На следующий день врач повторил свою попытку: «Новый тягостный разговор с королевой, которая пришла в сильнейший гнев и заявила, что мы все безобразно ведем себя по отношению к ней. Я ответил ей таким образом, что она была вынуждена попросить меня никогда не повторять те слова, что только что сорвались с ее губ».
Рид имел также беседу с Мунши: «Вы не можете претендовать на то, чтобы вас считали джентльменом. У вас нет для этого ни образования, ни соответствующего происхождения. Безумно смешно, что вы именуете себя “секретарем”. Вы не можете написать ни единого слова ни на английском, ни на хиндустани... Ваша ложь доказывает, что вы хотите ввести королеву в заблуждение. Полиция уже предупреждена на ваш счет».
Визит Сары Бернар, большой приятельницы Берти, стал для всех приятной передышкой. Актриса разыграла перед ними маленькую одноактную пьеску в жанре мелодрамы под названием «Жан-Франсуа». Викторию привели в восторг певучие интонации неповторимого голоса знаменитой актрисы и настоящие слезы, которые лились из ее глаз.
Перед отъездом из Симьеза королева составила для своих придворных дам и джентльменов специальный меморандум, регламентирующий их отношения с Мунши. Завершила она его, выразив надежду, «что они не станут больше заводить разговор об этой неприятной истории ни между собой, ни с посторонними людьми и что больше не будут плести при дворе заговоры против этого человека».
Но во время юбилейных торжеств ненасытный Мунши стал просить, чтобы ее величество пожаловала ему «Крест Виктории». Хранитель королевской сокровищницы сэр Флитвуд-Эдвардс, узнав об этом, направил королеве возмущенное письмо. Виктория поручила Риду поговорить на этот предмет с Солсбери. Премьер-министр вполне резонно ответил королеве, что эта награда, пожалованная индийцу-мусульманину, может вызвать ревность у ее под-данных-индуистов. В новом послании к Риду Виктория писала: «Прошу вас довести до сведения сэра Флитвуда-Эдвардса: причиной того, что Мунши не получил желаемой награды, послужило не его дерзкое письмо, а мнение лорда Солсбери».
16 октября «Дейли грэфик» опубликовала большую фотографию королевы за письменным столом с собачкой у ее ног. Рядом с Викторией стоял Мунши в тюрбане, жирный, самодовольный и высокомерный, с документом в руке. Под фотографией стояла следующая подпись: «Королева в Шотландских горах. Ее Величество берет уроки хиндустани у Мунши Хафиза Абдула Карима КИИ» (КИИ означало кавалер Индийской империи). На удивленный вопрос Рида, как эта фотография попала в газету, фотограф ответил, что Мунши потребовал опубликовать ее в специальном юбилейном выпуске.
Врач проинформировал об этом королеву, которая прислала ему в ответ записку: «Вам не следовало проявлять эту инициативу, не переговорив предварительно со мной. Это может иметь для меня самые неприятные последствия, поскольку Мунши считает вас своим смертельным врагом». А днем она отправила ему пространное письмо на четырнадцати страницах, в котором объясняла, что она сожалеет по поводу публикации этой фотографии, сожалеет о том, что двор столь враждебно относится к ней, сожалеет, что рассказала обо всем Мунши...
В тот год, когда весь мир с благоговением и обожанием пал перед ней ниц, жизнь ее была отравлена этим индийским мошенником, с которым она отказывалась расстаться из-за своего ганноверского упрямства, поскольку боялась потерять лицо.
Весной 1898 года Мунши в очередной раз пренебрег мнением двора, решив приобщить своего друга, это дьявольское отродье Раффудина Ахмеда, к прелестям жизни королевского двора в Симьезе. Тут уже Солсбери отправился в Виндзорский дворец, чтобы предупредить королеву об опасности, которой она подвергает себя, позволяя индийцам ехать вместе с ней во Францию, где пресса легко может «выставить ее в смешном виде». Раффудина вычеркнули из списков свиты, но Мунши все равно приехал на Лазурный Берег спустя несколько дней после прибытия туда королевского поезда. Виктория составила ноту, которую Рид должен был предать гласности в случае конфликта. Индиец, как и в прошлом году, получил в свое распоряжение персональное ландо... и королева не собиралась терпеть никаких замечаний на его счет от своих придворных.
Обошлось без инцидентов. Виктория вместе с Беатрисой наслаждалась ничем не омраченным отдыхом в гостинице «Эксельсиор-Регина», где, как и в предыдущем году, было зарезервировано восемьдесят комнат для ее свиты, состоящей из семидесяти семи человек. Телефонная связь была проложена между покоями ее величества и всеми другими апартаментами. Виктория отказывалась ею пользоваться, но еще год назад дала согласие на установку телефонных аппаратов в ее замках в Виндзоре, Осборне и Бальморале.
Каждое утро горничные приносили в ее комнату присланные ей букеты цветов. За все время своего пребывания там Виктория отослала обратно лишь один букет, пришедший из Монте-Карло, столицы азартных игр и греха. Каждый вечер певцы приходили к ней под окна, чтобы исполнить для нее неаполитанские песни, заканчивая свой концерт неизменной «Funiculi, Funicula» [141]. Виктория благодарила певцов, посылая им щедрое вознаграждение.
А на дороге в Вилльфранш ее всегда поджидал одноногий инвалид в коляске, запряженной двумя собаками. Она знала его с 1895 года и находила его собак такими умильными, что каждый раз, проезжая мимо, бросала ему десятифранковую монету. Этот год для инвалида был особенно доходным, поскольку Виктория не сидела на месте, постоянно разъезжая по окрестностям.
Ленхен жила на вилле «Лизерб». Королева часто приезжала к ней по утрам, чтобы покататься по парку в своей pony-chair .Множество раз она бывала в Болье у лорда Солсбери. Феликс Фор отдыхал в гостинице по соседству. Королева пригласила его к себе в гости. Берти, который должен был проводить его в покои матери, по своей привычке опоздал, и французскому президенту, весьма уязвленному этим, пришлось какое-то время топтаться у лестницы. Когда он вошел к ней, Виктория поднялась со своего кресла и, опираясь на палку, сделала несколько шагов ему навстречу. На чай к ней приезжала и Вильгельмина, юная королева Нидерландов, со своей матерью, королевой Эммой. Вильгельмина унаследовала престол принцев Оранских в десятилетнем возрасте. Сейчас ей было восемнадцать лет, и, увидев ее, Виктория растрогалась: «Она такая непосредственная, достойная и симпатичная девушка с прелестным свежим личиком и стройной фигурой. Ее юный вид напомнил мне мое собственное восшествие на престол, ведь я тогда была как раз в ее возрасте...»
Королева побывала на сельском празднике под названием «lou festin di cougouгdoun» (праздник кабачков), который завершился для нее экскурсией в старинную и очень живописную деревушку Турэт. Во время детского праздника, на который она случайно попала, ее коляску забросали цветами. Она весело смеялась.
В Страстной четверг она наблюдала процессию католиков, прошедших по улицам Ниццы. А также встретилась с местным епископом, монсеньором Шапоном, и попросила его передать «ее наилучшие пожелания папе Леону XIII», который только что перенес тяжелую болезнь.
Аффи находился на борту своей яхты «Сюрприз», стоявшей на рейде Вилльфранша. У него случился геморроидальный приступ. Ему потребовалась срочная операция. Королева отправила ему телеграмму. Ее сын должен впредь проявлять осмотрительность и никогда больше не отправляться в путь без сопровождения врача: «Берти согласен со мной, что это совершенно необходимо». За полгода до этих событий доктор Рид признался королеве, что Аффи слишком много пьет, в связи с чем ему необходимо пройти курс антиалкогольного лечения и отказаться от активной общественной жизни. Она навестила сына на его яхте, а затем в его замке в Фаброне, где он восстанавливался после операции.
Вернувшись в мае на родину, королева узнала, что 19-го числа, в День Вознесения Господня, умер Гладстон. В последний раз она виделась с ним в Ницце в прошлом году. Старик ныл: «Я с удовольствием бы нанес визит Ее Величеству, если бы она позволила». Виктория никак на это не реагировала. Луиза, которая, как и Берти, поддерживала дружеские отношения с детьми Гладстона, пригласила «Великого старца» в гостиницу «Эксельсиор-Регина» к себе на чай и предложила закончить их беседу этажом выше, в номере своей матери. Королева пожала руку Гладстону и поцеловала его жену.
