В мемуарах С. Ю. Витте не упомянул еще об одном своем визите. 4 июля 1905 года он посетил генерала А. Ф. Редигера, только что назначенного военным министром. У него в кабинете С. Ю. Витте застал начальника Генерального штаба А. А. Поливанова. «Я ему сказал, — пишет А. Ф. Редигер, — что оборона представляется мне надежной, так как войска уже не вытянуты в нитку, как у Куропаткина, а сосредоточены, и армии снабжены всем нужным; но в успех наступления я не верю, так как мы уже пытались наступать, да не сумели, на Линевича я надежд не возлагаю, да и не видно с его стороны какой-либо подготовки к наступлению. Поливанов присоединился к моему мнению. Тогда Витте заявил, что он совершенно согласен со мною, и просил меня так и говорить государю, дабы мы не противились напрасно заключению мира» 59.
Императору об этом говорить не пришлось, так как он сам с А. Ф. Редигером на эту тему не заговаривал, считая мирные переговоры не его делом. До самого начала августа о ходе переговоров в Портсмуте военный министр не имел никаких сведений, кроме газетных.
Николай II не очень сочувствовал идее заключения скорейшего мира. Втайне он рассчитывал на перелом ситуации на Дальнем Востоке — все время, пока в Портсмуте шли переговоры, в Маньчжурию направлялись подкрепления: пехотные, кавалерийские и артиллерийские части. В своих мечтах и надеждах монарх получал поддержку обоих «выдающихся» полководцев — А. Н. Куропаткина и Н. П. Линевича. После поражения под Мукденом в командном составе Маньчжурской группировки русских войск произошла рокировка: Н. П. Линевич вступил в верховное командование армиями, а Куропаткин переместился на должность командующего армией, которую прежде занимал Н. П. Линевич.
В поздравительном письме А. Ф. Редигеру от 30 июля 1905 года по случаю назначения его военным министром А. Н. Куропаткин делился с ним своими мыслями о будущем: «Наши теперь главные заботы — это как бы Россия не заключила позорного мира. Наши армии сохранены, закалены и настолько теперь усилены, что могут с упованием взирать на будущее. Уже ныне успешный переход в контрнаступление японцев маловероятен. Надеюсь, что скоро нам можно будет и самим перейти в наступление… Лично ожидаю с нетерпением возобновления решительных военных действий. Верю, что победа, наконец, склонится на нашу сторону, но во всяком случае, если великая Россия хочет остаться великой и не быть вынужденной после позорного мира быстро готовиться к новой войне, надо настоящую войну вести с желательной настойчивостью еще год, два, три, до победы. В этом спасение не только России, но и Европы. Иначе семьсот миллионов азиатов под главенством Японии сделают попытку прописать законы Европе, начав с России в Сибири, Франции в Индокитае и Англии в Индии. Зашевелятся Персия и Турция. Такого ли результата мы желаем вместо преждевременного мечтательного идеала: стать без права и без нужды хозяевами на берегах Тихого океана?» 60
А. Н. Куропаткину, как видно из процитированных строк, в полной мере была присуща общая черта весьма многих русских людей — игнорировать неприятные факты, приукрашивать действительность и увлекаться беспочвенными фантазиями.
Японцы не мечтали, а действовали — ведь соглашения о перемирии не было. К середине июля, воспользовавшись своим господством на море, они оккупировали весь остров Сахалин. Сопротивление российских войск полностью сломить им не удалось. Части русской армии, оставив населенные пункты японцам, отступили в тайгу и продолжали сражаться.
К военной партии примкнул, как это ни странно, министр финансов В. Н. Коковцов. В. Н. Ламздорфу он говорил, что Россия находится в таком положении, что ей не нужно стремиться к заключению мира во что бы то ни стало. «…Вообще, как министр финансов, не могу не признать, что продолжение войны при нынешнем положении дел на театре войны и в особенности внутри страны представляется весьма трудным и что с финансовой точки зрения заключение мира крайне желательно. Но само собой разумеется, решение вопроса о войне или мире, от которого должны зависеть жизненные интересы и достоинство России, не может быть поставлено в зависимость от соображений финансового характера» 61. Узнав о назначении С. Ю. Витте первым уполномоченным на мирных переговорах с японцами, министр финансов выразил сожаление по этому поводу, поскольку ему казалось, что С. Ю. Витте примет любые условия мира, которые будут ему предложены. Как выяснилось, В. Н. Коковцов лавировал между сторонниками мира и «ястребами». Переписка С. Ю. Витте с В. Н. Коковцовым посредством шифрованных телеграмм во время Портсмутской мирной конференции целиком опубликована Б. А. Романовым еще в 1926 году.
Более реалистично оценивали ситуацию японское командование и правящие круги Страны восходящего солнца. Почти все ресурсы, материальные и отчасти людские, которые Япония могла употребить для продолжения военных действий, были близки к исчерпанию. Ее Маньчжурская армия, вопреки представлениям русских военных, уступала по численности противнику почти в три раза. Действительно, к концу войны полная численность русских войск в Маньчжурии составляла 940 тыс. человек, в том числе 450 тыс. штыков. На вооружении они имели 1672 орудия и 270 пулеметов 62.
Качественное отношение тоже менялось в пользу России. Значительная часть кадровых офицеров японской армии была выбита. Уже в битве под Ляояном обнаружился недостаток боеприпасов. Нехватка вооружений не могла быть пополнена из внутренних источников, так как серьезной военной промышленности тогда Япония еще не имела. Необыкновенно остро для Страны восходящего солнца стал вопрос финансовый. Япония истратила на эту войну в 8,5 раза больше средств, чем на войну с Китаем. Без заграничной помощи она была не в состоянии справиться с военными расходами, а поскольку не являлась в те годы великой державой, то деньги ей не давали без имущественных гарантий. В залоге у зарубежных кредиторов (Англии, США и Германии) уже находились доходы японской казны от таможни, табачной монополии и железных дорог. Эти доходы в военное время увеличены быть не могли, следовательно, шансов на получение дополнительных кредитов у японского правительства почти не оставалось. Поэтому японские правящие круги были заинтересованы в мире едва ли не больше, чем их противник. У русских в то время разведка была поставлена из рук вон плохо, поэтому царское правительство и генералитет не представляли себе истинных масштабов трудностей, с которыми столкнулись японцы.
Перед отъездом С. Ю. Витте получил прощальную аудиенцию у императора. Инструкции монарха были кратки: он желает мира, но не ценой территориальных уступок противнику или уплаты ему контрибуции 63. 6 июля С. Ю. Витте направился на переговоры, заехав по пути в Париж. Там он узнал, что французы настоятельно рекомендуют ему заключить мир на японских условиях. Самым сложным им представлялся вопрос о контрибуции. Поскольку виновницей войны считалась Россия и проигравшей стороной также была она, ей вменяли в обязанность возместить произведенные Японией военные расходы. Франция желала скорейшего окончания войны. Пока у России связаны руки на Дальнем Востоке, она не могла оказать помощь Французской республике в случае каких-либо осложнений в Европе.
Из Парижа русская делегация направилась в Шербур для посадки на океанский лайнер. Состав ее был следующий: второй уполномоченный барон Р. Р. Розен, специалист по международному праву профессор Ф. Ф. Мартенс, знаток Китая Д. Д. Покотилов, представитель Министерства финансов И. П. Шипов. Военное ведомство представляли генерал-майор Н. С. Ермолов и полковник В. К. Самойлов, морское — капитан 1-го ранга А. И. Русин (он присоединился к делегации уже в Америке). Секретарями делегации были назначены И. А. Коростовец и К. Д. Набоков. Коростовца С. Ю. Витте знал раньше. Их семьи были знакомы еще по Одессе. Ему было поручено вести дневник поездки. Этот дневник С. Ю. Витте собирался использовать для каких-то своих целей.
