– Нет, – сказала Томасина Кендал. – Я должна поговорить непосредственно с тем, кто это сделал.

Я мысленно воззвала к сверхсилам: хоть бы неприятность оказалась пустячной. Допустим, Габи забыла снять с погремушки ценник. Только бы не выяснилось, что Аллегра купила малышу копию жертвенного ножа.

Я выдвинула верхний ящик стола, взглянула на трусы-шорты поверх разной ерунды и закрыла его. Глаза – тоже. Чтобы минуту-другую ничего не видеть.

– Мне очень жаль, миссис Кендал. Если дадите контактный телефон, я попрошу помощницу связаться с вами, как только она придет.

– Будьте так любезны.

Томасина Кендал продиктовала номера и сказала, что будет ждать звонка в течение дня. Какова бы ни оказалась ее претензия, решить вопрос надлежало возможно скорее.

Я положила трубку. Голова шла кругом. В довершение всего начинали давать о себе знать последствия перелета через несколько часовых поясов.

Главное, не вешать нос, подумала я, пытаясь найти в кошмарном положении три плюса.

Во-первых, по счастью, не отключили телефон.

Во-вторых, хоть что-то эти красавицы да делали.

А в-третьих, можно взять и навести порядок. Полчаса уборки, и на офис будет любо-дорого взглянуть.

Открыв глаза, я откинулась на спинку резного стула из дуба и обвела кабинет более внимательным взглядом. В стеклянной вазочке для печенья лишь крошки, на полках умирают пять увядших букетов, повсюду глянцевые журналы, а на шкафу с документами – ну и ну! – красная туфелька на шпильке. А этот запах… Пахло странно, чем-то вроде пороха.

За двенадцать дней Аллегра и Габи превратили мое агентство в комнату отдыха для пятиклассников. Каких бед натворили еще? У меня похолодела кровь.

Больше не в силах терпеть разгром, я порывисто выдвинула ящик, отыскала среди хлама нашу с Джонатаном фотографию, вернула ее на почетное место возле телефона; входя во вкус, вскочила со стула, схватила три первых попавшихся под руку журнала и швырнула в мусорную корзину. Туда же полетели картонные стаканчики из-под кофе, пакеты и разное тряпье. Задыхаясь от негодования, я снова повесила на стену картины – очевидно, Аллегра не раз фыркнула: «Что за мазня?» – и принялась резкими от злобы движениями приводить в божеский вид книжные полки.

Признаться честно, я ненавижу уборки. И взялась наводить порядок не потому, что не могла терпеть, когда книги стоят неровно (был бы тут Нельсон, не без удовольствия поддакнул бы), а поскольку чувствовала себя до жути неуютно – две недели назад офис выглядел совсем иначе. Ощущение было такое, будто меня ограбили.

Я, едва держась на ногах, пылесосила, как безумная домохозяйка из сериала, что затевает уборку на высоченных каблуках в три ночи, когда дверь распахнулась и в агентство влетела Габи с огромными пакетами «Хамлиз» в руках.

На ней были не юбка и туфли – я осторожно намекнула в списке требований, что выглядеть надлежит прилично, – а джинсы, черная хлопковая рубашка и кроссовки.

– Ни черта себе! Ты?! – испугалась она. Но тут же изобразила на физиономии неестественно уверенную улыбку и воскликнула: – Вернулась!

Я выключила пылесос в ту минуту, когда он засасывал красную игровую фишку. Штуковина пропутешествовала по шлангу и упала в серую пыль внутри прозрачного корпуса. Пятьсот фунтов, воспроизвела я увиденные на фишке знаки.

– Когда прилетела? – торопливо поинтересовалась Габи. – Наверное, устала с дороги? Сварить тебе кофе? Где-то тут еще оставалось печенье… Я уже была здесь с самого утра, но потом поехала за подарком, с которым еще вчера должна была разобраться Аллегра. Но она, видите ли, устала и отправилась почистить чакры. О, да ты, смотрю… Э-э… – Ее голос стих, взгляд остановился на пылесосе. – Прости. Я собиралась заняться уборкой сегодня. Честно.

Я набрала в легкие воздуха. Лучше узнать все, нежели половину додумывать. Какого черта в последние дни эти слова все крутились в голове?

– Пожалуйста, объясни без вранья и лишних слов, что тут творилось в мое отсутствие?

– О чем ты? – будто не понимая, спросила Габи.

– Почему, скажи на милость, стол стоит теперь у другой стены? Что делает на шкафу туфля? Как так вышло, что на автоответчике шестнадцать сообщений? И какую вы сыграли шутку с сыном Томасины Кендал? Почему здесь никого не было, когда-

Осознав, что чем больше я задаю вопросов, тем сильнее повышаю голос, я замолчала, поджала губы и сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться. Кричать тоже не входит в мои привычки. Наводить порядок и кричать. Черт! Я превращалась в офисного командира.

С выдохом пришло некоторое облегчение. Некоторое.

– Чашка кофе мне, пожалуй, не помешает.

– Мел, боже мой! – пробормотала Габи, – ты провела в Нью-Йорке всего-навсего две недели и уже гавкаешь на меня, как зануда Джонатан. Присядь, выпусти пар. Хорошо провела время?

– Потрясающе, – сказала я, и не думая теперь же идти на мировую. Нет, где это видано? Чтобы выдвижные ящики письменного стола были забиты мужским бельем? – Выкладывай все как есть. Пока нет Аллегры.

Габи тряхнула головой.

– Хорошо. Тогда придется рассказать в подробностях о каждом событии прошедших двенадцати дней, минута за минутой. Только у меня в голове все перепуталось. Бардак тут из-за Аллегры.

– Серьезно? – Я многозначительно посмотрела на подругу, подозревая, что она кривит душой.

– Серьезно! Вчера здесь побывала полиция! А твоя сестрица заявила, что слишком измучена, не в силах заниматься уборкой после обыска и…

Мое сердце провалилось едва ли не в утягивающие живот трусы. Я подняла руку.

– Постой-ка. Не тараторь, пожалуйста. Говоришь, здесь побывала полиция?

Габи кивнула.

– Они обшарили ее дом, дом ваших родителей, ничего не нашли, потом узнали, что Аллегра обитает здесь, и нагрянули. Сняли отпечатки пальцев отовсюду, даже с твоего манекена. – Она фыркнула. – До сих пор воняет, чувствуешь?

Я уронила голову на руки.

Полиция! В моем агентстве!

Нет. Надо скорее найти три плюса.

Отыскать не получилось и одного.

На ум пришла страшная мысль, и я рывком подняла голову.

– Боже правый! Надеюсь, они не…

– Нет, тут ребята тоже ничего не обнаружили, – весело сообщила Габи. – Но от души посмеялись, когда смотрели ту запись, где Тристрам Харт-Моссоп бросает на тебя пламенные взгляды в «Селфриджез». Кстати, я узнала любопытную сплетню: знакомый одного из этих парней работает охранником на Даунинг-стрит. Судя по всему, Чери любит…

– Подожди! – взвизгнула я. – Сперва расскажи что-нибудь утешительное, чтобы я пришла в себя.

– Ладно. – Габи насыпала в фильтр молотый кофе, взглянула на меня и добавила еще ложечку. – Я побеседовала с несколькими молодыми ребятами, твоими клиентами – все страшно расстроились, что ты улетела. – Она склонила голову набок и посмотрела на меня с любопытством. – Почему они так к тебе привязаны? Узнав, что ты в Нью-Йорке, многие едва не расплакались. Открой свой секрет, пока нет Аллегры.

– Нет никакого секрета. – Мне стало полегче. – Я всего лишь… Понимаешь, я ведь не только хожу с ними за покупками. Еще разговариваю, хм, выслушиваю.

Габи озадачилась.

– Но ведь из некоторых слова лишнего не вытянешь!

– Главное, расположить их к себе, дать возможность поплакать на груди. Хм, на плече.

– А, тогда все понятно,– сказала Габи, включая кофеварку. – У тебя грудь такая, что доведет до слез и умудренного жизненным опытом мужчину, не только подростка.

– Что ты имеешь в виду? – спросила я.

– Так. Не бери в голову. Ничего, что кофе без молока? Не успели купить…

– Ничего. – Я убрала папки со счетами и бумагами, что пришли по почте, на край стола. Отодвинула и картонную коробку, чтобы видеть Габи. – Что это за посылка? Освежители дыхания, которые отправила я? Надо в качестве подарка вручать по бутылочке каждому клиенту вместе со счетом, чтобы никто не расценил этот жест как личное оскорбление.

– Нет, освежители в подсобке. А это… – Габи вскочила с дивана, словно выброшенная катапультой. – Так… Ничего особенного.