Весьма прогрессивная идея создания национальной промышленности отстаивалась M. H. Катковым, который у нас долгое время почитался за охранителя и вообще врага прогресса. Но ее поддерживали и люди, которых никак не назовешь реакционерами, например Д. И. Менделеев.
Карьера С. Ю. Витте в русском чиновном мире конца XIX века считалась поразительной: из титулярных советников — одним скачком сразу в статские советники; едва сделавшись директором департамента и получив свой первый орден (Станислава) — сразу в управляющие министерством. Действительный статский советник — министр! Его находили грубым, неотесанным: в заседаниях он сидел развалившись, с обоими локтями на столе, говорил сиплым голосом, каким-то совершенно необычным языком, со странным акцентом и необыкновенными ударениями.
Одной из отличительных сторон его характера была страстность. Он сильно привязывался к людям, но если человека долго не было рядом, он окончательно о нем забывал. С. Ю. Витте обладал способностью сильно желать и добиваться своей цели во что бы то ни стало 167.
Придворные сплетники пустили слух, что якобы С. Ю. Витте из честолюбия подсидел И. А. Вышнеградского, коварно спихнул его с места, которое тот занимал по полному праву. Именно так истолковала поступок С. Ю. Витте во время высочайшей аудиенции небезызвестная Александра Васильевна Богданович, хозяйка великосветского петербургского салона. Ее дневник, впервые изданный еще в 20-х годах XX века, до сих пор историки используют с полным доверием.
Истина состоит в том, что после ухода И. А. Вышнеградского он был едва ли не единственным реальным претендентом на пост главы финансового ведомства — один из ключевых в административной иерархии царской России. Это было ясно многим, в том числе и императору, который вовсе не был таким ничтожеством, как его долгие годы изображали в советской историографии. К тому же, как сообщает информированный Ф. Г. Тернер, когда И. А. Вышнеградский рекомендовал С. Ю. Витте на должность директора Департамента железнодорожных дел, он указывал на него как на будущего кандидата на пост министра финансов 168. Мнение Л. Е. Шепелева о неподготовленности С. Ю. Витте к занятию должности главы финансового ведомства ошибочно 169. И. А. Вышнеградский сразу стал рассматривать его в качестве своего будущего преемника и держал в курсе своих дел, в частности, операций по конверсии государственных займов 170.
С. Ю. Витте был душевно привязан к И. А. Вышнеградскому. Всю свою жизнь он испытывал к императору Александру III самое искреннее уважение как к государственному деятелю и самые искренние симпатии как к человеку. «Император Александр III был очень простой, скромный и тихий человек, с очень мягкими манерами…» 171«Он производил впечатление своей импозантностью, спокойствием своих манер и, с одной стороны, крайней твердостью, а с другой стороны — благодушием в лице» 172.
«…Император Александр был совершенно обыденного ума… по наружности — походил на большого русского мужика из центральных губерний, к нему больше всего подошел бы костюм: полушубок, поддевка и лапти; и тем не менее своей наружностью, в которой отражался его громадный характер, прекрасное сердце, благодушие, справедливость и вместе с тем твердость, несомненно, импонировал, и, как я говорил выше, если бы вы не знали, что он император и он вошел бы в комнату в каком угодно костюме, — несомненно, все обратили бы на него внимание. Поэтому меня не удивляет то замечание, которое я, помню, сам слышал от императора Вильгельма II, а именно, что он завидует царственности, самодержавной царственности, которая проявлялась в фигуре Александра III» 173.
Человек средних умственных способностей и скудного образования, Александр III отличался здравомыслием — качеством, едва ли не более ценным у государственного деятеля, чем способность к анализу и синтезу. Он был еще и человеком, не лишенным чувства чести, справедливости и внутреннего благородства. Александр неплохо разбирался в людях, и в его окружении появлялись незаурядные фигуры. С другой стороны, выбор у императора, в силу обстоятельств «гатчинского затворника», не был особенно велик. Правящий класс к тому времени уже оскудел талантами, и С. Ю. Витте оказался одним из немногих, кто еще был способен на большие дела. С другой стороны, простоватость императора, наглядно проявлявшаяся в его знаменитых теперь резолюциях, очень сильно навредила ему в глазах потомков. Будучи довольно деликатным в повседневном общении человеком, Александр III мог публично сделать подданному замечание.
С. Ю. Витте запомнился следующий эпизод. Во время похорон великой княгини Екатерины Михайловны из Михайловского дворца процессия шла в Петропавловский собор, где должна была состояться служба по усопшей. Певчие шли впереди гроба, перед духовенством; за гробом все время пешком шел император Александр со свитой и всеми высшими лицами государства, в числе которых был и С. Ю. Витте. «Когда мы вошли в Петропавловскую крепость, духовенство и певчие остановились около собора, и вдруг я вижу, что у певчих крайне засаленные и замаранные одеяния, на что обратил внимание и император, которого это ужасно покоробило.
Когда митрополит (а в то время митрополитом был Палладий) отслужил литию и должен был входить в собор, император подошел к Палладию и сказал ему: „Посмотрите, владыко, как певчие одеты, — ведь это просто постыдно“. Этот бедный старец, Палладий, весь затрясся» 174.
Несдержанностью императора Александра III и объясняется поведение С. Ю. Витте во время неожиданного заболевания министра финансов.
Крайне напряженная работа подорвала здоровье И. А. Вышнеградского. Помимо этого, на него посыпались обвинения в том, что его финансовая политика повлекла за собой страшный голод 1891 года. По гостиным пошла гулять сказанная им когда-то неосторожная фраза по поводу русского хлебного экспорта: «Недоедим, а вывезем». Во время заседания департамента Государственного совета, где Вышнеградский делал доклад, ему стало плохо, и он, прервав выступление, уехал домой. Как сообщает В. И. Ковалевский, «…у него в 1892 году явилось так называемое „двойное зрение“: при чтении бумаг для представления на другой день у Александра III ему показалось, что каждая строка написана два раза» 175.
На следующий день, несмотря на болезнь, он отправился со всеподданнейшим докладом в Гатчину. В поезде его повстречал С. Ю. Витте, который в тот день недели также должен был представлять всеподданнейший доклад. Он обратил внимание на то, что И. А. Вышнеградского сопровождает врач, что он нервен и что он говорит странные речи. На вопрос коллеги о цели поездки И. А. Вышнеградский начал объяснять, что ехать к императору на доклад есть долг каждого министра и министр не может отказаться от поездки к своему государю точно так же, как военный человек не имеет права отказываться следовать на войну 176. Из боязни, что несдержанный император может сделать ему во время доклада бестактное замечание, из-за которого И. А. Вышнеградскому будет совсем плохо, С. Ю. Витте решил предупредить царя о болезни министра финансов заблаговременно. Его поступок получил огласку и был истолкован светской чернью как проявление самого беспринципного карьеризма.
Прибыв в царскую резиденцию, И. А. Вышнеградский едва смог дойти до стола императора, где тот принимал доклады. Уже предупрежденный о случившемся, Александр III уговорил Ивана Алексеевича ехать домой, сказав ему, что он может доложить о текущих делах, как только поправится. С. Ю. Витте немедленно вызвал к больному из Москвы терапевта доктора Захарьина. Прославленный своими чудачествами, доктор Захарьин вел себя с Вышнеградским чрезвычайно просто и естественно. Поговорив со знаменитым эскулапом, Ф. Г. Тернер убедился, что доктор человек очень умный и тонкий, который хорошо знает, с кем как себя вести 177.
И. А. Вышнеградскому был предоставлен отпуск для лечения, а исполнение обязанностей министра финансов было возложено на его заместителя Ф. Г. Тернера. Его С. Ю. Витте аттестует как человека замечательной порядочности, чести и благородства, «но с немецким неповоротливым умом; он во всех делах замечал блох и не видел слонов» 178.
