До меня стало доходить, что она замыслила. Создать Рику другой имидж – прагматично и смело. Ну и ну! Я сама загорелась блестящей идеей.

– Хотите превратить его в рыцаря-экстремала? – спросила я. – Благородного героя?

Пейдж помедлила с ответом.

– Трудно объяснить… Скорее в сорвиголову.

– Что?

– Да! В сорвиголову! Такими бывают поэты. В настоящего актера – несгибаемого, пылкого, отчаянного…

– Грубого? – прибавила я шутливо.

– Да, и грубого тоже, – подхватила Пейдж. – Грубого, мрачного, бесцеремонного… Пусть будет тертым калачом, что прошел огонь и воду, повидал убогие улицы Лондона, Англию. Короче, подобием Гая Ричи!

– Пейдж, – произнесла я, стараясь выразиться помягче, – Гай Ричи не выходец из трущоб – его мать и мою маму стрижет один парикмахер.

– Ну и что? – Пейдж хлопнула в ладоши. – Это нам знать не обязательно. Главное, сделать Рика сорвиголовой. Опасным и в то же время благовоспитанным!

Я напрягла мозги, придумывая сравнения.

– Как… хм…

– Да, да… как… э-э… – Пейдж поджала губы и вдруг указала на меня пальцем. – Как никто! Пусть ни на кого не походит! В этом и будет самая соль. Пусть чем-то напоминает Колина Фаррелла, чем-то…

– Гарольда Шипмана?

– Кого-кого?

Я вздохнула.

– Английская шутка. Послушайте, Пейдж, вы отлично придумали! Желаю успеха!

– Мелисса, мне нужна ваша помощь– Пейдж посмотрела на меня со всей серьезностью. – Пожалуйста.

– Нет, нет, – пробормотала я, уже чувствуя, что снова сдамся.

– Неужели вам не интересно поучаствовать в столь захватывающем проекте? Вы ведь давно знаете этого парня! И уже взялись за него. Он ваш друг – от того, как сложатся обстоятельства теперь, зависит вся его дальнейшая судьба Вы ведь понимаете?

Голос Пейдж звучал гипнотически монотонно. Она задавала вопросы, но ответов на них не ждала.

– Вообще-то мы весьма плохо знакомы, –ухитрилась вставить я, однако Пейдж продолжала, сверкая глазами:

– Знаю, у вас отпуск, и все прекрасно понимаю. Но грош мне цена как агенту, если, получив бесценную возможность набраться у вас опыта, я не ухвачусь за нее, ведь так? Вы сами сказали, что умеете заставить мужчин освободиться от комплексов, смелее двигаться к цели. Вам не кажется, что жизнь дает вам исключительный шанс? Что касается финансовой стороны вопроса, мы готовы предложить весьма выгодные условия. Скажу по секрету, Мелисса, меня умиляют ваши несовременные манеры. – Она шутливо пригрозила мне пальцем. – На мой вкус, благодарственные письма, что вы отправили Бонни и другим девочкам, более чем актуальны и в наши дни.

От изумления я чуть не раскрыла рот. Откуда она знает про письма? И если слух дошел до нее, не дошел ли и до Синди?

– В этом вы с Риком удивительно схожи. А попросить я хочу вас вот о чем: просто будьте с ним рядом, когда я занята, помогайте советами, подсказками. У вас так ловко получается выходить из щекотливых положений!

– Но, Пейдж, я приехала лишь…

Пейдж по-ребячьи округлила глаза.

– Я буду обращаться к вам только в тех случаях, когда у самой не будет времени. Не исключено, что не позвоню ни разу. Можем ни о чем конкретном и не договариваться.

Джонатан придет в бешенство.

– Джонатан придет в бешенство, – твердо сказала я.

– Он что, принимает решения за вас? – с усмешкой спросила Пейдж. – Прекрасно знаю, какими бывают мужчины! А Джонатан лишь лает, но никогда не укусит. Может, просто будете говорить ему, что идете на встречу с другом? Мелисса, прошу вас! Готова поспорить, Джонатан втайне гордится, что вам по плечу любая проблема. Друзьям он при малейшей возможности рассказывает, какая вы у него особенная.

– Правда? – спросила я не вполне уверенно.

Было никак не привыкнуть к мысли, что все эти люди знакомы с Джонатаном гораздо дольше, чем я. Впрочем, он с утра до вечера пропадал на работе. Я могла встречаться с Годриком хоть каждый божий день, Джонатан ничего не узнал бы.

– Конечно, правда. – Пейдж опять пригрозила мне пальцем. – Ему по душе женщины, которые заняты собственными делами. Независимые. В этом секрет здоровых отношений. Нет, серьезно, знаете что? Мне кажется, мы не случайно столкнулись с вами на вечеринке! С судьбой шутки плохи. Вы нужны Рику. И мне. Возможно, и для вас самой начнется совершенно новая жизнь.

Наконец она замолчала и, как птичка, склонила голову набок, ожидая ответа.

Господи. Может, я правда обязана отплатить Годрику за рыцарский поступок в парке? И потом, должна помочь ему просто как землячка – рекомендациями, беседами.

– Ладно, – решительно сказала я. – Однако спокойствие Джонатана для меня куда важнее репутации Годрика – имейте в виду. – Я помолчала, строго, почти как на Храбреца, глядя Пейдж в глаза. – Стократ важнее.

– Прекрасно понимаю, – ответила она с улыбочкой, напомнившей мне Аллегру.

Габи и Аллегра все чаще звонили. Обе жаловались друг на друга или задавали невообразимые вопросы: «Можно ли преподнести жениху и невесте подарочный купон на депиляцию?», «Не страшно, если поженятся сводные двоюродные брат и сестра?», «Кто пополняет сейф с мелкой наличностью?» И все в таком духе. Я клялась Джонатану, что об агентстве почти не вспоминаю, сама же всерьез опасалась: не примешь срочные меры, не миновать беды.

А если начистоту, однажды даже поднялась в половине пятого утра, чтобы позвонить в офис и проверить, ответят ли. В Англии было полдесятого.

Трубку не подняли.

Не подняли и полчаса спустя. Позднее я звонить не могла: Джонатан вставал в половине шестого. Было бы ужасно, если бы, прослушивая собственную речь на автоответчике, я заклевала на кухне носом, и Джонатан застал бы меня спящей и с трубкой в руке.

Еще я утаила от него, что по просьбе некоего Олли Росса – клиента, который утверждал, буд то в обычных футболках его плечи выглядят как у гиббона, – тайком ездила в «Банана рипаблик». И что отправила через «Федерал экспресс» в свое агентство посылку со средствами по уходу за полостью рта. О том же, что целый час не без интереса беседовала с Бонни о правилах американского бизнес-этикета, выполняя просьбу отца, естественно, рассказала. С друзьями Джонатана, как ни неловко было об этом думать, следовало подружиться и мне. Он, само собой, обрадовался, хоть и взглянул на меня с легким подозрением.

– А ты не находишь, что слишком эта работа.. напряжная? – поинтересовался он как-то раз поутру, просматривая мои записи. – Неужели твоему отцу в самом деле важно знать, как… обращаться к узбеку, если тот в разводе?

– Естественно, важно, – ответила я, забирая у него бумаги. – И пожалуйста, не иронизируй!

Я не вполне понимала, что значит «напряжная работа», возможно, такие словечки были в ходу среди Джонатановых коллег-трудоголиков. По счастью, мне тоже хватало дел. Не обходилось и без напряжения. Всю собранную информацию – а ее оказалось немало – я отправляла отцу по электронной почте. Он до сих пор не ответил ни единым письмом, лишь напомнил выслать ему счет, чтобы можно было получить деньги в казне комитета.

Безумный график Джонатана, казалось, с каждым днем разрастался, и я в основном была предоставлена сама себе. Он уже не обещал, что не сегодня завтра мы непременно встретимся во время ланча, а с тех пор, как я явилась к нему в офис, пройдя в открытых босоножках и с корзиной для пикника (в которую положила даже бокалы, полотенца и салфетки) едва не всю Пятую авеню, лишь чтобы услышать слова Лори «мистер Райли уехал с клиентом», меня покинули остатки надежды.

Я не желала лезть к нему в душу, но чувствовала, что одна из его первоочередных проблем – продажа их с Синди квартиры. На осторожные вопросы я слышала неизменное: «Не хочу говорить об этом в новом доме», но однажды вечером стала невольной свидетельницей того, как, разговаривая по мобильному во дворе, Джонатан кричит и пинает железную ограду, что было совсем не в его характере.

Словом, чаще бывать вместе, как я надеялась, не получалось. Однако Джонатан использовал всякую возможность, дабы уделить мне максимум внимания, тем и искупал свою вину. По вечерам мы ездили на романтические автобусные экскурсии по городу, но на полпути Джонатан чаще засыпал у меня на плече. Днем я регулярно получала от него сообщения: «Думаю о тебе, скучаю». А по утрам, около половины одиннадцатого, мне неизменно звонила Лори, спрашивала, не нуждаюсь ли я в помощи. Я всякий раз благодарила ее и отвечала «нет». Потом, кладя трубку, задумывалась, что бы перед отъездом купить ей в подарок. Увлекшись правилами американского этикета, я превратилась в параноика.