Не сомневаюсь. Именно это она и будет делать. По крайней мере, некоторое время. У Кейт сейчас первый этап страстного увлечения, когда отношения кажутся очень прочными, все поступки любимого — правильными, а здравый смысл куда-то улетучивается. Спорить с женщиной в такой ситуации так же бессмысленно, как пытаться оторвать девочку-подростка от ее карманного компьютера. Так что я вполне могу закончить этот разговор и переключиться на нейтральную тему.

— А для чего тебе новый купальник? Куда Оуэн везет тебя в этот уик-энд? — интересуюсь я, глядя на микроскопические клочочки ткани на прекрасном теле Кейт. — Надеюсь, в Рио. В любом другом месте тебя могут арестовать.

— Ты считаешь, что он слишком маленький? — спрашивает она, глядя в зеркало и растягивая ткань трусиков.

— Ты сможешь снять его одним движением, — честно отвечаю я, понимая, что Кейт по крайней мере не потеряла право носить бикини, когда перестала пользоваться блеском для губ «Бонни Белл» и купила себе дорогой консилер от Бобби Брауна.

— Я не слишком стара для него? — спрашивает она недоверчиво.

— Ты выглядишь в нем лучше, чем любая двадцатилетняя девушка, — убежденно говорю я.

Кейт оглядывается на молодую блондинку, которая расхаживает в бикини, напомнившем мне кубик Рубика, — все квадратики прилипли к нужным местам.

— Может быть, не лучше каждой двадцатилетней, но все равно ты чертовски хороша, — смеюсь я. Заглядываю в примерочную и вижу еще три купальника, ожидающих своей очереди. — Хочешь и эти померить?

— Нет, этот как раз то, что нужно, — вздыхает Кейт, бросив последний оценивающий взгляд в зеркало.

— Я могу подождать.

— Мне нравится этот, — говорит Кейт и отправляется переодеваться.

Разве какая-нибудь другая женщина сможет так быстро подобрать себе купальник? Без всякой суеты, не перемерив еще тридцать моделей, — и быть абсолютно уверенной, что сделала правильный выбор. Только моя Кейт! Она знает, чего хочет. К сожалению, в этот раз она, увы, хочет Оуэна.

Сейчас семь часов вечера. Я уже в третий раз звоню в больницу, но Берни пока еще не родила.

— Как ты думаешь, мне приехать? — спрашиваю я Эйдена, когда он наконец, берет трубку.

— Нет, все в порядке. Здесь и так уже много народу. Медсестры, врачи, барабанщик.

— Барабанщик?

— Музыкальное сопровождение для родов, — объясняет Эйден. — Настраивает на примитивный первобытный ритм.

— И помогает?

— Не знаю. Наверное, даже Лондонский симфонический оркестр мало что мог бы сейчас изменить.

— А как в госпитале относятся к тому, что в гинекологическом отделении играет Ринго?

— Это не Ринго, — извиняющимся тоном говорит Эйден. Он не понял, что я пошутила, — не могла же я и в самом деле подумать, что в больничных коридорах разгуливают музыканты «Битлз». — Барабанщик входил в пакет услуг высшего разряда. Это была одна из причин, почему мы выбрали этот госпиталь. Ведь Берни показывала тебе рекламные проспекты?

Конечно, показывала. Когда я рожала Дилана, единственное, что мне подарили, — это пакет с памперсами и кремом «Пондз». Сейчас же, когда в сфере услуг для беременных такая огромная конкуренция, госпиталь выбирают, словно роскошный отель. Простыни от «Фретте» или «Аничини»?

Специалисты по рефлексологии или акупунктуре? Я уже не говорю о том, что можно выбрать между гинекологическим креслом или бассейном, хотя здесь даже думать нечего. Какой-то ненормальный решил, что раз девять месяцев в животе у матери младенцы проводят в воде, стоит попробовать рожать в воду. Берни это предложение не понравилась. Она решила, что занятий по плаванию «Вместе с мамой» будет вполне достаточно.

— Но ты хотя бы поел? — спрашиваю я Эйдена, вспомнив, что Берни заранее заказала для него на ужин лобстера и бифштекс.

— Ужин превосходный, но я не смею к нему притронуться. Как-то нечестно. Берни сосет лед, и я вместе с ней.

— Ну что ж, если грохнешься в голодный обморок, по крайней мере ты уже в госпитале, — ободряю я Эйдена. — Держитесь. И звоните, как только будут новости. — Я решаю не говорить о том, что направляюсь ужинать в Мидтаун, в модный китайский ресторан. Нас туда пригласил Брэдфорд.

Двадцать минут спустя я приезжаю за Диланом в Уэст-Виллидж, где он был в гостях у своего лучшего друга. Мы держим путь в «Сианиз палас». Считается, что это новый модный ресторан, но его название вызывает у меня ассоциации с медицинским термином, обозначающим какую-нибудь мерзкую разновидность насморка. Швейцар в белых перчатках открывает перед нами тяжелую позолоченную дверь, и я удивляюсь, о чем только думал Брэдфорд, затевая все это. Неужели он забыл, как ведут себя семилетние дети? Учитывая, что в Нью-Йорке на каждом углу есть шумные китайские ресторанчики, где детям очень уютно, как можно было выбрать это изысканное заведение, ведь самый громкий звук здесь — это плеск воды перье о стенки хрустальных бокалов…

Дилан оглядывает зал, в котором царит тишина и не видно ни одного ребенка, и хватается за воротник рубашки-поло, одетой специально по случаю выхода в ресторан. Потом нерешительно поднимает глаза на метрдотеля.

— У вас есть печенье с сюрпризом? — с надеждой в голосе спрашивает он.

— Извините, сэр? — Метрдотель в смокинге и галстуке-бабочке недоуменно смотрит на Дилана.

— Печенье с сюрпризом. В китайском ресторане, куда мы ходили раньше, у входа стояла большая чаша.

— Но это не китайский ресторан, — высокомерно заявляет метрдотель. — У нас китайско-тайско-французская кухня-фьюжн. — Он величественно протягивает нам меню и пододвигает мне стул.

Интересно, что может получиться, если смешать традиционную кухню этих стран? Куриный паштет Генерала Цо? Буйабес из тушеных овощей с курицей? Чтобы открыть это заведение, наверняка потребовалось оформить кучу зеленых карт [10].

Мы пьем лимонад и ждем Брэдфорда. Но его все нет и нет, поэтому я заказываю рисовые вонтоны для Дилана, который приходит в восторг от крекеров всех цветов радуги и с огромным удовольствием опустошает тарелку. Мы берем еще одну порцию. Я и сама уже умираю от голода и рассеянно надкусываю один, розового цвета.

— Ой! — Я бросаю крекер на стол. — Настоящий пенопласт! Как ты можешь есть такое?

— А мне нравится, — заявляет сын, набирая еще горсть. И зевает. — Я наелся. Может, пойдем?

Официант уже понял, что мы собираемся ужинать хрустящими вонтонами, и перестал подливать воду в наши бокалы. Поскольку каждая порция стоит четыре доллара девяносто пять центов, думаю, наш счет окажется не таким уж маленьким, но у него другое мнение. Конечно, он не может рассчитывать, что каждый клиент закажет дегустационное блюдо «Вкусы мира» стоимостью в сто пятьдесят долларов, но, видимо, надеется, что мы возьмем еще хотя бы парочку яичных роллов.

Я начинаю злиться не меньше официанта. Где Брэдфорд? Хорошо, что пока я еще могу хоть чем-то развлечь Дилана. Выкладываю на стол две ручки и лист белой бумаги.

— Крестики-нолики или морской бой? — предлагаю я.

— Морской бой, — довольно улыбается сын и хватает ручку.

Расставляю точки в шесть рядов через одинаковый интервал, а потом мы по очереди соединяем их. Вначале игра продвигается быстро, но потом я застреваю и бью мимо. Дилан радостно уничтожает первую фигуру.

— Ура! — кричит он.

— Подожди, дружок, все только начинается, — смеюсь я.

Он находит еще три моих корабля.

— Я выигрываю! Уничтожил твои, мам! Ты такая неповоротливая!

Пожилая пара за соседним столиком смотрит на нас с осуждением, словно мы играем в рулетку в зрительном зале театра «Метрополитен-опера».

И Брэдфорд, который наконец, появляется за нашими спинами, скорее всего разделяет их мнение. Не заметив на столе бумаги и того, что я тоже рисую, он выхватывает у Дилана ручку.

— Молодой человек, на скатерти не пишут, — строго говорит он.

Поскольку он и не подумал с нами поздороваться, я тоже решаю обойтись без приветствия.