу, озарила его лицо.
– Клод сказал мне об этом. Это ужасно…
У стажера вырвался смешок, заставивший Денизу вздрогнуть.
– Ты же не думала, дорогая, что мы до конца войны просидим в Баи?
Он приблизился к ней, чтобы ее поцеловать. Она резко его оттолкнула.
– Слушай дальше, – приказала она, – вы отправляетесь на участок наступления. Вы будете днем и ночью находиться в опасности. Три четверти эскадрильи не вернется обратно.
– Посмотрим… Зачем думать о том, что от нас не зависит? Ты здесь… я счастлив.
– На один вечер! И тебе этого достаточно! – воскликнула Дениза. – После этого, отделавшись от меня, ты улетишь удовлетворенный, успокоившийся. Ты будешь со своими дорогими товарищами, окажешься в своем дорогом экипаже, будешь летать со своим дорогим Клодом…
Черты молодой женщины исказились от такого едкого сарказма, что Эрбийон даже не услышал последних слов и, внимательно вглядевшись в нее, спросил:
– Дениза, ты в своем уме? Что зависит от меня в этом отъезде, о котором я даже узнал-то от тебя самой? Разве ты не видела, что я всем жертвую ради тебя?
– Тогда останься!
Эрбийон взял в свои ладони лицо любовницы, погладил его.
– Ну же, дорогая, – попросил он, – приди в себя. Неужели ты бы предпочла, чтобы меня расстреляли?
Дениза высвободила свое лицо, пристально посмотрела на Эрбийона и сказала:
– Когда я была в конторе, позвонили из штаба и попросили одного добровольца инструктором в Фонтенбло.
– Ну и? – спросил Эрбийон, не понимая, к чему она клонит.
Дениза ничего не ответила, но блеск ее глаз стал резче, ярче.
– О! Дениза! – пробормотал Эрбийон. – Неужели ты не подумала… Нет?… Ты могла?… Мне окопаться?… Попросить Клода, чтобы он отослал меня в тыл, в то время как Тели, все остальные пойдут в наступление? О! Нужно быть женщиной, чтобы задумать такую подлость!
Выражение поразительного унижения появилось на лице молодой женщины.
– Оскорбляй меня еще… сколько захочешь, Жан, – сказала она, – но только останься. У меня нет чести, в целом мире у меня есть лишь ты. Жан, мой мальчик, я не хочу, чтобы тебя пробили пули, чтобы тебя сжег огонь.
Она была так красива и так страдала, что Эрбийон простил ей ее попытку.
– Я не могу оставить своих товарищей, – мягко сказал он.
– Я люблю тебя, – ответила Дениза.
– Что бы сказал Тели?
– Я люблю тебя, – повторила молодая женщина.
Эрбийон воспользовался аргументом, который, как ему казалось, был решающим как для нее, так и для него.
– Без меня Мори подвергнется гораздо большему риску.
Дениза не опустила глаз и глухим, настойчивым и почти жестоким голосом повторила:
– Я тебя люблю.
Эрбийон посмотрел на Денизу с каким-то странным чувством. Ему показалось, что у него нет ничего общего с этой маньячкой, вся защита которой, все доводы сводились к одному-единственному слову. Он возненавидел это слово. Неужели достаточно любить, чтобы иметь абсолютное право на жизнь другого человека и на его смерть? При каких законах подобная тирания могла бы иметь силу?
– Ну уж нет! – грубо сказал Эрбийон. – Я не оставлю Мори сражаться без меня.
Дениза с каким-то отчаянием вдохнула воздух и затем, выделяя каждое слово, сказала:
– Не только Клод, а вся эскадрилья узнает о нашей последней ночи в Париже. Ты хочешь уехать? Их уважение ты ценишь больше всего на свете? По крайней мере, они тебя хорошо узнают. Это очень удобно – иметь меня в качестве любовницы, летать с Клодом и слыть безупречным товарищем. Я готова заплатить за свою любовь. Заплати же и ты за свой экипаж.
В сознании Эрбийона пронеслись разные картины. Враждебность эскадрильи… Отвращение Тели… Ибо Дениза сдержит свое слово. В этом он ничуть не сомневался.
– Я подам просьбу сегодня же вечером, – прошептал стажер.
В ответ раздался возглас счастья, вырвавшийся прямо из глубины души.
– Жан, Жан, ты спасен!
Дениза бормотала, умоляла, смеялась, плакала и ликовала одновременно.
– Я сделаю так, что ты обо всем забудешь… мы будем счастливы… Не жалей ни о чем…
В объятия этих влюбленных, материнских рук Эрбийон опустил голову с улыбкой стыда и унижения. С этого момента он был согласен на все. В темной комнате находились два заговорщика. Не только перед лицом предательства, но и преступления.
Дениза все еще убаюкивала Эрбийона бессвязными речами, когда внезапно вошла Памела.
– Уходите, уходите, – сказала она, – через дверь, ведущую в сад.
Если бы Эрбийон владел, как обычно, своими рефлексами, он бы сумел утащить Денизу вовремя, но они оба только что пережили душераздирающий спор. Они потратили несколько секунд на то, чтобы разомкнуть объятия, понять смысл ее слов. А когда они это сделали, было уже поздно. Дозор жандармов, посланный для того, чтобы проверить, соблюдает ли Памела наложенный на кабаре арест, застал их. Во главе его находился офицер, которого Эрбийон оскорбил в этом же самом кабаре.
– Это друзья, – возмутилась Памела, – ты отлично видишь, что они ничего не пьют. Оставьте нас в покое.
– Ваши документы? – попросил офицер.
Стажер, пожав плечами, протянул свой военный билет.
– А вы, мадам?
– Я за нее отвечаю, – сказал Эрбийон. – Не настаивайте, прошу вас.
– Ваш пропуск, мадам. Порядок есть порядок. Военная зона.
Без малейшего смущения Дениза подчинилась.
– Мадам Элен Мори… – произнес офицер жандармерии вполголоса и записал ее имя рядом с именем стажера. – Благодарю вас.
Затем, обращаясь к Эрбийону, произнес:
– Даю вам две минуты на то, чтобы вы отсюда ушли.
Он повернулся к ожидавшим его в большой комнате мужчинам. Эрбийон сделал было движение, чтобы его остановить, но Дениза твердо взяла его под руку и сказала:
– Теперь это уже неважно.
Дениза и Эрбийон вышли из Баи и долго шли пешком. Сумерки, затем мгла окутали это бегство, без цели, без радости, через поля и луга. Эрбийон хотел вернуться в Баи как можно позднее. Он чувствовал себя уже изгнанным из эскадрильи и дрожал при мысли о том, что может встретиться с кем-нибудь из товарищей. Дениза шла вместе с ним, чтобы удержать его под влиянием, заставившим его сдаться.
В тот момент, когда подобно двум едва различимым теням они очутились перед домом, где располагалась контора эскадрильи и проживал Мори, стажер уже не чувствовал ничего, кроме безмерной усталости и желания, чтобы как можно скорее был преодолен постыдный переход к новому этапу в его судьбе.
Стояла уже довольно глубокая ночь, но окно первого этажа было освещено.
– Мори еще работает, – сказал Эрбийон. – Тем лучше, я переговорю с ним сейчас же.
Дениза прижалась к молодому человеку, не сказав ни слова, затем стала подниматься по лестнице, которая вела в комнату Клода. На полдороги она остановилась. Дверь конторы открылась. Из темноты она взглянула на светлое пространство, поглотившее Эрбийона. Перед тем как войти, стажер принял решение сказать лишь две или три фразы, необходимые, чтобы заявить о своем намерении. Все должно было быть произнесено ледяным и напускным тоном, уже давно освоенным им при общении с Мори, и который, позволяя избежать любого спора, должен был сделать легкоосуществимым, насколько возможно, величайшее предательство.
Однако, едва перешагнув порог конторы, Эрбийон с ужасом заметил Тели, сидевшего рядом с Клодом. Они вместе изучали документы и карты.
Капитан поднял голову, и его взгляд пресек дружеское приветствие, которое вырвалось у Эрбийона вопреки желанию, вопреки всему.