—   

Когда мамка умерла, я тоже сорок дней в доме не ночевала. Боялась, сама не знаю чего. Хотя кажется, вины у меня перед нею не было. И не только я вот так. Все мы покойников боимся, хоть и свои. То с самого детства так повелось, сколько себя помню.

—   

А я в могильнике ночевал. Куда было де­ваться. Хотя на кладбище, честно говоря, хо­лодно и жутковато,— признался человек.

—       

Я не из робких, но на погосте спать не смогу.

—        

Но вот беглецы спят. Им вовсе некуда де­ваться.

—        

Не спят они. Торопятся уйти подальше от зоны. Времени у них мало. Спешить станут. Им по избам бегать некогда. Они все заранее приготовили. Это по своему прошлому опыту знаю. Никто не пускается в бега, не подготовив­шись.

—       

Раз на раз не приходится,— не согласи­лась баба.

—       

Скажи, Аслан, ты шел в бега из зоны к се­мье?— спросила Варя.

—       

Я тогда еще не был женат. Убегал домой. Бабку очень любил. Скучал по ней. Она у меня мудрая и добрая женщина. Любила всю жизнь, сам не знаю за что.

—       

А жену любил?

—        

Бабуля посоветовала на ней жениться. Я, конечно, послушался и выполнил ее волю. У нас иначе нельзя. Вскоре привел в дом. Но, полюбить жену не получилось. Не повезло. Раз­ные мы с нею. С самого начала семья не состо­ялась. Ничего общего меж нами не было,— по­скучнел человек.

—       

А почему?

—       

Глупая она.

—       

Вы с нею живете?

—        

Нет. Давно разведены. Как только дочки подросли, я решил не тянуть время. С этим нельзя затягивать. Не стоило обманывать ни ее, ни себя. Вот так и сказал честно, что никогда не любил ее и жить с нею не смогу. Терпения боль­ше не хватило.

—   

Плохая хозяйка была? — спросила Варя.

—  

Даже не знаю, какая хозяйка. А вот как человек полная никчемность. Глупа до безобра­зия. Мы никогда не понимали друг друга, а по­тому живем врозь.

—  

А дети?

—  

Дочки приезжают ко мне. Они обе учатся в Москве. Там у них квартира. Вместе с мате­рью тусуются в своей трехкомнатной. Я в своем доме. Он у меня двухэтажный, нам с бабкой хватает. На тесноту не жалуемся. Бабуля пона­чалу ругала меня, потом поняла и смирилась, теперь согласилась и не обижается. Но обеща­ет, что семейные советы больше давать не бу­дет. Хотя внучек очень любит. Они взрослые девушки, а бабка все считает их малышками,— умолк Аслан.

—  

А жена к вам приезжает?

—  

Только летом, когда я разрешаю в сезон фруктов. Живем с нею на разных этажах, и я с нею не общаюсь.

—   

Она изменила?

—   

Нет. Если б изменила до развода, не име­ла бы ничего. Теперь, конечно, ее дело. Пусть живет, с кем хочет, мне она чужая.

—  

А помириться не получается?

—   

О том и разговора нет.

—   

Причина серьезная?

—  

Даже слишком! — привстал на локте, за­курил. Обмотался одеялом и заговорил:

—   

Я работаю в типографии цинкографом. По­лучаю неплохо. Но тогда я только устроился, проработал года три, и бывшая жена вздумала получать за меня зарплату. Можешь предста­вить, чтоб за кавказского человека деньги на работе получала баба. Я не был пьяницей, все и порядке и вдруг такой фортель. Где это вида­но? Уже большего оскорбления не придумать. И не стал затягивать, купил им квартиру и раз­велся.

—       

Она работает?

—       

Не знаю. Это меня не интересует. Я помогаю дочкам. Когда им нужны деньги, они звонят. А с тою мы не общаемся.

—       

Как же обходишься без хозяйки?

—       

У меня в доме командует бабулька и у нас с нею полное согласие и порядок. Если ты име­ешь в виду женщин, то с этим проблем нет. Я не кривой и не горбатый, спрос имеется хороший, я не жалуюсь. Бабья хватает, было бы жела­ние,— улыбался Аслан.

—       

Значит, живешь вольной птицей?

—        

Ну да! Как и положено кавказскому чело­веку. Никто ни в чем не указывает и не ограни­чивает.

—       

Аслан, а не скучно тебе без семьи?

—       

Я в любой момент могу завести новую се­мью, но нет желания. После первой ошибки не хочу снова связывать себя браком. Это нера­зумно,— отмахнулся человек и спросил:

—       

А почему у тебя нет мужа?

—        

Не хочу связывать себя ни с кем! Я не создана для семьи. Честно говоря, даже очень довольна своей жизнью. Живу сама себе хозяй­кой. И никому ни в чем не отчитываюсь, ни от кого не завишу.

—        

Но ты женщина! Куда денешься от своей природы?

—        

Это меня не беспокоит. Зато и вслед никто не скажет дурного слова.

—   

А ты так и хочешь жить на Колыме? Ни­куда не собираешься переехать?

—   

Даже мысли не держу о переезде отсюда. Меня здесь все устраивает Сколько предложе­ний отвергла! Не случайно! Я никого не полюб­лю! Прошло мое время. А выходить замуж, что­бы избавиться от одиночества, считаю глупо­стью, недостойной себя. Да и к чему в моем возрасте что-то менять в жизни?

—   

Варя, а сколько тебе лет?

—   

Много! Уже за сорок!

—   

Выходит, ты моложе меня.

—   

Аслан, не приценивайся. Все мужики с это­го начинают. Я не ищу пару и никого для себя не жду. Мы можем расстаться знакомыми, дру­зьями, но не любовниками.

—   

Варя, а чем я тебя не устраиваю?

—   

Ты не входишь в мои планы. И вообще, ни в моем вкусе. Я слишком самостоятельна, чтобы на меня кто-то давил. Не хочу зависимо­сти ни от кого. И не задавай смешных и пустых вопросов. Они не ко мне,— ответила резко.

—   

Честно говоря, ты первая, кто мне от­казал.

—   

Зато ты далеко не первый, кого я отвер­гла! И забудь эту тему со мною! Не обижай! У каждого из нас своя жизнь!

—   

Извини, больше не повторюсь!

Они долго лежали молча, думая каждый о своем.

—   

Варь, а ты любишь кого-нибудь?

—   

Нет. И не любила. И никого не признаю.

—   

Выходит, мы одинаковы. Я после первого брака ни на кого не хочу смотреть.

—   

Значит, должен и меня понять.

—   

Выходит, кого-то любила?

—   

Какая разница! В душе, как в пустой ка­душке, не обид, не радостей, сплошной сквоз­няк. И только годы идут.

—  

Жаль, что впустую,— вздохнул Аслан.

—  

Давай спать, мне завтра с утра на работу. Надо рано встать.

—  

Значит, мне утром уходить?

—  

Зачем? Спи, сколько хочешь. Ключи от дома на подоконнике. Если будешь выходить, положишь их под порог.

—  

Хорошо,— ответил тихо.

Они уже стали дремать. Тихо посапывала Варя, похрапывал Аслан. Время шло к рассве­ту, когда в окно послышался тихий стук.

—   

Варя, кто-то пришел,— проснулся человек.

—  

Тебе показалось. Спи. Ко мне никто не придет. Это исключено.

Но стук повторился.

—  

Пойди, глянь. Кто-то заблудился,— сказа­ла хозяйка. Аслан открыл дверь. Двое мужиков стояли на пороге, переминаясь с ноги на ногу.

—  

Что надо? — спросил Аслан строго.

—  

Не бухти, дружбан. Дай хлеба. И помоги чем можешь.

—  

Я тут не хозяин. Ничем не распоряжаюсь.

—   

Мы из зоны, братан! Слышишь, за дочь нас припутали. За мою. Ее изнасиловал воен­ный. Подполковник. Девчонке всего десять лет. Она повесилась, мы не уследили, не успели. Но военного нашли. Я его замокрил. А нас припу­тали. Дали за гада десять лет. О дочери и слу­шать не стали. Высмеяли всю семью, а Ирку назвали путаной. Пообещали на зоне сгноить. Пойми, дружбан, за что? Покойную осквернили, еще и обозвали ни за что! Ты ж сам мужик, помоги уйти от погони, век тебя буду помнить.

Аслан, попросив подождать, вернулся в дом, коротко сказал Варе о разговоре на крыльце: