Спустя некоторое время Министерство финансов провело опрос с целью выяснить: как проведенное мероприятие отразилось на народной нравственности? Уменьшилось ли пьянство в среде простого народа? Ответы от корреспондентов — священнослужителей и местных властей разных рангов — были получены самые обнадеживающие.
Архиепископ Холмский и Варшавский сообщал в послании от 17 апреля 1900 года: «С закрытием кабаков и с прекращением праздничной продажи вина народ проводит праздничные дни в храме Божием, а вечера в школах, слушая устраиваемые для него духовенством чтения и беседы религиозно-нравственного характера, или по вопросам, полезным в крестьянском быту. По деревням не слышно шума, прекратились драки, уменьшилось воровство и другие пороки. Свободную копейку, за неимением возможности свободно пропить ее, крестьянин обращает на улучшение хозяйства и домашние надобности или жертвует на храмы. По отзывам некоторых священников, сами крестьяне с радостью приветствуют мудрую меру правительства, выражая сожаление, что она не была принята раньше» 55.
Ему вторил виленский губернатор (26 декабря 1899 года): «Влияние реформы питейной торговли в Виленской губернии за истекший период времени, главным образом, обнаружилось в повсеместном уменьшении пьянства в крестьянской среде, на волостных и сельских сходах и волостных судах, вследствие чего замечается изменение к лучшему в крестьянском самоуправлении… Судя по наблюдениям полиции, распивание вина на улицах, несмотря на случаи замечаемого при этом быстрого опьянения, сопровождается менее вредными для здоровья последствиями, чем в прежнее время, когда крестьянин и рабочий часто выпивали чрезмерное количество вина, нередко с разными вредными примесями. При этом констатируется немало фактов, свидетельствующих о том, что ныне, несмотря на проявления уличного пьянства, заработок рабочего стал чаще полностью поступать в распоряжение его семьи. Даже привычные пьяницы из рабочей среды, в прежнее время оставлявшие в кабаке весь свой дневной, недельный или шестимесячный заработок, ныне чаще возвращаются домой, хотя и в пьяном виде, но вместе с тем с значительной долей заработанных денег. Кроме того, замечено, что инстинкт самосохранения, опасение замерзнуть на улице, стать жертвой преступного покушения со стороны лиц злонамеренных, а также нежелание очутиться в полицейском участке удерживают даже привычных пьяниц от распивания вина на улице» 56.
Витебский губернатор восторгался реформой: «Что же касается вопроса о том, какая система питейной торговли представляется… более предпочтительною — прежде действовавшая или ныне существующая, — то я нахожу, что вряд ли между этими двумя системами можно делать какое-нибудь сравнение. Старая система преследовала исключительно фискальные цели казны и предоставляла народ самой грубой эксплуатации и развращению особому классу хищников. Корчмари-евреи и кабатчики споили русский народ от мала до велика, и нужна была коренная реформа всей питейной торговли, чтобы спасти народ от поголовного пьянства. Такою мерою величайшей государственной важности явилась ныне действующая стройная система, которая, с одной стороны, устранила от прибыльного кабачного промысла целый сонм эксплуататоров народных слабостей, а с другой — создала попечительства о народной трезвости с их гуманной и широкой программой. Я лично думаю, что питейная реформа составляет одно из самых крупных событий конца этого века» 57.
Председатель Самарской губернской земской управы привел факты о том, что алкогольная продукция для народа подешевела, следовательно — жить стало лучше: «Цена ведра вина [1]без посуды до реформы была совершенно произвольная, в зависимости от хода товара и спроса на него — колебалась она при ведерной продаже от 6–8 руб., в разлив от 10–12 руб., причем по высшим ценам в разлив отпускалось 75 % проданного вина, а по ведерной цене 25 %, в среднем вино стоило около 10 руб. (Здесь кстати заметить, что тогда достоинство вина допускалось 38 с десятыми градусов; но оно редко достигало и этих качеств, так как в нем было много посторонних жидких примесей.) Нынешняя цена на ведро вина без посуды колебалась в зависимости от продажи столового вина от 7 руб. 25,8 коп. до 7 руб. 27 коп., в среднем 7 руб. 26,5 коп. Таким образом, при прежней системе питей население переплачивало на каждое ведро около 2 руб. 73,5 коп.». До реформы питейного дела в руки частных виноторговцев одной только Самарской губернии попадало ежегодно 2,8 млн руб. дохода 58.
Священник Харьковской епархии Змиевского уезда села Ивановки писал министру: «Жители, за упразднением старого кабака и неимением под рукой винной лавки, — этого рожна, противу которого простому люду трудно пройти, — в нравственном отношении заметно исправились, так как больше не слышно буйства пьяных и срамных ругательств, производивших большой соблазн для детей, в семьях существует мир и тишина, и почти нет воровства, и стали религиозны, что видно из того, что в большинстве посещают в воскресные и праздничные дни храм Божий… В физическом отношении жители сравнительно стали пользоваться здоровьем, так как нет таких частых заболеваний, какие происходили, когда существовал кабак, когда, например, пьяным приходилось валяться в грязи или в луже в осеннее время, а в зимнее — лежать на снегу, отчего заполучались болезни: тиф, горячка, водянка, чахотка и т. д.» 59.
Некоторые корреспонденты (например, архиепископ Херсонский и Одесский) указывали на недостатки питейной реформы: «…Нельзя не обратить внимания на то, что пьянствующему люду, в особенности в базарные дни в больших селах, нет удобного для сего угла, а потому можно видеть пьющих свободно на улицах и площадях и слышать их бранные и скверные слова, что, без сомнения, служит большим соблазном для лучшей части общества, а для иноверцев и сектантов — основанием для всякой укоризны в чистоте православия» 60. Киевский губернатор отмечал: вино стало лучше, и денег у народа больше, но сельские общества потеряли богатый источник доходов, употребляемых на церкви и школы.
Председатель Полтавской губернской земской управы информировал Министерство финансов о том, что жертвами питейной реформы стали 2637 семейств, существовавших исключительно продажей вина. Почти все они, будучи евреями, двинулись в города черты оседлости, где умножили и без того многочисленный еврейский пролетариат 61.
«Не знаю, менее ли теперь пьяниц, чем было прежде, — но несомненно, пьянство индивидуальное существует и теперь. Алкоголиков и идущих к алкоголизму имеется значительное количество. Следовательно, с этой точки зрения, чего-то еще недостает нашему законодательству. Пьянство коллективное теперь несомненно уменьшилось. На свадьбах и храмовых праздниках выпивается теперь если не менее, то, во всяком случае, не так безобразно, как пили прежде. Справедливость требует, однако, приписать этот факт не одной только питейной реформе, но и общему поднятию культуры. К этому считаю нужным прибавить: если бы, в силу каких-нибудь соображений, мы возвратились к прежнему порядку питейной торговли, — пьянство, хотя временно, немедленно увеличилось бы», — писал председатель Черниговской губернской земской управы 62.
Радомский губернатор доносил (21 декабря 1900 года): «Народ расстался с питейными заведениями прежнего типа, по-видимому, совершенно спокойно, и этот факт в особенности знаменателен потому, что в жизни народа корчмы играли роль клубов, где не только удовлетворялась страсть к пьянству, но где совершались сделки, давались советы, писались прошения и население попадало в руки разных эксплуататоров» 63.
Что получила российская казна от винной монополии? Ответить на этот вопрос непросто. В годы, когда российскими финансами управлял С. Ю. Витте, выкурка спирта росла не особенно быстро. Настоящий всплеск винокурения наблюдался при В. Н. Коковцове. Среднегодовая выкурка всех винокуренных заводов в 1886–1896 годах составляла 77 млн ведер, в 1895–1904-м — 78,4 млн ведер, в 1905–1914-м — 109,9 млн ведер 64.
