На А. Ф. Кони, много раз слушавшего его речи в Государственном совете, С. Ю. Витте производил впечатление человека, чуждого словесной дипломатии, не стесняющегося резко и определенно высказывать свои мысли. Иногда он не щадил и самого себя. Так, однажды он во всеуслышание поведал, как в начале своей карьеры министра финансов смалодушничал, под влиянием К. П. Победоносцева отозвав из Государственного совета им же внесенный законопроект об обеспечении фабричных рабочих от увечий и несчастных случаев 27.
С. Ю. Витте никогда не упускал случая подчеркнуть свое высокое уважение к памяти Александра III, быть у которого министром он искренне почитал за величайшее счастье. Если при этом подобало упомянуть Николая II, то он делал это скороговоркой и понизив голос: «…и царствующий ныне благочестивейший монарх». Слушатели сразу чувствовали разницу.
Случалось ему и эпатировать публику. Журналист Л. М. Клячко вспоминает следующий эпизод. В одной из произнесенных им речей в Государственном совете С. Ю. Витте, упомянув царя, сказал как бы между прочим слова: «нашего самодержавного благочестивого неограниченного монарха». Они произвели на присутствующих эффект разорвавшейся бомбы — сам творец российской «конституции» считает монарха «самодержавным и неограниченным»!
«Я лично наблюдал, — пишет Л. М. Клячко, — какое огромное впечатление это произвело: во время перерыва, в кулуарах, только и разговора было на эту тему. Это было единственное заседание, в котором Витте был неодинок. Его окружили его всегдашние враги, с ним оживленно беседовали. Казалось, они готовы были позабыть часть своей ненависти и простить ему много грехов» 28.
Л. М. Клячко было интересно, как С. Ю. Витте выкрутится из этой пикантной ситуации. Просматривая газеты с отчетом о памятном заседании, журналист обнаружил, что фраза С. Ю. Витте была напечатана без слов «самодержавный и неограниченный». Как старший среди газетчиков, аккредитованных при Государственном совете, Л. М. Клячко имел право свободного доступа в комнату стенографисток. Разыскав текст расшифрованной стенограммы, он установил: «В экземпляре, представленном графу Витте на просмотр (стенограммы обычно посылались ораторам на редактирование), слова „самодержавный и неограниченный“ были графом Витте собственноручно вычеркнуты» 29.
К выступлениям в Госсовете С. Ю. Витте обычно готовился и, выходя на трибуну, брал с собой подготовленные заметки. Когда ему нужно было заглянуть в бумаги, он надевал очки, после чего, сдвигая их на свой высокий лоб, выглядел очень комично. Закончив выступление, он часто уезжал, не дожидаясь общего перерыва. А. Ф. Кони никогда не видел его участвующим в общем чаепитии. Председатель Государственного совета М. Г. Акимов относился к С. Ю. Витте неприязненно, тревожно ожидая, что он вот-вот перейдет границу дозволенного. М. Г. Акимов не раз обрывал С. Ю. Витте резкими замечаниями и запрещениями говорить на ту или иную тему, на что тот смиренно, но не без яда отвечал: «Слушаюсь!»
«Особенно тяжело ему жилось последние два года», — подметил наблюдательный А. Ф. Кони. В перерыве между заседаниями С. Ю. Витте расхаживал по аванзале большими тяжелыми шагами, с мрачным выражением лица. На вопросы редких собеседников отвечал неохотно, явно спеша от них отделаться. А. Ф. Кони казалось, что в его кипучей натуре, лишенной возможности заниматься большим и живым делом, жило вечное «роптание души». «Со стороны казалось, — вспоминал А. Ф. Кони, — что это своего рода Гулливер, связанный по рукам и ногам в царстве лилипутов» 30. С. Ю. Витте любил подчеркнуть свое положение не у дел и не раз повторял, что теперь он ни за что ответственности не несет.
Из выступлений С. Ю. Витте в Государственном совете А. Ф. Кони совершенно верно уловил суть его подхода к решению государственных задач. Искренний приверженец монархии как формы российского государственного устройства и как политического принципа, он прямодушно протестовал против бюрократического произвола, предпочитая законодательное решение любого вопроса во всех его частностях. С. Ю. Витте не изменил своему правилу по всякому вопросу стремиться прежде всего выслушать мнение заинтересованных лиц и возражал против чисто бюрократического его решения, с насмешливым презрением относясь к весьма распространенному заблуждению, согласно которому чиновники всегда лучше простых смертных знают положение дел в той или иной области.
С. Ю. Витте указывал и на вредную привычку откладывать решение насущных проблем путем передачи их в многочисленные совещания и комиссии. Обширные, а иногда и многотомные труды этих комиссий не приносили ровным счетом никакой практической пользы. Они представляют ценность лишь для современных исследователей этой интересной, сложной и с каждым прожитым днем удаляющейся все дальше и дальше от нас эпохи.
При обсуждении любого вопроса он всегда настаивал на выделении приоритетов. Развитие в России грамотности С. Ю. Витте называл в числе первейших государственных потребностей. А. Ф. Кони запомнились его слова: «Дайте русскому народу, своею кровью приобретшему окраины и своим потом их долго содержавшему и потому не имеющему надлежащих средств для своего книжного учения, потратить, наконец, гроши на свою грамотность» 31. Он настаивал на увеличении государственных ассигнований на непопулярные среди либеральных политиков церковно-приходские школы и называл отказ от поддержки усилий церкви в деле распространения грамотности среди народа «вандализмом XIX–XX веков».
В церковных вопросах С. Ю. Витте стоял за свободу вероисповедания и защищал царские указы от 17 февраля и 17 апреля 1905 года от попыток сузить сферу их применения. Вызвав резкое замечание М. Г. Акимова, он отрицал право законодательных палат и правительства ограничить льготы, дарованные царем старообрядцам и сектантам «невредных» сект.
Характерную позицию С. Ю. Витте занял в вопросе об уничтожении стеснений для священников, слагающих с себя сан — их не принимали на государственную службу и даже ограничивали в праве свободного выбора места для проживания. Этот законопроект, утверждал С. Ю. Витте, относится к категории «вермишельных» — за 10 лет всего 700 священников сложили с себя сан, тогда как в стране есть целые народы, которым возбранена государственная и общественная служба.
Нередко он высказывал взгляды, огорчительные для немногих его друзей в Государственном совете. Выступая в прениях по законопроекту о больничных кассах для рабочих, С. Ю. Витте много и хорошо говорил о тяжкой участи рабочих, которые, в отличие от крестьян, большую часть своей жизни проводят без света и солнца, в ужасных для здоровья условиях. Вдруг в конце своей прочувственной речи он присоединился к требованию правых членов Госсовета о недопущении в правления больничных касс лиц, о которых производится политическое дознание.
Совершенно неожиданным для А. Ф. Кони явилось его выступление против разрешения поступать в университеты лицам без гимназического образования. С. Ю. Витте утверждал, что российская высшая школа и без того переполнена, и пока не будут открыты новые университеты, надо ставить формальные препятствия наплыву абитуриентов. Прежде чем писать закон, назидательно говорил С. Ю. Витте, надо озаботиться о расширении помещений для университетов и улучшении их преподавательского состава, который, по его мнению, находился в упадке по сравнению с былым временем. Ему толково возражал M. M. Ковалевский, сам действующий профессор.
А. Ф. Кони показалось, что выступления С. Ю. Витте против столыпинского аграрного законодательства были проникнуты личным неприязненным чувством. На самом деле он критиковал его с позиций своих собственных, уже известных читателю, представлений. «…В данном случае речь идет не о разрушении всем известной русской общины, ныне существующей со всеми ее недостатками, но имеющей историческую давность, для водворения вместо нее действительной личной собственности, а речь идет о разрушении общины для создания таких личных крестьянских собственников, которые неизвестны в других цивилизованных странах ни исторически, ни в теории гражданского права» 32.
