Члены Политбюро Сталин и Маленков, собрав листы с записями, ведшимися в ходе обсуждения, начали составлять постановление Политбюро. Писал его от руки, сразу зачитывая вслух, Маленков, время от времени посматривая в сторону Сталина. Тот кивал или вносил короткие поправки.

Когда закончили, Сталин вышел из кабинета в полутёмный коридор личных покоев, неспешно зашагал по мягкому ковру. Кажется, то, к чему готовились так долго, чего страшились и старались избежать, — приблизилось вплотную. Вот она, война. «Враг в железные шеломы нарядил свою дружину…» — произнёс он шёпотом по-грузински фразу из поэмы Шота Руставели. Шёпот его утонул в полумраке коридора.

Подумал: «Всё придётся менять».

Немногие могут понять его умение принимать быстрые и неожиданные решения. А почему? Потому что большинство людей из известных им фактов склонны делать простые, очевидные выводы. Смотрят вокруг: там горизонт и там горизонт. Ходят по ровному. Для них Земля плоская. А у него она не плоская. Почему? Он замечает больше других, запоминает лучше, учитывает сразу многое. Наверное, поэтому.

За каждой угрозой таятся тысячи других возможных угроз, и, отражая одну, приходится заранее думать, как отразить следующие. Вот почему каждая перемена тянет за собою череду других перемен. В условиях ужасной нехватки времени приходится решать уравнения со многими неизвестными, в которых неизвестно даже количество самих неизвестных. Как поведут себя японцы и англичане? Как сработают командующие? Какая будет погода? Возникнет ли паника? Не случится ли авария на железной дороге?..

Трудно дышать… Скорее надо выпить аспирин и стрептоцид.

А мысли бежали сами собой. То, что умением предвидеть развитие событий он превосходил своих соратников, давно стало общим местом. А вот то, что он видит дальше своих, так сказать, коллег — лидеров государств, было предметом его гордости. Никак не обозначенной словами или поступками, но всё же гордости. А дело в чём? Дело в том, что он понимал, как устроен мир. И успевал подготовиться к возможным переменам и угрозам. И — самое главное — подготовить к ним свою страну.

Эту работу не сделать в одиночку! Деталь изготовит рабочий, в бой пойдёт красноармеец. Но между товарищем Сталиным и рабочими, красноармейцами, крестьянами — тысячи тех, кто руководит действиями рабочих, красноармейцев и крестьян. Товарищу Сталину невозможно объясняться с каждым. Он ставит цель немногим, высшим руководителям. А для них Земля плоская!

Где взять других, годных людей? Да как их контролировать?

Вот сегодня спросил Кузнецова, имеется ли в войсках достаточное количество копий кинофильма «Александр Невский». А тот не знает. Пришлось звонить Большакову, председателю Комитета по делам кинематографии. Кузнецов не понял, почему это интересует товарища Сталина! Будет потом трепаться, что товарищ Сталин заботится о культурном досуге красноармейцев. А ведь политработник. Надо проверить, читал ли он работу Ленина «Политическая организация и политическая литература»…

Люди на больших должностях, не видящие дальше своего носа, уверены: ничего серьёзного не будет, а если что — Сталин на посту. Это убеждение они внушили стране. Народ спокоен. Он и должен быть спокоен. Но не эти же!

Многие годы твердил им, что война неизбежна. Готовясь к ней, наращивал производство вооружения. Укреплял не только армию, но и систему Осоавиахим, готовя молодёжь к неизбежному. А некоторые из товарищей продолжали благодушествовать. «У нас же пакт! На нашей плоской Земле всё прекрасно!» Открытым текстом им говорил: «Война — вот-вот!» Слушают, кивают, делают вид, что поняли. В подтверждение своей понятливости приносят дурацкие донесения разведки. Сплошь политическая чепуха: что сказал Геббельс да какие прогнозы сделал Иден. Да об этом в любой западной газете написано! Или начинают сыпать датами, когда ожидается нападение (раз уж товарищ Сталин просит): 15 апреля, 1 мая, 15 мая, 20 мая, 15 июня… Не скучай, товарищ Сталин! Они эти даты, не иначе, прямо с календаря списывают.

А где хоть одно донесение, годное для оперативного планирования? Нету! Ни одного! «Поняли! Выполним!» — и притащили якобы сворованную со стола Гитлера бумагу, что в первый день войны немцы намерены захватить электростанцию в каком-то Богом забытом райцентре и разбомбить московские авиаремонтные заводы… Зря он, конечно, написал на том донесении матерную резолюцию. «Золотые умы Генштаба» от неё умнее не станут, зато потом скажут: мы предупреждали, а тупой товарищ Сталин отмахивался от наших донесений, вот какие резолюции наносил…

Лишь когда сообщили о полёте Гесса в Великобританию, задумались. Заместитель Гитлера по партии тайно летит к англичанам и ведёт переговоры. О чём?!! А ну сговорятся прекратить войну между собой да совместно возьмутся за нас?

Неделю назад, 13 июня, он, чтобы выяснить намерения лидеров этих стран, вызвал к себе ответственного руководителя ТАСС и продиктовал ему текст, который должен был быть вручён дипломатам, а также опубликован в прессе. Заметил, что текстом тот был удивлён. Спросил его: «Вы понимаете, товарищ Хавинсон, зачем нам нужно такое Заявление?» — «Нет, товарищ Сталин, не понимаю». — «Давайте скажем Гитлеру: подумай ещё раз, прежде чем начинать!»

В тот же день Наркоминдел СССР передал Заявление германскому послу в Москве, а затем оно было опубликовано в «Известиях».

Ответа ни из Берлина, ни из Лондона не последовало. В Германии даже не нашли нужным опубликовать это в печати! Заблокировали телефонную связь СССР с Европой! Сомнений в том, что до войны — считанные дни, лично у него не осталось…

Приняв лекарства, Сталин вернулся в кабинет. Дело шло к ночи.

Сел, кинул взгляд на лица соратников. Берия показался ему излишне озабоченным. Может, оттого, что при появлении Сталина снял очки и, пряча глаза, стал протирать стёклышки замшевой тряпочкой.

Вызвал Поскрёбышева:

— Жуков и Будённый здесь?

— Да, товарищ Сталин.

— Пусть войдут.

Пока вновь прибывшие рассаживались, Сталин, прищурившись, смотрел на Жукова. В только что принятом постановлении по его, Сталина, инициативе появилась фраза: «Поручить нач. Генштаба т. Жукову общее руководство Юго-Западным и Южным фронтами, с выездом на место». Никто, даже из членов Политбюро, не спросил: «А как же так? Отправить на фронт начальника Генерального штаба?» Восприняли как должное. Жуков — опытный полководец, вот пусть и водит полки.

А он, Сталин, этим решением отражал одну из возможных угроз. Знал он, знал, что в высших кругах Германии без сомнений ждут военного переворота в Москве в начале войны, после первых же наших поражений, и что во главе заговора — военный громадного влияния… Учитывая, что стратегические воззрения Жукова на грядущую войну ничем не отличаются от таковых же у маршала Тухачевского — а Тухачевский переворот готовил, — и зная некоторые другие детали, какой можно сделать вывод? Не все сподвижники маршала-предателя выявлены, не все. Во избежание проблем пусть Жуков, один из самых влиятельных военных, водит полки подальше от Москвы. Хотя бы пока возможны поражения. А как до побед дойдёт, всем будет не до заговоров.

Между тем Жуков доложил обстановку в войсках. Помимо прочего, сообщил, что воздушная разведка выявила: на немецких аэродромах, где раньше базировалось по двадцать-тридцать самолётов, за одну ночь их стало в десятки раз больше.

Во время обсуждения пришёл Мехлис. Он уже нарядился в военную форму. Мехлиса ознакомили с принятыми по нему решениями.

Вернулся Молотов. Садиться не стал, сразу взял быка за рога:

— Ничего хорошего сказать не могу. На мой вопрос, что послужило причиной нынешнего положения германо-советских отношений и почему миролюбивое сообщение ТАСС от 14 июня в Германии опубликовано не было, Шуленбург ответа не дал. Сослался на отсутствие у него информации из Берлина.

— Он принял копию ноты, от которой прячется Риббентроп в Берлине?

— Да. Но заявил, что впервые слышит о нарушении нашей границы германскими самолётами. Зато будто бы знает о многочисленных нарушениях немецких границ самолётами другой стороны. То есть нашими. Я ответил, что у нас, наоборот, мало жалоб на такие нарушения со стороны германских пограничных властей.