— Хотел проверить, нет ли у вас там обезьяньего хвостика, дорогая тетушка, только и всего.

Они весело хохотали, когда служанка принесла саке. Когда они снова остались одни, Тора отведал напитка, оценивающе причмокнул губами и сказал:

— Курочка поделилась со мной кое-чем. Оказывается, вы хорошенько взгрели очаровательную лютнистку за то, что она вздумала нести яйца. Вот интересно было бы узнать, кто это так поиграл на ее «лютне»?

От улыбки на лице тетушки не осталось и следа. Она прищурилась:

— Девушку нашли мертвой. Тебе-то зачем копаться в этом деле?

Тора смекнул, что этой проницательной женщине лучше не лгать, поэтому объяснил:

— Уж так повелось, что мой хозяин не на шутку интересуется всякими преступлениями. Вот и сейчас он обещал помочь парню, которого загребла полиция. Он считает, что сопляк ни в чем не виновен и этого убийства не совершал. Я, признаться, маленько беспокоюсь за хозяина, вот и подумал, что он мог бы поскорее забыть об этом деле, сумей я выяснить кое-какие полезные сведения о знакомствах девушки.

— Выходит, ты пытаешься приписать это убийство кому-то из моих клиентов? Так, что ли?

— Да клянусь вам, тетушка, что студентишка не мог сделать этого! Больно убогий он, считай, просто юродивый. Страшен как смертный грех, а наивный — что твой младенец! Познакомился с ней здесь, и она зачем-то обнадежила его, а потом послала ко всем чертям. Только от этого он еще больше сдвинулся из-за любви.

— Убогий, говоришь? Да видела я его. Ни денег тебе, ничегошеньки! Сухой, как лепешка недельной давности, взглянуть не на что. Я так и сказала ей, а она мне в ответ: дескать, я вовсе не прочь стать в один прекрасный день женой учителя-грамотея.

— Да, но ведь она отвергла его, — заметил Тора. — Значит, нашла себе кого-то получше.

Тетушка о чем-то задумалась:

— Эта девчонка всегда была скрытной. С клиентами во время работы никогда не путалась, за это ручаюсь. Из нее мог выйти толк, но она, видишь ли, вообразила, что станет знаменитой гейшей.

Тора оживился:

— Ну-ка, ну-ка, расскажите! Там явно не обошлось без мужчины.

— Ну что тебе рассказать? Брала она уроки игры на лютне у одного университетского преподавателя. У нас он бывает часто, почти каждый вечер. Возможно, малютка отдавалась ему — что-то вроде платы за уроки, как я понимаю.

Вдруг с порога раздался громкий возглас:

— Это чудовищная ложь! — Госпожа Сакаки, бледная от гнева, раздвинула дверь пошире и вошла. — Как вы смеете говорить такое?! С какой стати вы портите жизнь человеку, не сделавшему вам ничего дурного? Ведь вы же знаете, что ваш собеседник передаст ваши слова полиции и Сато арестуют. А в тюрьме от него добьются пытками признания и тогда… — Она опустилась на пол и разрыдалась.

Озабоченно зацокав языком, тетушка вскочила и, подбежав к плачущей женщине, присела рядом с ней.

— Ну-ну, не надо! — Она сочувственно обняла госпожу Сакаки за плечи. — Не стоит так убиваться. Вы очень много работаете, голубка моя, играете каждый вечер, а потом спешите домой, где вас ждут заботы о престарелых родителях, муже и малых детках. Вот и не выдержали. А ведь это всего лишь Тора, мой хороший друг. Он не допустит, чтобы ваш драгоценный учитель попал в беду.

«Ишь ты! Так уж и не допустит?» — усмехнулся Тора и вдруг увидел за открытой дверью Мичико. Он просиял от радости, но девушка поспешно приложила палец к губам. Тора встал, молча кивнул тетушке и вышел, закрыв за собой дверь.

— Как я соскучился по тебе, сладкая моя! — сказал он Мичико, ласково тычась носом в ее шею. — Видишь? Я даже одной ночи не могу провести без тебя!

— Только не здесь, — шепнула она. — Я на работе. Приходи ко мне домой попозже.

И она побежала в хорошо освещенный зал, где присела в глубоком поклоне перед только что прибывшим гостем в дорогом кимоно коричневого шелка, громко приветствуя его:

— Добро пожаловать, достопочтенный Курата-сан! С нашей ивы опадает вся ее пышная листва, когда Курата-сан перестает заглядывать к нам, и певчие пташки готовы пуститься в дальние края, лишь бы не видеть суровой зимы, которая поселяется здесь, когда Кураты-сан нет с нами.

Тора слышал все это, и гнев закипал в его душе. Он сразу узнал спесивого торговца шелком даже в этом роскошном одеянии и нарядной шапке. Гость потрепал Мичико по щеке и обнял ее за плечи. Тора уже собирался вмешаться и как следует приложить Курату кулаком, когда мимо него в дверь протиснулась тетушка, издавшая радостный возглас при виде нового гостя. За ней следом в зал проскользнула вереница красоток. Тора, хмурясь, вошел последним.

Между тем тетушка ласково ворковала:

— Но, Курата-сан! Что же такое случилось? Мы беспокоились, куда вы запропастились. Бесценная Жемчужина пролила немало слез, опасаясь, что вы больны. А наш драгоценный Нефрит даже отказывалась принимать всех своих клиентов. Надеюсь, вы на нас не в обиде?

— Нет-нет, ни в коем случае! — Голос торговца был высоким и резким, маленькие глазки буквально раздевали женщин. — Просто я был занят личными делами.

— Личными делами! — воскликнула тетушка. — Вы только посмотрите, какое коварство! А мои красавицы тут ночей не спят, сохнут, бедняжки, по нем!

Довольный торговец рассмеялся и провел костлявым желтым пальцем по тонкой шейке Мичико, задумчиво разглядывая ее:

— Вижу, придется мне воздать им за их страдания. К счастью, я принял сегодня одно хорошее бодрящее средство, так что теперь у меня хватит силушки на всех ваших племянниц, тетушка. — И, не отрывая глаз от Мичико, спросил: — Моя комната свободна?

В этот момент тетушка, обернувшись, заметила пылающий яростью взгляд Торы. Оставив Курату с Мичико и другими девушками, она преградила Торе путь:

— Нельзя! Здесь частный прием.

Тора кипел от ярости, но ему пришлось удалиться в переднюю. Он болтался возле заведения еще целый час, так и не увидев больше ни Мичико, ни тетушки. Злой и расстроенный, он наконец ушел оттуда и побрел к рынку, где подкрепился ужином и купил себе дешевый фонарь, после чего снова вернулся на задворки дома зонтичных дел мастера.

Там было темно и тихо. Тора внимательно окинул взглядом дом. Судя по всему, госпожа Хисия уже давно отпустила своего «родственничка», накормила ужином ничего не подозревающего мужа и теперь отдыхала рядом с ним. Бедные мастеровые и их семьи в такой час всегда уже крепко спят. Как, впрочем, и полуголодные девочки-служанки, надеялся Тора. Во всяком случае, живого человека он увидеть не опасался. А вот кого он боялся встретить, так это неприкаянную душу Омаки. Потом Тора вспомнил о веселом кутеже, происходящем в «Старой иве» на другом конце города, и вновь вскипевшая в нем злость избавила его от страхов.

При слабом свете месяца он нашел среди хлама во дворе тонкий бамбуковый шест и с его помощью пробрался через двор к дому. Бесшумно взобравшись по водосточному желобу и поленнице на выступ, Тора осторожно прокрался к закрытому ставнями окну. Оно было заперто столь небрежно, что бамбуковый шест, просунутый между его створок, открыл их с первой же попытки. Тора прислушался, прошептал коротенькую молитву и, переступив через подоконник, шагнул в темноту.

Распрямившись во весь рост, он тут же ударился макушкой о низкую потолочную балку. В голове зашумело, из глаз посыпались искры. Тора замер и прошептал:

— Не сердись, Омаки! Я хочу помочь! Я найду твоего убийцу, если ты не причинишь мне вреда.

Где-то внизу распахнулось окно. Тора затаил дыхание. Кого-то он все-таки разбудил. Тора услышал чей-то тихий разговор, потом сонным голосом госпожа Хисия крикнула:

— А ну кыш, чертова кошка!

По звуку Тора понял, что она швырнула что-то тяжелое. Потом окно со стуком захлопнулось, и воцарилась тишина.

Вздохнув с облегчением, Тора осторожно закрыл ставни. Дрожащими пальцами он достал кремень, чиркнул и зажег фонарь.

Комнатка, расположенная прямо под самым карнизом, была крохотной, размером не более трех расстеленных циновок. Четыре стоящих один на одном платяных сундука, скатанная постель и лютня, висящая на стене, подсказали ему, что он действительно находится в комнате убитой девушки. К счастью, здесь не было ни души — ни живой, ни мертвой. Проверив дверь, Тора обнаружил, что она заперта.