— Сара, если ты хочешь обсудить это, давай поговорим. Я должен сказать тебе следующее: у каждого из нас есть дети, бывшие супруги и прошлое. В нашем возрасте любовь — очень сложное чувство. Может быть, оно сильнее и глубже, чем раньше, но все-таки сложное. Я хотел бы сказать тебе, что мы возьмемся за руки и пойдем вперед, и заходящее солнце будет освещать наш путь, и все будет прекрасно. Я хочу, чтобы так и было. Но наш путь может оказаться не таким прямым.

Если эти слова должны были ободрить меня, то с этим ничего не вышло.

— Что это значит? — спрашиваю я с грустью. — Когда мы пойдем вперед под лучами заходящего солнца, ты будешь время от времени отлучаться к Мими?

Брэдфорд отвечает не сразу. Он смотрит на меня, потом отводит взгляд, и я вижу, как он сжимает челюсти.

— Ты действительно так думаешь? — спрашивает он.

— Я не знаю, что и думать, — отвечаю я.

Он встает и начинает ходить по комнате.

— Если ты сейчас не знаешь, как ко мне относиться, что еще я могу тебе сказать? Я уже полтора года твержу, что люблю тебя и не собираюсь бросать. Я не Джеймс. Если ты до сих пор не веришь мне, то, возможно, я никогда не смогу убедить тебя в этом. Ты или доверяешь мне, или нет.

— Конечно, я тебе доверяю, — мягко говорю я. — Извини, что вообще подняла эту тему.

Брэдфорд колеблется, но подходит и обнимает меня.

— Все в порядке. Нужно уметь говорить на любые темы. Но тебе не о чем волноваться. Ты должна чуть больше верить в меня. И в себя. — Он целует меня.

— Хорошо, начинаю прямо сейчас. Я обновленная, бесстрашная, смелая! — Я целую его в ответ и думаю о том, как уверенно себя чувствую в крепких объятиях Брэдфорда.

— Хорошо! — Он обнимает меня. — Я не тороплюсь сменить тему, но ты все же расскажи мне, как прошли съемки.

— Отлично! — Я стремлюсь продемонстрировать ему, что и в самом деле могу быть спокойной и уверенной в себе женщиной. — Это шоу может даже стать еженедельным.

— Здорово! — радостно улыбается Брэдфорд. — Я тобой горжусь. Значит, моя невеста — будущая телеведущая, как Кэти Курич?

— Нет, она готовит не так хорошо, как я, — нахально заявляю я. Совсем не сложно излучать уверенность! Нужно всего лишь притвориться.

— Ну что, моя замечательная кухарка, не хочешь ли ты приготовить ужин своему будущему мужу?

— Есть предложение получше, — говорю я и с невинным видом приближаюсь к нему. — Давай пропустим ужин и сразу перейдем к десерту. Это очень вкусное крем-брюле.

Берни встречает меня на пороге своего дома. На ней бесформенная серая футболка, вся в белых пятнах от детской отрыжки. Очень мило! Привлекательности ей добавляют оранжевые нейлоновые брюки с белым потеком до самого низа. Похоже, малышам удалось испортить даже блузку от Шанель с водоотталкивающим покрытием.

— Неплохо выглядишь! — улыбаюсь я и захожу в пустой холл.

— Думаешь? Я уже трижды за утро переодевалась.

— Да уж, с первой попытки так не оденешься! — Я забираю из рук Берни малыша «номер два». «Номер один» спит, вернее, спала, в переноске на груди у Берни. А сейчас она блаженно щурит глазки и… срыгивает остатки завтрака. — Принести тебе другую футболку?

— Нет, мне они уже начинают нравиться в таком виде, — отвечает Берни. — Футболки в стиле Джексона Поллока. Можно вставить их в раму и сохранить как первые детские шедевры.

Изучив оригинальное расположение пятен, прихожу к выводу, что Берни права. Неискушенные любители искусства всегда замечают, что работы Поллока похожи на творение рук трехлетки. Кто мог предположить, что трехнедельный младенец сумеет изобразить нечто подобное?

— Ты вполне могла бы выставить их на биеннале в Музее американского искусства Уитни.

— Нет, я решила не делать из близнецов звезд. По крайней мере, пока им не исполнится пять лет.

— Ты права, — соглашаюсь я. — Каждый имеет право на детство.

Следую за Берни в детскую — это единственная в доме комната с полной обстановкой. Кажется, моя подруга скупила всю коллекцию мебели «Уикер гарден», включая супермягкие, сделанные на заказ, бамперы на кроватки — такое впечатление, что они на автотреке для гонок «Нэскар», а не в детской комнате. Не знаю, насколько хорошо малыши сейчас видят, но с потолка в комнате уже свисают шесть игрушечных каруселей. По крайней мере я думаю, что это потолок — он выкрашен так, что напоминает голубое небо с пушистыми белыми облачками. А ночью, по всей вероятности, на нем появляется луна.

Берни укладывает малышей в отдельные колыбельки и жестом приглашает меня в соседнюю пустую комнату. Не так уж сложно догадаться, что здесь будет, потому что всю стену занимают пока еще пустые книжные полки, а на сваленных посреди комнаты коробках написано «кабинет Берни». Хотя никому не известно, когда она сможет их распаковать.

— Малыши всегда спят утром около часа, — говорит Берни, устраиваясь на одном из двух стоящих в «кабинете» складных стульев.

— Тебе тоже следует вздремнуть, — говорю я как опытная мать.

Берни на короткое время закрывает глаза.

— Еще как следует! Дети просыпаются в четыре утра. У тех, кто утверждает, что можно изменить график, никогда не было собственных детей.

— Очень непросто быть молодой мамой, — с сочувствием замечаю я.

— Тем более немолодой молодой мамой. Если бы я родила их в двадцать, то, наверное, не уставала бы так сильно. С другой стороны, тогда я не смогла бы позволить себе заказать двенадцать упаковок детского чая «Ленокс» или детский «ягуар». И не ходила бы на занятия по правильному воспитанию детей. — Оттянув футболку, Берни пытается отчистить засохшие пятна.

— Не порть произведение искусства, — шучу я.

— Это не последнее. Кроме того, есть еще мокрые рисунки. Каждый раз, когда я меняю подгузник у «номера два», он превращается в фонтан.

— Они обязательно вырастут, — смеясь, обещаю я Берни.

— Я знаю, — говорит она и с чувством продолжает: — Я поклялась себе быть рядом с малышами, чтобы услышать их первые слова, увидеть первые шаги, пережить первую ссору по поводу того, что надеть на студенческий бал. Поэтому я и не стала разговаривать с Эди Фалько, когда она позвонила мне сегодня утром.

Я напрягаюсь, стараясь понять логику Берни — какое отношение Эди Фалько имеет к студенческому балу младенца «номер один»?

— Ты отвергла ее? Актрису из «Клана Сопрано»? Не боишься, что Тони пришлет киллера?

— Я больше боялась, что, поговорив с ней, соглашусь быть ее агентом. Но я не могу сделать этого, достаточно и вас с Керком.

— Ну да, конечно, я понимаю, что ты отвергла Эди Фалько ради меня, — саркастически замечаю я. — Зачем клиент с кучей «Эмми» на каминной полке, если у тебя уже есть один и духовка у него полна пирожных с малиной?

Берии округляет глаза.

— Я от вас никуда уже не денусь. — В ее голосе звучит нежность. — И между прочим, мы с Кеном обо всем договорились по телефону. Я добилась для вас отличных условий. И мне очень понравилось наблюдать за вами на съемках. Даже появилось желание снова стать настоящим агентом.

— Ты сможешь, если захочешь.

— Нет, я не могу. Я дала клятву. Обещала малышам, что останусь с ними дома.

— Ты прикладывала руку к сердцу и клялась жизнью, или это было просто обещание?

— Я говорю серьезно, — торжественно заявляет Берни, словно девочка-подросток, решившая хранить девственность до брака. — Хочешь, покажу тебе письмо, которое я разослала всем своим клиентам? В нем я сообщила, что отхожу от дел. Все были в шоке. Ты ведь знаешь, я была лучшей. Меня боялись директора всех студий. В Голливуде существует единственный способ получить то, что ты хочешь. Нужно заставить всех поверить, что ты сильнее их.

Я же всегда думала, что добиться желаемого можно, только если ты добр к людям. Но возможно, Берни права. Пробую нахмуриться и взглядом дать понять: «Не связывайтесь со мной».

Берни отклоняется назад и начинает качаться на стуле. То же самое любит делать Дилан, хотя я всегда ругаю его за это.