—       

А ты представь свои горы...

—       

Они здесь не снятся.

—       

Тогда о своих думай. О дочках, о бабуле.

—       

Я и в этот раз приехал бы летом, но не получается. А и убили моих зимой.

—       

Откуда знаешь? — удивилась Варя.

—       

Последняя запись в отцовской записной книжке — зимняя. Да и чекисты признали, гля­нули документы и не стали скрывать. К чему, столько лет прошло. Даже Игорь не умолчал. Вот и получилось, что приехал на круглую дату. Она всегда горькая,— признал Аслан.

—       

Зима или лето унесли жизнь, вспоминать все­гда больно. Они ушли, а мы все плачем и не можем забыть каждый своего. И только своя смерть ус­покоит. Потому что снова встретимся с родными.

—       

Ты в это веришь? — удивился Аслан.

—       

А как же, иное исключено! — подтверди­ла Варя.

И вдруг забеспокоился Султан. Он подско­чил к двери, зарычал, оглянулся на Варю. В две­ри послышался стук, потом кто-то забарабанил в окно, кто-то что-то кричал, но из-за воя пурги ни одного слова не понять.

—        

Кого черти принесли на ночь глядя? — не­довольно буркнула хозяйка и пошла открывать дверь.

—       

Варюха, выручай! Дай нам на двоих с Нас­тей буханку хлеба. Машина не приехала. Мо­жет, водила кувыркнулся, а может и вовсе не поехал. Не захотел по пурге рисковать. А у нас с нею, ну, ни корки. К Феде ходили, так ни суха­рика нет. Тоже на машину понадеялся. И все в дураках остались,— просила баба.

—       

Ты проходи, не студи избу. Мне дрова с неба не валятся!

—       

Ой, да у тебя полно гостей, а тут меня черти принесли.

—        

Возьми вот буханку! Ешьте на здоровье!

—       

А как ты обойдёшься?

—       

Ничего! Хватит и нам!

—       

Это же трое мужиков! Батюшки, чем их теперь кормить?

—       

На одном хлебе не держу людей. Они все на могилы приехали.

—       

А к нам иначе не появляются.

—       

Едино мимо пойдешь, передай хлеба и Феде! Спасибо ему от меня. Он знает за что!

—       

Варюха, если тесно, давай одного иль дво­их мужиков ко мне. Свободнее будет.

—       

Забрала бы ты их всех,— подумала Варя, а вслух ответила:

—       

Если хотят, пусть идут. Я не гоню и не держу никого. Конечно, им тесно и на полу хо­лодно.

—       

Во! А у меня койки, все в перинах, подуш­ках. Пошли, соколики. Оно и дойти легше и но­чевать удобнее,— уговаривала баба.

—       

Вы, мужики, как хотите, а я пойду. Все бока от досок болят. Не могу спать на полу. Не привык. Да еще после болезни всего раз­ламывает. Лежу, как зэк, по команде смирно. Аж язык занемел,— одевался спешно Игорь Павлович.

—      

Оно и верно, зачем себя удобств лишать. Переночуй-по человечески,— советовала Варя Бондареву.

Тот уже вскочил в брюки, накинул рубашку, предвкушая уютную постель, торопился.

—       

Евменович, пошли вместе,— позвал Игорь.

—       

Нет, я не хочу. Вылезать на пургу неохо­та!— отозвался Иванов. Аслан даже не повер­нулся в сторону бабы.

Бондарев юркнул вперед и, подхватив бабу под руку, тут же исчез в темноте.

Александр Евменович едко хихикнул вслед Игорю и вскоре забыл о нем, буркнув вслед:

—       

Эта баба тебе мозги прочистит.

Поговорив немного, все трое вскоре уснули.

А утром, чуть свет, выглянула в окно Варя. Пур­га уже заметно ослабла. Она увидела бульдо­зер, расчищавший дорогу, и следом за ним на тросе хлебовозку. Водитель машины отчаянно сигналил, звал людей за хлебом.

Варя сунула ноги в валенки, прихватила ме­шок и санки, накинула шубейку. Следом за нею выскочил Аслан, за ним Султан.

—       

Моя помощь нужна? — спросил Иванов.

—       

Спи, мы с Варей без тебя обойдемся!

Евменыч блаженно потянулся и вскоре уснул безмятежно. Проснулся от того, что кто-то хлоп­нул дверью. Был уверен, что это Варя с Асла­ном. Это и впрямь оказались они. Принесли целый мешок хлеба и мешок костей от Федора. Султан от запаха дурел. Он ждал, когда получит свое лакомство. Варя хлюпала носом. Расска­зала, что в эту ночь разбились две машины в пути. Их понесло с обледенелой горы. Обе перевернулись. Водители выбрались чудом. Хорошо, что машины не загорелись. Но шофе­ры еле дожили до прихода третьей хлебовозки. Теперь оба в больнице с переломами рук и ног, с обморожениями, еле живые. Состояние у во­дителей критическое. К ним даже родню не пус­кают пока. Но врачи обещают, что оба выживут. Для этого они сделают все.

—      

Да, Варя, тяжело тут дается хлебушек. Каждая крошка ценой крови отливается. Впрочем, оно всегда здесь так было. Где-то самолеты, поезда ходят. А тут умирают в дороге за хлеб. И никогда не знаешь, вернешься ли из рейса живым. Ничего не изменилось здесь к лучшему. Колыма всегда остается Колымой и проверяет всех на жизнь и смерть,— сказал Аслан.

—       

Смотри, снова Анастасия к тебе идет. Что это она зачастила? Или свободного времени у нее много появилось? Чего дома не сидит­ся?— удивился Аслан, глянув в окно.

—       

Хлеб несет, видишь, буханка в руках.

—       

Да это лишь повод,— отмахнулся Аслан, добавив резкое:

—       

Любопытная, назойливая женщина.

—        

Нет, она не из таких,— открыла Варя две­ри, впустив бабу. Та, положив хлеб на стол, ска­зала скупо:

—       

Спасибо, Варя, выручила нас.

—       

О чем ты лопочешь? — отмахнулась хо­зяйка и спросила:

—       

Чего ревешь? Что у тебя стряслось?

—       

Дуська умерла. Я пришла позвать ее за хлебом. А она уже готова. До утра не дотянула. Видно, ночью плохо стало, а рядом никого. Глот­ка воды подать некому. А у нее сердце слабое. Все последнее время жаловалась. Я врачу го­ворила, да что толку? К нам медиков и дубиной не загнать. Считают, что о старухах заботиться не стоит. Вот и вымираем, как мухи. И что за врачи, чаще нас болеют. Все приезжие. Ночью их не добудиться и не дозваться. Ни за что не пойдут. То ли дело раньше врачи были. Сами приходили, без вызовов и просьб. Теперь сто раз поклонись прежде.

—       

Дуся жаловалась на сердце?

—        

Все последние годы. А что толку? На об­следование не свозили, все только таблетки пи­хала человеку. Та послушно их пила, но без толку.

—       

Надо родню предупредить.

—        

Какой теперь толк, разве что похоронить.

—       

Она одна была?

—       

Конечно.

—        

Пока они приедут, дня три пройдет. Что ж, Анастасия, все время Дуся будет лежать в доме?

—       

А что делать? Не хоронить же без родни, обидятся насмерть,— сетовала Варвара.

—       

Ладно, подождем.

—        

Еще милицию, прокуратуру надо вызвать. Ты ее не трогала, не ворочала?

—        

Нет, оставила, как была. Она так и держа­лась за сердце. Умерла от приступа. Это сразу видно.

—       

А черт их возьми всех! Вот тебе и дети! Время пришло, глотка воды подать некому. Вы­растила гадов! — чертыхалась баба зло.

—        

Ни одна она вот так померла. Наши дети как уедут в город, так и забывают о нас.

—       

Что делать, жить как-то надо. Без зара­ботка не останешься. А на бабкиной пенсии всем не выжить. Это и дураку понятно,— хмурилась Варвара.

Аслан, не выдержав тягостной обстановки, ушел из дома, решил навести порядок в мо­гильнике и вернулся уже вечером, когда на ули­це стало совсем темно.

В доме Вари битком людей набилось. Все тихо говорили о покойной. Евменыч молча слу­шал. Бондарев неприметно сидел на кухне, от­вернувшись к окну.

—       

Жаль бабу. Всю жизнь старалась зарабо­тать побольше, чтобы вам помочь. Себя не жа­лела. Вот и скопытилась раньше времени. Хотя сердце у нее давно болело.