— Напоследок, — подытожил Карам, — я бы хотел прочесть вам чудесные слова Томаса Джефферсона: «Если ты разгневан, то, прежде чем говорить, сосчитай до десяти; если сильно разгневан — до ста».

— Отличное выступление, пап. Мне очень понравилось, — сказал Раджан, подойдя к отцу, когда все направились в столовую.

Не умея принимать комплименты, Карам от них уклонялся.

— О, ты бы справился гораздо лучше. Ты ведь человек образованный. Я столько раз просил тебя сказать речь. Например, о законах.

— Я уже давно не специалист по праву, — с досадой и раздражением ответил Раджан.

— Ну, или о рекламе, — попытался загладить вину Карам. — Приходи и расскажи нам о рекламе.

Сын предпочел сменить тему разговора:

— Я заметил, что твои слова не очень-то подействовали на маму.

— Она сказала что-нибудь? Думаешь, она все поняла?

— Нет, вряд ли. Она… была слишком занята собой, чтобы слушать.

— Ох, как всегда. От моих выступлений Сарне никакого проку, — посетовал Карам. Множество раз он писал речи специально для нее, пытаясь объяснить то, что не мог сказать лично. — Ей неинтересно. Я не знаю, где она витает. Мы беседовали о депрессии, диете, гордости — сколько всего полезного она могла бы почерпнуть для себя! — Он свернул бумаги в трубочку. — «На твоем месте я бы обратил внимание на сегодняшнюю лекцию», — говорил я сотни раз. Она же просто сидит и ничего не слышит. Все речи на пенджабском, мысли доступные — почему бы ей не узнать что-нибудь новое? Не понимаю, — Карам похлопал трубкой по ладони. Сегодня Сарна была ему чужой, как никогда.

— Ох-хо, махарани постелила для себя красную дорожку! — заметила Персини, поднимаясь на крыльцо дома по Эльм-роуд. — Никак короля ждете? — с усмешкой бросила она Сарне, которая встречала гостей у порога.

— А как же! Я ведь знала, что вы придете. — С еще более натянутой улыбкой отвечала та.

Ее лоснящиеся волосы выглядели так, словно она полировала каждый по отдельности. Персини вошла и украдкой поглядела на себя в зеркало. Тусклый свет в коридоре — Карам не вкручивал лампочки ярче сорока ватт — льстил цвету ее лица, но хрупкие волосы казались в нем еще слабее. Она решила порыться в ванной и разнюхать, какой краской пользуется Сарна. Незаметно лизнув палец, Персини пригладила брови, чтобы подчеркнуть их необычайную остроту. Потом вошла в гостиную.

— Тут, видно, король и королева Великобритании поселились, а, Бхраджи? — Она перевела взгляд с ковра на Карама.

— Что ты, мы бедняки, — ответил тот, подумав о жильцах. — Просто пора было менять ковер, и Сарна захотела купить красный.

«Он все еще любит чертовку», — подумала Персини, увидев, как нежно Карам провел по алой шерсти носком блестящего ботинка. Она задрожала от зависти.

— Да, — улыбнулся он. — Сарна прямо помешалась на красном с тех пор, как увидела по телевизору свадьбу принца Чарльза и леди Дианы.

Вошли остальные родственники. Первым был Сукхи, потом его зять Сурвит Чода и Рупия с четырехмесячным сынишкой на руках, Джимджитом. Следом шли пухленькие девочки-близняшки Руби и Перл, имена которых означали — рубин и жемчужина, их заново познакомили с сыновьями Пьяри, Амаром и Арджуном. Мальчики недавно стали ходить в новую лондонскую школу.

В коридоре Сарна уже шепталась с дочерьми:

— Вы видели этих толстух? «Драгоценные камни в короне моей Рупии» — так их величает Персини. Они больше похожи на футбольные мячи. Следовало назвать их Пышка и Плюшка.

— Ми! Ш-ш-ш, — оборвала ее Пьяри, пока Найна хихикала и вешала пальто на перила.

— Как зовут ее сыночка? — спросила Найна.

— Джимджит, — фыркнула Сарна и пошла к гостям.

— Они называют его Джем — самоцвет, — зашептала Пьяри. — Если он пойдет в сестер, можно будет звать всю троицу «Роллинг Стоунз».

Этот обед должен был состояться давным-давно. Согласно обычаю, Карам и Сарна пригласили в гости всю семью новорожденного, чтобы его благословить. Когда истекли шесть недель после родов, в течение которых мать и дитя не могли выходить из дома, Сарна назначила день. Карам был старший в семье, поэтому к нему надо были идти в первую очередь. Персини медлила. Больше двух месяцев она откладывала визит по самым разным причинам: то малыш неважно себя чувствовал, то Сурвит уехал на конференцию, то у них поломалась машина, то Рупия заболела гриппом, то Сукхи скрутил артрит. Однако неурядицы не мешали Персини навещать других братьев Карама. И только потом она снизошла до встречи со своей давней соперницей — Сарной.

Единственным блюдом, которое Персини одарила своим вниманием, был десерт: она догадалась, что миндальный кекс с апельсиновым ароматом — не Сарниных рук дело.

— Очень вкусно. Это ведь ты испекла, Пьяри? — спросила она.

— О да, — ответила за дочь Сарна. — Она научилась печь еще до того, как сварила первый дал.

— У Рупии получаются дивные десерты. Правда, бхабиджи она делает такое, что и вообразить нельзя! — Персини всегда хвалилась дочкиными успехами. Она превозносила ее с того дня, как Сарна родила близняшек, будто хотела доказать, что одна Рупия стоила двух девочек.

— Да, обожаю кексы! — Рупия смахнула белокурые пряди с пухлых щек. Она стала блондинкой, как только вышла замуж, — видно, решила продолжить Чодину семейную традицию экспериментировать с волосами.

— Нашим дочерям было проще, чем нам. Пьяри ходила на курсы, где ее учили готовить десерты. Она купила себе поваренную книгу, стряпает по рецептам. Мы о таком и мечтать не могли — всему сами учились. Мне бы и в голову не пришло смотреть в книгу. Я даже не знала, что такие бывают. — Сарна считала, что готовить по рецепту — последнее дело.

— Нас учили матери. — Персини с любовью поглядела на дочь. — Я тоже рассказала Рупии, что знала, а теперь она готовит гораздо вкуснее. Правильно, так и должно быть.

Сарна едва не ляпнула, что на кулинарном фронте даже муравей обскакал бы Персини. Вместо этого она ответила:

— Конечно, если девушка хочет учиться у матери, это хорошо. Но кое-кто предпочитает уехать в другую страну и там ходить на курсы.

— А ты, Найна? — Персини перевела взгляд на нее. Все такая же куколка — впрочем, неудивительно, с зелеными глазами и осел жеребцом покажется! — Тебя кто научил готовить?

Пойманная врасплох, Найна ответила, не подумав:

— Матушка. — И тут же осеклась.

— Матушка? — Брови Персини чуть не соскочили со лба. Она поглядела на Сарну, потом снова на Найну. — Так она теперь матушка? Ничего себе!

Сарна бросилась на помощь:

— А как еще назвать старшую сестру, которая готова на все ради тебя? — Она взглянула на Карама, сидевшего за столом с другими мужчинами. К счастью, тот был занят кексом. — Как иначе можно относиться к сестре, которая привезла тебя из Индии, кормила, одевала, учила готовить, замуж выдала, заплатила за свадьбу?! Я подарила Найне новую жизнь. Другой семьи у нее здесь нет. Я — и сестра, и брат, и отец, и мать.

— Конечно. — Персини погладила свой подбородок, — Мы все знаем, что у вас особенные отношения.

Несколько минут спустя Сарна вновь оказалась в неудобном положении. Речь зашла о детях, и Персини заявила, что Рупии ужасно повезло: у нее две дочери и сын.

— Добрая кисмет — наконец-то сынок! О Вахегуру, о чем еще мечтать женщине?

— Да, видать, от мужа удача перепала, — ответила Сарна, тонко уколов Персини: та родила только одного ребенка.

— Близняшки — это такое благо! С Божьей помощью девочки растут здоровенькие. Вахегуру дарит жизнь только тем, кто этого достоин, верно, Бхабиджи? — Персини одарила ее острой улыбкой: губы словно не растянулись, а, наоборот, смялись.

Сарна побледнела. Пальцы судьбы дергали, затягивали и перекручивали нити ее сердца. Оно заболело при воспоминании о погибшей девочке. Сарна так и не оправилась после утраты. Она встала и спешно вышла из комнаты.

Когда она вернулась, гости обсуждали внешность Найны. Та сильно похудела и осунулась за последний год — с тех пор как от сердечного приступа умер ее муж Притпал.