Первые ткацкие фабрики главным образом строились в Ланкашире. Ткачи-кустари, работавшие в деревнях вместе с женами, стали покидать свои дома и устраиваться на эти предприятия. Они бросали не только дома, но и свои земельные наделы, которые их кормили. Богатые землевладельцы скупали эти освободившиеся земли и обрабатывали их новыми интенсивными методами.
Рядом с утопающими в зелени имениями и прекрасными замками рождался «иной мир» с его жутким пейзажем — в черных тонах, отталкивающего вида, самый воздух которого, казалось, был напоен смертью. В сером дыму фабричных труб, среди мусорных куч наспех строились жалкие лачуги. Вслед за текстильной отраслью индустриализация началась в угольной, стале- и чугунолитейной отраслях. Это была вторая промышленная революция.
В Бирмингеме домны росли одна за другой, на шахтах трудились тысячи рабочих. Отныне все, что раньше строилось из дерева и камня, стало строиться из железа: мосты, каркасы зданий, корабли, станки и, естественно, железные дороги, развивавшиеся в бешеном темпе. Всего за несколько лет было проложено десять тысяч километров рельсов. Люди и грузы — хлопок, шелк, шерсть, уголь, изделия из стали и фарфора — теперь гораздо быстрее попадали с фабрик в доки. Города разрастались, затягивая все больше рабочих, как правило, из беднейших слоев населения в свои мрачные трущобы, где нечем было дышать. Половина англичан скучилась в этих клоаках. Население Ливерпуля за пятьдесят лет увеличилось с сорока пяти до трехсот сорока тысяч жителей. Он прославился наличием несметного множества питейных заведений и самым высоким уровнем преступности.
Ткачи жили там бок о бок с мелкими фермерами, не выдержавшими конкуренции с крупными землевладельцами. А еще ирландцы, гонимые неурожаями, тысячами высаживались на английский берег в надежде найти работу. Стайки оборванных детишек бродили, трясясь от холода, по вонючим докам. Девушки торговали собой, поджидая на мостах клиентов.
Некоторые семьи проживали в комнатах, в которых спали прямо на кучах золы, и мертвые лежали там порой вперемежку с живыми. Кто-то находил приют в ночлежках среди тесноты, грязищи и стойкого запаха пота. Но самым страшным изобретением стала «спальня на веревке», люди в ней спали, сидя на скамейке и держась за веревку, чтобы не упасть. Англию — мировую фабрику и торговую лавку — захлестывала нищета.
Множились доклады парламентских комиссий об ужасных условиях жизни рабочих. Из доклада о состоянии здоровья населения в городах: «Из двухсот сорока тысяч жителей Манчестера пятнадцать тысяч живут в подвалах. В Ливерпуле двадцать процентов населения живет под землей». Из доклада о санитарных условиях жизни трудящихся: «Один тиф за год унес больше человеческих жизней, чем англичане и их союзники потеряли в битве при Ватерлоо». Из доклада комиссии, изучавшей условия жизни в рабочих кварталах больших городов: «Люди там моются два раза в жизни: при рождении и смерти». Добросовестный Альберт внимательно читал все эти доклады и делился своим беспокойством с Викторией. Еще будучи десятилетним мальчиком, он уже говорил о «печали, которую испытывал, когда видел, что миром правят столь безнравственно». Страшный доклад о положении на шахтах поверг принца в полное уныние. Из этого доклада следовало, что за год там умерло тысяча четыреста человек. В 1842 году был принят первый закон о шахтах, одобренный королевой. Он запрещал работать там женщинам, девочкам и мальчикам моложе десяти лет. Это были первые, слабые зачатки трудового законодательства.
В 1843 году «Морнинг кроникл» опубликовала большую подборку материалов о положении бедных слоев населения, что вызвало настоящий шок в стране. Одна двенадцатилетняя девочка рассказывала: «Я таскаю под землей вагонетки, мой путь туда и обратно составляет восемьсот метров. Я таскаю их по одиннадцать часов в день на цепи, обвязанной вокруг моего пояса. Раны на голове я получила при разгрузке вагонеток. Мужчины в нашей бригаде работают голыми, у них лишь каскетки на головах. Иногда, когда я оборачиваюсь недостаточно быстро, они бьют меня». А еще эта газета консервативного толка написала о существовании «клубов смерти» — фирм, где можно было застраховать свою жизнь и жизнь своих детей. Оказалось, что многие бедняки сами убивали своих детей, чтобы получить за них страховку.
Спустя некоторое время лорд Эшли предложил принять закон, устанавливающий рабочий день на фабриках и заводах для детей моложе четырнадцати лет продолжительностью не более шести с половиной часов, а для женщин и молодежи до восемнадцати лет — не более десяти часов. Но его проект был отклонен по требованию Пиля. Премьер-министра беспокоило, что сокращение рабочего дня приведет к снижению производительности труда и конкурентоспособности английских товаров, особенно в текстильной промышленности, в которой было занято четыреста пятьдесят тысяч человек и в которой нажило состояние его семейство.
Эта беспрецедентная в истории человечества революция поражала воображение интеллигенции и революционеров с континента, толпами съезжавшихся в Англию, посещавших ее промышленные центры и описывавших все увиденное в своих трудах. Одним из них был Фридрих Энгельс.
В 1843 году этот молодой немецкий буржуа высадился в Манчестере и поселился у своего дяди, владельца бумагопрядильной фабрики. В течение двух лет он изучал положение на шахтах, опрашивал врачей, анализировал отчеты инспектировавших заводы чиновников, посещал погрязшие в антисанитарии рабочие кварталы, обследовал различные категории трудящихся: трикотажников, металлургов, красильщиков, стригальщиков бархата... Его описания куч тряпья, заменяющих постели, женщин, сцеживающих молоко прямо у станка, и больных рабочих были ужасающими: «Точильщики, как правило, начинают работать по своей специальности в четырнадцать лет и, имея хорошее здоровье, редко когда жалуются на разного рода недомогания до двадцати лет. Именно в этом возрасте появляются первые симптомы профессионального заболевания. При малейшем усилии эти рабочие задыхаются, цвет лица у них приобретает землисто-желтый оттенок, в глазах поселяется постоянная тревога, голос становится грубым и хриплым. Кровохарканье, невозможность находиться в лежачем положении, избыточная потливость по ночам, диареи, колики, ненормальная худоба, сопровождаемая всеми симптомами, присущими туберкулезу, — все это заканчивается смертью».
По мнению Энгельса, промышленная революция имела для Англии то же значение, что революция 1789 года для Франции или революция в философии для Германии. «Между Англией 1760 года и Англией 1844-го существует, по меньшей мере, та же пропасть, что разделяет королевскую Францию при Старом режиме и Францию после Июльской революции», — писал он. Впервые немецкий социалист употребил такие слова, как «промышленная революция», «прибыль», «пролетарий», и сделал первые наброски теории классовой борьбы: «Трудящийся де-юре и де-факто является рабом имущего класса, класса буржуазии. Он до такой степени является рабом, что продается как товар, и цена на него понижается и повышается так же, как цена на товар». Его книга «Положение рабочего класса в Англии», в которой он обосновал принципы коммунизма, в 1845 году была напечатана в Лейпциге, но в Великобритании она появится в продаже лишь после смерти ее автора. Ни Виктория, ни Альберт, вероятно, никогда даже не слышали об Энгельсе. Равно как не будут они проинформированы и о существовании некоего Карла Маркса, когда тот поселится в Лондоне.
Фабрики и заводы в Англии множились, а экономическая теория только-только зарождалась. Никто там даже не думал о том, что повышение заработной платы ведет к увеличению покупательной способности населения и стимулирует рост производительности труда. Поборник ортодоксальной точки зрения Джон Стюарт Милл защищал следующую доктрину формирования «фонда заработной платы»: у рабочих зарплата не должна была превышать минимального прожиточного минимума. Никогда еще в истории Англии уровень зарплаты не опускался так низко. Мужчина, работавший по пятнадцать-шестнадцать часов в день по найму в сельском хозяйстве или на промышленном предприятии, получал примерно 8 шиллингов в неделю. Коврига хлеба весом в четыре фунта стоила семь с половиной шиллингов. Невозможно было прокормить семью, не заставляя работать жену и детей. Выходными днями были лишь воскресенье и Рождество.
