— Что вам угодно? — осведомился он у Акитады. Его гладко выбритое лицо носило следы былой красоты, а недобро сверкающие глаза выражали презрение. — Я занят, и незачем беспокоить меня по пустякам!

Покраснев, Акитада извинился и представился. Несколько смягчившись, элегантный господин назвал свое имя — Оэ — и представил Акитаде своего помощника — Оно.

Оно, невысокий худой человек лет тридцати с небольшим, носил усы и крохотную бородку клинышком, видимо, надеясь скрыть врожденный недостаток — неразвитый подбородок.

— Оно, принеси чаю! — распорядился Оэ. Его молодой помощник вскочил, подобострастно поклонился и выбежал. — Терпеть его не могу! — признался Оэ, даже не понизив голоса. — Никакого чувства собственного достоинства, и взгляд беличий. Да и повадки тоже. Впрочем, в отличие от других Оно приносит пользу. Так как, вы сказали, вас зовут? Сугавара? Что ж, хорошая семья, жаль только, разорилась. Присаживайтесь. Вы учились здесь еще до моего прихода сюда?

Акитада кивнул.

— Хм, право… Эта область знаний привлекает немногих, но Хирата, как мне известно, человек толковый. Правда, должен заметить, он почти бессилен, когда речь идет о его собственной карьере. Сколько раз я предлагал познакомить его с нужными людьми, но он постоянно отказывается. А ведь у меня есть друзья в самых высоких кругах. Да-да, знаете ли, в самых высоких…

В этот момент вошел Оно с чайным подносом, и начальник тут же сделал ему выговор за нерасторопность, неловкость и плохой выбор чашек.

— Когда ты наконец запомнишь, что я пью только из привозного фарфора? — возмутился он.

— Какой же я болван! — забормотал Оно, беспрерывно сгибаясь в подобострастных поклонах. — Я мигом сбегаю, принесу!

— Не надо. На этот раз обойдемся. Заварил-то хоть правильно?

— Надеюсь, да. — Оно пояснил Акитаде: — Профессор, как никто другой в университете, отличается весьма утонченным вкусом во всем. Я неустанно повторяю ему, что он понапрасну тратит силы на деревенщину, съехавшуюся сюда из провинций, чтобы посещать его занятия.

Ничуть не тронутый столь откровенной лестью, Оэ заорал:

— Что ты несешь, дурак! У меня полно учеников из лучших семей страны! В их числе внук принца Ёакиры господин Минамото и племянник первого министра — у обоих в жилах течет императорская кровь. Так как же ты после этого смеешь утверждать, что я якшаюсь с деревенщиной?!

Желая отвлечь гнев Оэ от незадачливого Оно, Акитада поспешил сообщить:

— А я только что встретил в главном зале молодого человека с весьма породистой наружностью. Студент-старшекурсник. Высокий, красивый.

— Старшекурсник? Кто же это? — Нахмурившись, Оэ перевел вопросительный взгляд на Оно.

— Это, должно быть, Исикава, господин. Он пришел сегодня пораньше, чтобы проверить сочинения.

— А-а, Исикава… Да он никто. Просто студент. Умный парень, но из бедной семьи. Подрабатывает здесь, живет на стипендию. Помогает мне проверять сочинения. Я, знаете ли, не всегда нахожу для этого время. Приближается праздник Камо, и я готовлю поэтическое состязание между университетской командой и представителями знатных семей. Вот это будет интересное зрелище. Вас, несомненно, тоже пригласят. Вы сочиняете стихи?

— Боюсь, мои таланты проявляются только в области прозы, — смутился Акитада. — Воззвание в поддержку крестьян о снижении рисового налога или доклад о практике проведения буддийских служб в провинциях — в общем, все в таком духе.

— Хм… Не выношу буддистов! Вот китайцы знали, как с ними поступать. Вышвырнули всех монахов из монастырей, а золотые изваяния Будды переплавили да отправили в имперскую казну. Прочтите-ка на память несколько строк из этого вашего воззвания о крестьянах!

Акитаде пришлось признаться, что он помнит текст не слишком четко.

— Это говорит о многом. Если бы ваше сочинение было хорошим, вы помнили бы его. Я вот, например, несколько лет назад тоже сочинил одно воззвание. Оно звучало так.

И низким, зычным голосом Оэ начал декламировать. Теперь Акитада понял, чем так прославился этот человек. Ритмичные, завораживающие звуки слетали с его уст словно музыка.

Оно слушал как зачарованный и, когда Оэ закончил, достал из рукава платок [3], чтобы приложить его к увлажнившимся глазам.

— Великолепно! — восхищенно выдохнул он. — Еще никто не написал лучше! Даже По Чу не сравнится с вами во владении рифмой и размером.

— Можешь унести чайный поднос, — раздраженно бросил Оэ. — Я должен вернуться к работе, Сугавара, но, надеюсь, мы еще увидимся.

Акитада поспешно покинул прославленного Оэ. Он направился на факультет права самым коротким путем — через двор факультета математики. В галерее дорогу ему преградил незнакомец.

— Кто вы такой? — сердито спросил он.

Акитада объяснил и тут же узнал, что говорит с одним из преподавателей математики. У профессора Такахаси, худого человека лет пятидесяти с небольшим, заметно редели волосы. Морщинистыми лицом и шеей он напоминал рассерженную черепаху. Такахаси пристально осмотрел Акитаду, прежде чем признал в нем коллегу.

— Не понимаю, зачем они берут людей на временную работу, — недовольно заметил он. — Наш университет и так уже пользуется дурной славой. Впрочем, это лучше, чем оставить Хирату бороться в одиночку. Ведь это становится ему не по силам. Вы уже познакомились с остальными?

Акитада перечислил свои утренние встречи.

— Нисиока интеллектуально полный ноль. Он постоянно сует свой нос в чужие дела, вместо того чтобы заниматься своими прямыми обязанностями. А Сато пьяница и гуляка, похотлив, как барсук, — проинформировал Акитаду Такахаси. — Ну, а Оэ, конечно же, наше светило! Везунчик! Эта пустоголовая придворная знать восхищается его талантами, всей этой страстью и натиском чувств. И слава не приходит с пустыми руками — туго набивает карманчики. Он уже купил себе летний дом на озере Бива, так что теперь, полагаю, займет место никак не ниже государственного советника.

Акитада так растерялся, что на некоторое время утратил дар речи. Такахаси, видимо, не испытывал ни малейших угрызений совести, говоря гадости о своих коллегах. А ведь когда-то, как припомнил Акитада, его должность занимал добрейший человек.

— Вижу, здесь многое изменилось со времен моего студенчества, — заметил Акитада. — Из моих бывших учителей почти никого не осталось. Только профессора Хирата да Танабэ. Он, кстати, готовился к лекции, когда я зашел.

— Да дрых он скорее всего, — грубо заметил Такахаси. — Боюсь, совсем одряхлел старик. Да вы и сами увидите.

— А как студенты?

— В основном тупицы. А что вы хотите? Их родители либо пресыщенные сановники, у которых на уме одни развлечения и удовольствия, и им совершенно наплевать, научатся ли их безмозглые отпрыски трудиться и думать, либо чиновники из каких-нибудь дальних провинций, где в школах преподают полуграмотные учителя.

— Полагаю, вы преувеличиваете, — возразил Акитада. — Профессор Оэ с большим уважением говорил мне кое о ком из своих аристократических учеников, и насколько я понял, он даже использует одного старшекурсника для проверки сочинений.

— Вот как? А я и не знал, что подобные вещи разрешены! Нет, если каноны профессиональной этики претерпели такие изменения, то, возможно, мы все переложим свои обязанности на студентов и будем спокойно наслаждаться жизнью в летних домах? Что это был за старшекурсник?

— К сожалению, не знаю его имени. — Акитада уже досыта наслушался гнусных клеветнических тирад Такахаси по поводу всех и вся, однако не мог позволить себе демонстративно отвернуться от него, поэтому вежливо сказал: — Для меня большая честь познакомиться с вами, господин Такахаси, но меня ждут на факультете. Думаю, занятия вот-вот начнутся.

— Что ж, тем более жаль! Еще один день жизни, потраченный впустую! Впрочем, не буду остужать вашего рвения. В конце концов, назначение на временную должность — это еще не смертный приговор!