Это что за пятно? Я приникаю к зеркалу в кабинете Кейт и с подозрением вглядываюсь в свое отражение. Шоколадная крошка? За ленчем мы ели торт, и… Какой торт? Не было никакого торта! Я потерла пальцем щеку. Эффект прежний. Неужели пигментное пятно? Но, я же еще молода, как же так?

— Что там у тебя? — интересуется Кейт из противоположного угла кабинета.

— Это вопрос к тебе. — Я продолжаю лихорадочно тереть объект своего беспокойства. Если верить «Нью-Йорк пост», моя лучшая подруга, доктор Кейт Стил — «любимый дерматолог» Нью-Йорка. А разве можно усомниться в справедливости того, что пишут в этой газете? — Подойди и посмотри!

— На что я должна посмотреть? — Кейт с готовностью устремляется ко мне. Ее высоченные шпильки уверенно цокают по до блеска отполированному, деревянному полу. В какой-то момент мне кажется, что она вот-вот поскользнется, но нет… Это же Кейт. Женщина, которая и в туфельках от Маноло с легкостью поднимется на Килиманджаро и вернется обратно, а ее костюм от «Эскада» при этом будет выглядеть безупречно. Как бы там ни было, я очень ее люблю. Возможно, потому, что мы знакомы с седьмого класса — тогда Кейт еще носила скобки на зубах, — после этого ее внешность и вовсе стала идеальной и с тех пор не имеет изъянов.

— Пятно! Размером с Техас, — сообщаю я.

— Не преувеличивай, Сара, оно наверняка не больше Хьюстона, — дружелюбно утешает меня Кейт. — Ну, показывай!

Вот она какая — моя Кейт! Может решить любую проблему! То, чему ее не научили в Гарвардской медицинской школе, она наверстала за прилавком с косметикой «Клиник». И все секреты красоты, которыми она владеет, имеют под собой научную базу — это вам не ухищрения с зеркалами в затемненной комнате.

Ну, честно говоря, чаще всего именно так и бывает. Вот сейчас, например, она перенастраивает цифровое зеркало, и мое ужасное пятно тут же становится почти незаметным.

— Я пользуюсь этим зеркалом во время операций, — поясняет Кейт. — Оно увеличивает в сорок раз.

— Тогда попробуй навести его на мой банковский счет.

Кейт смеется и убирает со стола остатки нашего ленча: пустые коробочки с недоеденным салатом и чашки из-под холодного чая. Мы собирались сходить в «Нобу», но не смогли заставить себя покинуть прохладный комфортабельный кабинет, особенно после того, как услышали, что показатель соотношения температуры и влажности достиг ста десяти. Нью-йоркские метеорологи, очевидно, считают, что одного упоминания о градусах недостаточно, чтобы представить, насколько в городе жарко. Поэтому и придумали этот показатель. Впрочем, меня он не впечатляет — я и при девяносто шести потею не меньше.

Кейт возвращается к своим бумагам, а я украдкой снова настраиваю зеркало на сорокакратное увеличение. Теперь поводом для огорчения станут остальные мои недостатки, вот они просто бросаются в глаза — «гусиные лапки» глубже, чем голос Барри Уайта, морщины возле рта — от частого смеха, но смотреть на них совсем не весело. Проклятые «Братья Маркс» состарили меня на пять лет! Еще пять добавляет признание, что я смотрю записи этого комедийного квинтета.

Кейт вдруг замечает, что я снова прилипла к зеркалу. Она подходит и без предупреждения выдергивает шнур из розетки, лишив меня источника бурных эмоций.

— Что это с тобой? — смотрит она на меня, качая головой. — Ты так нервничаешь, будто сидишь в аэропорту Кеннеди!

— Так и есть, — признаю я. В двадцать я была вполне уверена в себе. Сейчас, став вдвое старше, я сохранила лишь половину той уверенности. Хотя в моей жизни есть два человека, которые говорят, что я красива. Мой сын Дилан — самый замечательный семилетний мальчик на всем белом свете. И Брэдфорд — лучший (глубокий вдох!) жених… ну, скажем, в Америке. После развода я поклялась никогда больше не выходить замуж. Но красавцу Брэдфорду с Парк-авеню все же удалось убедить меня, что я одна-единственная — веселая, сексуальная, практичная — преподавательница искусства в пятом классе средней школы, в которую он влюблен. Доказательством его слов стало кольцо с бриллиантом в пять карат.

Кейт достает блестящую пудреницу и начинает причесываться. Замечаю, что она проводит языком по губам и улыбается. Еще бы! Она единственная из всех знакомых мне женщин, которая всегда довольна, видя свое отражение в зеркале. Остальные обязательно находят какой-нибудь изъян. У Кейт светящаяся, словно фарфоровая, кожа, ясные голубые глаза; узкое книзу лицо обрамляют волны золотисто-каштановых волос. Я уж не говорю о ее соблазнительной стройной фигуре и безупречной формы руках. И о самой тонкой — после Вивьен Ли — талии.

И все же…

— Ты хотела бы что-то изменить у себя? — не сдержалась я.

— Адрес, — быстро отвечает Кейт, захлопывает пудреницу и бросает ее в верхний ящик стола — его дизайн разработал сам Мис ван дер Рое [2]. — Мне нравится этот кабинет, но до Пятой авеню целых полквартала. А там я могла бы брать за прием долларов на пятьдесят больше.

— Я имела в виду твою внешность, — говорю я, мысленно ахнув: неужели консультация Кейт может стоить еще больше, чем сейчас?

— Ты хочешь что-то предложить мне? — спрашивает Кейт. — Я знаю, тебе нравилось, когда я была блондинкой, но с этим покончено. Я привлекала слишком много внимания. Не могла пройти по улице, чтобы ко мне под ноги не свалился какой-нибудь парень. — Она улыбается, и я заключаю, что она пошутила. Хотя до конца в этом не уверена.

— А я бы кое-что изменила, — сообщаю я.

— Во мне? — изумляется Кейт.

— Нет, в себе. Прежде всего нос. Что это за пуговка? Если взглянуть ниже, то есть еще толстые коленки.

— Отлично! Значит, от коленей до пальцев ног тебя все устраивает, — с оптимизмом заключает Кейт.

— Спасибо, что напомнила, — бурчу я. — После сорока они у меня покривели…

Опускаю взгляд на свои ноги. Эти босоножки от Миу-Миу я купила на прошлой неделе, на распродаже. Сейчас июль, и еще целых полтора месяца можно носить открытую обувь. Правда, оставалась только фиолетовая пара, но я умею идти на компромисс. С этой моей желтой юбкой… Я вспоминаю о своей слабости к пасхальным яйцам.

— Это устраняется хирургическим путем, — бесстрастно произносит Кейт, словно расхваливает новый стойкий лак для ногтей. — Одна из моих знаменитых клиенток сделала операцию. В «Джимми Чу» ей поставили условие, что она больше не получит бесплатных босоножек, если не исправит пальцы.

— Даже слышать не хочу, на что готова была пойти эта особа! — Я нагибаюсь и ощупываю шишечку на большом пальце.

— Нет ничего зазорного в том, что люди стремятся выглядеть лучше, — продолжает Кейт, — и я им в этом помогаю. Коллаген, рестилайн, кислородные маски. Когда ты наконец, позволишь мне заняться тобой? Ты ведь не можешь вечно оставаться косметической недотрогой, а я творю чудеса.

— Неправда, могу. Не одной же Барбаре Буш выглядеть на свой возраст! Это позиция честной женщины, и я не собираюсь менять своих убеждений. — На эту тему мы с Кейт говорим по меньшей мере раз в месяц. Несмотря на все мои протесты, у меня есть один секрет: я не переживаю по поводу своей внешности, потому что моя лучшая подруга, доктор Кейт, всегда рядом, на расстоянии не более чем самая длинная игла шприца с ботоксом. Впрочем, учитывая, как я выгляжу сегодня, мне все же придется уступить ей и согласиться на первый в жизни массаж… Или первую подтяжку…

Я вздыхаю и откидываюсь на спинку стула.

— Ну, ладно. Действуй. Но учти, твои секреты мне сейчас не помогут. Эти вот морщины появились не сами по себе. А от переживаний.

Кейт вопросительно смотрит на меня:

— По какому поводу?

— Ну… — Я уже не рада, что подняла эту тему.

— У вас с Брэдфордом все в порядке?

— Пожалуй, да. — Я кручу кольцо — подарок Брэдфорда в знак нашей помолвки. — А что?