Смотрю на эту шоколадную катастрофу и говорю себе, что на этот раз плакать я не стану. Нет! Решено. Опрокидываю в себя еще бокал шардонне. Хорошее вино. Хотя, возможно, два бокала на голодный желудок — многовато. И все же я немного успокаиваюсь. Разве перепелиные ножки сомнительного вида и неудавшееся суфле могут испортить мне настроение? Я приготовила очень неплохой ужин, но эта гадкая Оливия все равно не будет мне благодарна — если только за то, что я привела Керка. А может быть, Берни втайне мечтала, чтобы я испортила вечеринку ее сопернице? Зачем еще посылать преподавателя искусства начальной школы готовить блюда, которые не уместятся в игрушечной детской духовке?

Внезапно я понимаю, что десерт можно спасти. Если спиртное поднимает настроение мне, только подумайте, насколько оно может улучшить суфле! Перекладываю шоколадную кашу в большую керамическую миску и снова беру бутылку «Гранд марнье». Проверяю все шкафы в поисках «Амаретто» и «Франжелико» и щедро поливаю ими мой неудавшийся шедевр. Потом добавляю еще немного ликера. Возможно, мне стоит влить несколько капель тайленола, чтобы смягчить грядущее похмелье. Что там еще есть у Оливии? Вот это да — шоколадная крошка! Маленький пакетик «Эм-энд-эмс». Изюм в шоколаде. Шоколадные конфеты «Ризез». Эта женщина знает, чем можно перекусить. Бросаю все в миску.

Чтобы придать десерту законченный вид, беру с полки упаковку мини-маршмеллоу и посыпаю мое творение. Неплохо, но нужно добавить яркости. Чувствуя прилив вдохновения, нахожу круглые леденцы и выбираю все розовые. Потом добавляю желтые. И зеленые. Мое первое — и последнее — выступление в качестве профессионального повара будет памятным событием. Протягиваю миску официанту со словами, что десерт готов. И, покинув место своей кулинарной катастрофы, быстро уношу ноги.

Наутро я жестоко страдаю от похмелья. Глаза припухли, голова раскалывается, не знаю только, от вина или чувства вины. И, что еще хуже, на лице отпечатались все неровности подушки. В моем возрасте стоит только прилечь, и щеки тут же превращаются в дорожную карту.

Переворачиваюсь и пробую снова заснуть. Можно подумать, я делаю это специально для того, чтобы помять и другую половину лица. Не об этом ли идет речь в выражении «подставить вторую щеку»?

— Са-а-ара-а, — слышу я из-за двери голос Берни. — Ты здесь? Выходи.

Есть хотя бы один человек, который не станет врываться в этот дом? Натягиваю шорты и, решив не переодевать футболку, босиком шлепаю в гостиную. На полу, с согнутыми ногами, на спине лежит Берни. В вытянутых над головой руках у нее ребенок.

— Что ты делаешь? — спрашиваю я и тру глаза.

— Один… два… три… четыре, — громко считает Берни. Руки ее дрожат. Вдох — и она немного сгибает руки. Выдох — Берни снова поднимает ребенка, стараясь не сбиться с ритма. — Вверх… вниз… вверх… вниз. — Она все энергичнее работает руками.

Я еще до конца не проснулась, а моя подруга уже играет с детьми, да еще и бицепсы при этом накачивает. Ничего себе! Это гораздо веселее, чем мои занятия на велотренажерах вечером по четвергам. Беру второго малыша из роскошной коляски и ложусь на пол рядом с Берни.

— Старайся поднимать медленно и не трясти его, — предупреждает мамаша. — Положи одну руку под голову, а другой держи под попку.

Мы вместе упражняемся с младенцами. Мне это даже нравится. Гораздо больше, чем тренажер «Наутилус», хотя, честно говоря, ребенок веситтак мало, что даже мышь не смогла бы накачать себе мышцы.

— Теперь сгибаем руки, — командует Берни. Садится, вытягивает руки перед собой, затем подносит ребенка к лицу, целует его и снова распрямляет руки. Сгибаем, целуем, сгибаем, целуем. Ничего сложного, я успешно справляюсь.

Я проделываю это упражнение четыре раза и вдруг чувствую, что мои гантели немного намокли. Да уж, в спортклубе «Кранч» такого никогда не случается.

— Мне кажется, его нужно переодеть. — Я резко заканчиваю гимнастику и пытаюсь отдать малыша Берни.

— Подгузники в сумке, — говорит она. — Правило такое: кто последний держал ребенка, тот его и переодевает.

Это напоминает мне глупую игру в «горячую картошку». Снова пробую вернуть ребенка матери, но не тут-то было. Решаю все же переодеть малыша и послушно лезу в сумку. Но памперсов в ней не обнаруживаю. Берни пользуется подгузниками из ткани, и я никак не могу сообразить, как их складывать. Следовало бы догадаться, что Берни не станет искать простых путей. Она бросила работу вовсе не для того, чтобы застегивать липучки на памперсах.

Некоторое время Берни наблюдает за мной, а потом начинает смеяться.

— Чтобы справиться с этим, нужно быть мастером оригами, — говорит она, отодвигая меня и весело заканчивая работу. Глядя на то, что у нее получилось, начинаю подозревать, что моя подруга специально училась этому искусству.

Берни качает довольного жизнью малыша и поворачивается ко мне.

— Так что же произошло вчера на вечеринке? — спрашивает она. — Мне звонила Оливия. Столько эмоций…

— Ты разговаривала с Оливией? — с виноватым видом переспрашиваю я.

— Это первое, что я сделала сегодня утром. И Кен Шабли, глава телеканала «Фуд нетуорк», тоже звонил мне.

Неужели он был на вечеринке? Может быть, он отравился? Или подавился леденцом? Или подавился от одного вида десерта?

— Этот рецепт был абсолютно надежным, — начинаю я оправдываться. — Но я никогда раньше не готовила его в таком количестве.

— Все только о нем и говорят, — продолжает Берни.

— Если Оливия расстроена, так ей и надо. Она противная и заслуживает этого. — Тоже мне! Откуда только взялась эта ее фальшивая бравада?

— А почему она должна быть расстроена? — интересуется Берни.

— Потому что… — Меня вдруг одолевают сомнения. Может быть, я что-то не знаю? — А зачем тебе звонил Кен Шабли?

— Оливия сказала ему, что я представляю твои интересы. Ей, наверное, было ужасно тяжело это признать, — радостно сообщает Берни. — Десерт «Шоколадный сюрприз», который ты приготовила, поразил его в самое сердце.

— В буквальном смысле или переносном?

— Мне не понравилось, как он выразился, — продолжает моя подруга, — но он в восторге. Считает, что следующей тенденцией в кулинарии, вполне возможно, будет ретрошик.

Кому это знать, как не ему! Канал Кена открыл в свое время Эмерила и «Железного шефа». Хотя по сравнению со всем этим мой шоколадный сюрприз заслуживает премии фонда Джеймса Биарда!

— Ему нужен рецепт? — Я очень нервничаю. Один Бог знает, чего я набросала туда. Сейчас и не вспомнить.

— Да, рецепт и ты сама, — говорит Берни. — Он спросил, можешь ли ты прийти на собеседование, но я сказала «нет». Решила сыграть жестко и заявила, что никаких проб не будет. Или он заключает с тобой контракт, или нет. И он согласился. Через две недели, если считать с завтрашнего дня, ты будешь в эфире.

— Берни, ты не можешь продолжать в том же духе, — говорю я сердито. — То есть я, конечно, ценю твои усилия и все такое, но не нужно управлять моей жизнью.

— Нет, нужно, — невозмутимо гнет свою линию Берни. — В этом и состоит работа агента. И у меня, между прочим, это прекрасно получается.

Послушай, Сара, это отличная сделка. Канал пользуется большой популярностью. Подумай о будущем. Через какое-то время ты могла бы продавать сковородки со своей подписью!

— Но я раньше не делала ничего подобного, — говорю я.

— Вот и повод, чтобы начать, — заключает Берни, с нежностью поглядывая на малышей. — Весь смысл в том, чтобы попробовать себя в новом деле. В нашем возрасте нельзя ожидать, что двери сами распахнутся перед нами. Но посмотри, разве это не здорово? У тебя новый муж. У меня — дети. У нас обеих — новые карьеры. Нам уже за сорок, но мы все начинаем заново. Кто бы мог подумать?

Уж точно не я. Но Берни говорит убедительно.

— И сколько мне будут платить? — спрашиваю я, уже готовая погрузиться в сладкие грезы.

— Нисколько, — отвечает Берни, укладывая мирно посапывающего ребенка «номер один». — Ты делаешь это ради своей карьеры.