Когда доктор Хоппе закончил, у одного из его преподавателей остался один вопрос. Доктор ожидал такого вопроса.

Планирует ли он, если это когда-нибудь станет возможным, собирается ли он клонировать человека?

У него был готовый ответ, который оставил биологов в полном замешательстве:

— Давайте лучше создадим себе Бога, который нам это предоставит.

Эта фраза всегда ему нравилась. А потом он поднялся.

Проект Виктора Хоппе был одобрен тремя голосами за при двух против. С 1 сентября 1979 года он вступил в должность в университете Ахена. Он получил собственную лабораторию и солидный бюджет, которым мог свободно распоряжаться для приобретения технических средств. Кроме того, ему выделили кабинет с письменным столом и диван, чтобы не нужно было каждый день ездить из Бонна в Ахен. Раз в неделю доктор Хоппе должен был предоставлять ординатору отчет, а раз в месяц устраивалось собрание с другими биологами, которым он должен был рассказывать о ходе экспериментов.

В первые месяцы у Виктора оказалось не много новостей. Он говорил, что отрабатывает технику. Яйцеклетки при введении пипетки все еще слишком часто повреждались, что могло повлечь тяжелые последствия. Его спросили, о каких именно последствиях идет речь. Он ответил, что яйцеклетка может разорваться дальше от раны, так что могут образоваться два отдельных тела, не до конца разделенных между собой. Кто-то из биологов употребил термин «сиамские близнецы».

— Вот именно, — ответил Виктор Хоппе без намека на какие-то эмоции.

К концу года проект не принес никаких конкретных результатов. Доктор Жене укрепился в своем мнении о том, что университет мог с большим успехом потратить деньги на что-нибудь другое.

Через три месяца Рекс Кремер сделал очень важное для эксперимента Виктора Хоппе открытие. Из одного вида грибка он получил цитохалазин В. Это вещество препятствовало размножению молекул белка, которые формировали цитоскелет клетки, так что цитоплазма вокруг ядра оставалась мягкой. В результате этого яйцеклетки, которые протыкались пипеткой, страдали меньше, из-за чего их шансы выжить значительно возрастали.

На следующем собрании Виктор Хоппе сообщил, что вещество, открытое доктором Кремером, действительно означало большой шаг вперед, и поэтому главный прорыв не заставит долго себя ждать. И тем не менее до рождения мышей прошло почти восемь месяцев. Дело в том, что Виктор постоянно упускал один фактор. Хоть шансы и увеличились довольно значительно, но они по-прежнему оставались такими ничтожными, что им просто необходима была доля везения.

Вкратце вывод оказался следующим:

542 клетки были подвергнуты микрохирургическому вмешательству и получили новое ядро.

253 клетки после этого выжили.

48 клеток слились с новым ядром.

16 клеток развились в эмбрион.

3 эмбриона выросли в клонированных мышей.

31 августа 1951 года доктор Карл Хоппе привез своего сына в интернат Братства христианских школ в Эйпене, это был городок километрах в двадцати к юго-востоку от Вольфхайма.

— Для тебя так будет лучше, — сказал он Виктору, когда они стояли перед деревянными воротами монастыря.

Мысль о том, что так, возможно, будет лучше для него самого, уже давно не приходила ему в голову. Окончательно приняв решение, он убедил себя, что делает это для Виктора. Кроме того, так хотела Йоханна, повторял он неоднократно и таким образом сводил на нет свое участие в этом решении. Поэтому до поры до времени доктор Хоппе не испытывал чувства вины. Собственно говоря, он ничего не чувствовал и тогда, у ворот монастыря. Точно так же он мог бы доставить в монастырь посылку.

Отец ничего не сказал Виктору заранее. Ему показалось, что так тоже будет лучше. Было сообщено, что мальчик пойдет в школу. И только по дороге, уже в машине, он сообщил сыну, что тот некоторое время поживет в интернате.

В результате «некоторое время» растянулось на десять лет. Только рождественские, пасхальные каникулы и июль месяц Виктор проводил дома.

— Я буду тебе писать, — таковы были последние слова, сказанные Карлом Хоппе своему сыну прежде, чем он впервые скрылся за воротами монастыря.

Доктор не написал ни разу.

В конечном счете в интернате Виктору действительно было лучше всего. Жизнь, которая большинству мальчиков казалась адом, стала для него облегчением после полутора лет, проведенных в доме отца. Строгие правила и четкое расписание давали опору, которой ему недоставало дома, а именно это и было так необходимо мальчику для функционирования. Песнопения и молитвы, священники в их одеяниях, гулкие коридоры, большой спальный зал и ночной плач его соседа, мучимого тоской по дому, — все это было знакомым и привычным, к этому не нужно было приспосабливаться. Виктору казалось, что он снова смог надеть сшитый по его мерке костюм, после того как некоторое время походил в одеждах, которые на нем висели. В первый день буквально так и произошло: он должен был сменить свою одежду на униформу. Вместе с ним другие мальчики-первоклассники получили для примерки такую же одежду, и, пока все они нюхали новый материал, натягивали на себя форму и жаловались, что она неудобна, мальчик спокойно сидел в сторонке. У него было такое чувство, что он опять оказался дома. Время от времени он поглядывал на дверь большого зала, в любую минуту ожидая увидеть там сестру Марту.

Виктору посчастливилось попасть в класс молодого брата Ромбу, который меньше чем за год до того принял первоклассников и второклассников у брата Лукаса. Для брата Лукаса каждый ученик был куском глины, который под его твердой рукой должен был приобрести форму, которую брат Лукас рисовал у себя в голове, в то время как брат Ромбу исходил из индивидуальных талантов каждого мальчика и пытался их развивать.

У юного брата были мягкие черты лица, что, вместе с длинными ресницами и тонкими бровями, придавало его облику что-то женское. Еще он обладал приятным голосом, который все смогли услышать в первое же утро нового школьного года, когда он читал «Отче наш», а потом рассказал историю из Библии. Его внешность и голос, «Отче наш» и библейская история — все это Виктору очень понравилось. И когда брат Ромбу спросил, умеет ли кто-нибудь читать, и справа и слева от Виктора стали подниматься вверх пальцы, он тоже после короткого замешательства поднял палец. Это стало началом.

Помимо личностных качеств брата Ромбу, его методы обучения также сыграли большую роль в развитии Виктора Хоппе. Еще в годы учебы брат Ромбу работал над созданием собственной методики обучения, которую стал проверять на своих учениках с самого начала карьеры. Его метод, у которого позже появилось много последователей, заключался в том, что математику и физику преподавали, следуя жесткой формуле — от наглядного через схематическое к абстрактному. Этот метод был близок к способу, с помощью которого мозг маленьких детей накапливает информацию. В случае Виктора Хоппе это метод как нельзя лучше соответствовал особенностям работы его мозга. На примере Виктора брат Ромбу видел, что метод подходит для работы с детьми, но на самом деле все было наоборот: это Виктор идеально подходил к его методу.

На попечении брата Ромбу в 1951–1952 учебном году были ученики первого и второго классов. Там учились мальчики от шести до восьми лет. Каждый новый школьный год брат Ромбу забирал с собой лучших учеников в следующие два класса, и таким образом его учебный метод непрерывно развивался, а теории проверялись на практике. Виктор Хоппе стал единственным учеником начальных классов, который через три года был уже в седьмом, самом старшем классе. Брат Ромбу каждый раз переводил его в следующий класс, хотя разница в возрасте между Виктором и старшими мальчиками в классе становилась все больше. Когда через три года Виктор оказался в седьмом, самым старшим ученикам было по тринадцать.