— Просто не хочу ссориться, — сказала я.

— Я тоже, — отозвался он.

Я кивнула:

— Вот и отлично.

— И давай ты забудешь об этом дурацком отношении ко мне как родитель-наставник.

— Ага, — отозвалась я.

— И ты перестанешь конфузиться от нашей разницы в возрасте?

Я засмеялась и покачала головой:

— Син, я ведь на двенадцать лет тебя старше.

— Знаю.

— Это ведь не просто разница возрасте, а разница в том, когда мы родились. Тебе восемнадцать, а я на двенадцать лет старше тебя. Мне тридцать, когда тебе лишь восемнадцать, это просто огромная разница.

— Кажется, ты говорила, что мне можно тебя обнять, — напомнил он.

— Да, пожалуйста, — подтвердила я.

Он глянул на мои руки, которые не давали нам прижаться вплотную.

— Я не собираюсь прессовать тебя, ведь тебе это не нравится, по крайней мере, не со мной.

Я передвинула руки за его талию, медленно, неохотно, чувствуя твердость его тела и мягкость его кожи, так что не была уверена, можно ли назвать его тело мускулистым и жестким или же мягким и нежным. В нем было и то и другое.

Его руки медленно сомкнулись вокруг меня, притягивая ближе к своему телу. Я позволила своим пальцам пробежаться по его спине, ощупывая верх позвоночника — покрывающие его мышцы по форме казались похожими на спрятанные под кожей крылья, словно крылья ангела, которые от малейшего усилия могли прорвать кожу и распрямиться за его спиной подобно белоснежной оперенной мечте. Один из моих возлюбленных, вернее, больше приятель и любовник, был Королем Лебедей-оборотней. Поэтому я знала, каково это — заниматься сексом в окружении перьев и сильных крыльев, но Син не нуждался в крыльях, чтобы быть особенным. Я обняла его, прижавшись щекой к груди, чувствуя тепло его тела, которого мне не хватало. Он был тигром моего зова, моим синим тигром, и не только он был привязан ко мне — по многим метафизическим причинам я могла привязать к себе других людей лишь настолько, насколько я сама была готова быть к ним привязанной. Моя сила была обоюдоострым мечом, который мог ранить другого так же глубоко, как готова была пораниться я.

Син обхватил меня руками и прижал к себе, и я позволила ему это сделать. Я позволила себе быть маленькой и хрупкой рядом с его высоким телом, так что он мог крепче обнимать меня и наслаждаться тем фактом, что, несмотря на все мое сопротивление, в конце концов, он все же был больше чем я, и никакое количество лет этого не изменит. Однажды ему стукнет двадцать, но я все равно останусь на пятнадцать сантиметров ниже его, и я моглабы признать, по крайней мере самой себе, что быть меньше— не всегда плохо.

Он крепко меня обнял, прижался губами к моим волосам и спросил:

— Можно тебя поцеловать?

— Зачем спрашивать? Почему просто не сделать это?

— Потому что ты сейчас в таком настроении, что каждые пару минут меняешь свои желания.

— Черт, неужели со мной так трудно иметь дело?

— Есть некоторые проблемки, — признал он.

— Какой дипломатичный ответ, — заметила я.

— Я хочу поцеловать тебя.

— Да, — сказала я.

— Да, что?

— Да, — повторила я и приподнялась на цыпочки, дотянувшись до уровня его груди. Он понял намек и склонился навстречу моему лицу. Мы поцеловались, мягко соприкоснувшись губами.

Он отстранился назад, изучая мое лицо. Я собиралась было спросить, что случилось, но то, что он увидел в моем лице, должно быть, удовлетворило его, потому что он поцеловал меня снова, зарывшись одной рукой в мои волосы, обхватив затылок, и поцелуй становился все менее целомудренным, с ласками губ и языков, а затем у него вырвался тихий звук, и внезапно его руки ожили на моем теле. Он напомнил мне, что был больше, чем просто сильный человек, и тому, что ликантропам не разрешалось играть с людьми, была причина. Люди были хрупкими.

Пальцы одной его руки до синяков впились мне в плечо и, если бы я была хрупким человеком, то осталась бы более чем в синяках, но я не совсем человек, и иногда мне нравилась грубость. Боль от синяков вырвала довольный звук из моего горла, призывая меня сильнее прижаться к нему. Его тело было твердым, и это заставило меня вскрикнуть снова и сильнее прижаться к нему.

— Анита, — прорычал он в мои губы, и впервые на коже вспыхнуло ощущение его проявляющегося зверя, словно разлилось что-то теплое, почти горячее, расползаясь по всей моей коже.

— Боже, — прошептала я, почувствовав тот первый проблеск тигра во мне, огромного поднявшегося к нему на встречу сине-черного зверя.

Кто-то громко прокашлялся и постучал в дверь. Вздрогнув, мы обернулись на звук.

Натаниэль выглядел виноватым.

— Вам, ребята, похоже, весело вместе.

— Как долго ты наблюдаешь?—спросила я.

— Не так чтобы очень, просто копы уже здесь.

— Дерьмо, — в сердцах выругалась я, и оглянулась обратно на Синрика. — Мне пора.

— Знаю. — И тогда он улыбнулся. — Но так же я знаю, что тебе не хочется оставлять меня сейчас, и это помогает.

Я не была уверена, как на это реагировать, так что просто проигнорировала его и направилась к двери, поправляя на ходу оружие и ремни, словно эта незапланированная сессия их сбила, но думаю, что делала это скорее для того, чтобы привести мысли в порядок и настроиться на рабочий лад. Коснувшись оружия, я убедилась, что при необходимости моментально смогу его выхватить, и подошла к двери. Затем чмокнула Натаниэля. Мика стоял у двери, держа сумки с остальным снаряжением. Его я тоже чмокнула, кстати, ни он, ни Натаниэль не попытались получить ничего, кроме быстрого прощального поцелуя. Они знали, что мысленно я уже не здесь, что я уже полностью настроена на работу, которую должна выполнить. Когда планируешь убийство людей, то сладкие поцелуйчики со своими любимыми — не то, о чем хочется размышлять, по крайней мере, мне. Это был способ отделить мою работу от другой, теплой и счастливой части моей жизни.

— Мне пора, — бросила я.

— Мы знаем, — ответил Мика.

— Мы договорились с Жан-Клодом на вечер, — сказал Натаниэль, напоминая мне о нехватке времени.

— Спасибо, а я уже забыла и думала, где же вы делись, парни.

Я пошла к двери. Мика вручил мне обе мои сумки. Нельзя, чтобы другие копы видели, как мои парни помогают мне их нести, это просто не допустимо.

— Сделай все, что в твоих силах, чтобы вернуться к нам живой и невредимой, Анита, — напутствовал он.

Я посмотрела в эти глаза и откликнулась:

— Как всегда.

Понятно, что надо было спешить, но теперь, когда Брайс подгонял меня из своего внедорожника, и СВАТ уже отъезжал, меня наполнило особое возбуждение. Я обожала своих парней, но какая-то часть меня любила все это дело. Как же разорваться между убийством людей и любовью к ним?

Самый лучший выбор, который у меня был —поубивать всех плохих и любить всех хороших. И надеяться, что эти две категории никогда между собой не пересекутся.

Переводчики: lorielle

Вычитка: Kinnetic

Не успела я толком побросать свои вещи во внедорожник Брайса, и застегнуть ремень безопасности, как джип уже развернулся с пробуксовкой и мы погнали. Я уловила движение в лесу рядом с домом. Это был Никки, едва различимый в зеленой листве деревьев. Должно быть, была его очередь караула. Я не махала, не делала ничего, чтобы не привлечь к нему внимания — как он сам и другие учили меня — но я наблюдала за ним, пока мы ехали и пока первый поворот не скрыл его из виду. Я не поцеловала его на прощанье и не думала о нем, пока не увидела его в лесу. Если уж я могла забыть о ком-то столь отличном в постели и столь же опасном, как Никки, то это просто подтверждало, что слишком много мужчин было в моей жизни. Весь прикол в том, что я не знала, как, черт возьми, это исправить.

— Ты не обидишься, если я скажу, что эти двое — самые красивые из когда-либо виденных мною людей? — прокомментировал Брайс, когда мы сворачивали, стараясь не отставать от спецназовской машины.