9 декабря японский летчик сбросил письмо генерал Матсуи гоминьдановскому генералу Тану с требованием согласиться на капитуляцию в течение 24 часов. Японцы, не получив ответа, обрушили на Нанкин жесточайшие бомбовые удары. Разрушались вековые стены, окружавшие город. 13 декабря захват города был завершен, потери китайской стороны достигли примерно 40 тыс. человек.
Стотысячная гоминьдановская армия в панике отступала. Генерал Матсуи показал свое великодушие: его люди будут беспощадны к тому, кто окажет сопротивление, но будут снисходительны к гражданскому населению и солдатам, сдавшимся на милость победителя. Приличия были соблюдены. А затем последовал и другой приказ генерал-лейтенанта принца Асаки Ясухико, положивший начало кровавой трагедии в Нанкине.
На город обрушилась озверевшая японская солдатня. Не успевших уйти китайских защитников города оккупанты связывали вместе по 40–50 человек и казнили. Около 7 тыс. китайских женщин получили приют в женском колледже, организованном Международным комитетом спасения. Но японские солдаты выталкивали несчастных на улицу, насиловали, а зачастую и убивали. Иностранные резиденты, члены комитета спасения, обращаясь к японскому командованию, взывали к милосердию. Все их протесты оставались без внимания.
Ефрейтор Масуда, один из участников нанкинской резни, описал события того времени. 4-я рота, в которой служил Масуда, войдя в город, приступила к уничтожению остатков «противника». Солдаты искали «врагов» прежде всего в нанкинской городской больнице. 14 декабря, на следующий день после вступления в Нанкин, была начата «очистка» района, где находился лагерь беженцев, опекаемый Международным Красным Крестом. Солдатам удалось обнаружить несколько сот безоружных китайских солдат. Несчастных раздели донага, связали электропроводом, зверски избили и после этого казнили.
Японская пресса того времени писала о редкостном соревновании офицеров императорской армии. Победителем был тот, кто, мастерски владея самурайским мечом, мог поразить 100 китайцев. Двух офицеров увенчали лаврами «победителей»: перед ними были безоружные горожане. В газете «Токио нитинити симбун» 40-х годов обращала на себя внимание фотография двух японских солдат. Подпись под фотографией гласила: «Один убил 106, другой — 105 человек».
…13 декабря 1987 г. У разрушенных стен Нанкина, символизирующих трагедию 30-х годов, собрались представители общественности КНР. Сюда пришли оставшиеся в живых свидетели кровавых событий. Со скорбью в глазах они смотрели на каменные барельефы на полуразрушенных стенах, воскресавшие события тех дней. Время не стерло память о трагедии. У ворот Цзяндун возник музей, в различных местах установлены мемориальные плиты. На серой гранитной стене воспроизведена надпись, сделанная рукой Дэн Сяопина: «Мемориальный музей жертв нанкинской резни, совершенной японскими агрессорами».
Оккупанты в течение двух месяцев истязали Нанкин. Во время нанкинской резни, которая потрясла мир, отмечалось в «Бэйцзин ревью» 20 июля 1987 г., было убито 300 тыс. человек. Треть жилых зданий города сгорела дотла. Агрессоры хотели сломить волю патриотов, лишить их способности к сопротивлению.
Исход войны, делал вывод 17 декабря 1937 г. Чан Кайши, будет решен не в Нанкине или в другом большом городе, он будет решен в сельской местности несгибаемой волей нашего народа. Генералиссимус, однако, полагался больше не на массовое сопротивление агрессору, а на содействие извне, со стороны США, Англии.
Вскоре после событий у Лугоуцяо, 21 июля, Чан Кайши встретился с английским послом. Он не скрывает надежды: США и Англия окажут в конце концов должное внимание сопротивлению Китая. Но Англия, озабоченная судьбой собственных интересов в Китае, стремилась избежать столкновений с Японией.
Агрессоры втайне надеялись, что давние и тесные связи Чан Кайши с Японией должны в конце концов сработать, а военные победы должны стимулировать про-японские настроения в Гоминьдане. Эти надежды не оправдались. Масла в огонь подлило опубликование закрытых лекций Чан Кайши, прочитанных им еще в 1934 г. в школе по подготовке офицерских кадров. Лекции были выдержаны в резко антияпонском духе. Для японских политиков казалось немыслимым, что получивший военную выучку в Японии Чан Кайши восстал против воли всемогущего императора. Принц Коноэ, отражая подобные чувства, заявил: «Когда имперские легионы захватят Чан Кайши в плен, ему не будет пощады — его просто обезглавят».
25 июля Чан в беседе с американским послом Нельсоном Джонсоном выражает надежды на американское содействие. США продемонстрировали заботу об обеспечении мира в Шанхае: они призвали не допустить кровопролития в этом городе. Гуманность становилась ширмой для голого практицизма — волнения были связаны прежде всего с проблемой сохранения американской собственности в Шанхае. Ведь американские компании купили в 1929 г. Шанхайскую электростанцию, в 1930 г. стали хозяевами телефонной сети, а в 1931 г. — и радиостанции Шанхая. 12 августа на заседании генерального штаба в Нанкине Чан недвусмысленно дал понять, что рассчитывает на активное вмешательство США и Англии в китайские дела. Он не верил в равнодушие хозяев «Стандард ойл», «Техас ойл», «Дженерал моторе» и других мощных американских монополий, чьи позиции в Китае были широко известны. Военные действия в бассейне Янцзы таили прямую угрозу интересам ведущих держав Запада, собственным интересам Чан Кайши в промышленном бизнесе Шанхая. Угроза этим интересам должна была определить в официальных заявлениях «пределы терпения» народа. И вот наконец настало время, когда Китай подошел, делал публичное заключение Чан, к той черте, когда стало необходимым «приносить жертвы и сражаться до конца».
Мадам Сун Мэйлин, как могла, помогала супругу. Пресса расписывала ее деятельность. Вот она спешит на фронт вдохновить солдат на подвиг. Сун Мэйлин попадает под обстрел, ее шофер, спасая жизнь первой леди, бросает машину на обочину дороги. Героиня отделалась лишь легкими ушибами, ее жизнь спасена. Сун Мэйлин — секретарь авиационной комиссии, шефствует над авиацией. Она посещает с супругом аэродромы, председательствует на банкетах с авиаторами. Блистая нарядом, супруга Чан Кайши произносит на банкете тост в честь советских летчиков-добровольцев по поводу их успешной операции — разгрому крупнейшей японской военно-воздушной базы на Тайване, вручает награды и подарки всем советским участникам налета на Тайвань [57]. Она же вовлечена в активную дипломатическую деятельность. 12 сентября 1937 г. Сун Мэйлин обращается по радио к американцам, умоляет их о поддержке. Но ее призывы наталкиваются на глухую стену равнодушия: правящая Америка прочно увязла в путах изоляционистских настроений.
14 сентября президент Рузвельт объявляет: нейтралитет США распространяется на Дальний Восток. Торговым судам, принадлежащим США либо находящимся под их флагом, отныне запрещалось транспортировать и в Китай, и в Японию «оружие или любое иное снаряжение, предназначенное для ведения военных действий». Подобный акт, однако, в действительности отнюдь не коснулся Японии, а поставил в безвыходное положение жертву агрессии, лишив ее возможности получать материальную помощь от США.
24 сентября на пресс-конференции Чан напомнил американцам о Вашингтонской конференции 1922 г., зафиксировавшей обязательство девяти держав соблюдать принцип территориальной и административной неприкосновенности его страны. Один из основных тезисов на этот раз, как и в предыдущих выступлениях, указывал на ответственность Вашингтона за события, происходящие в Китае.
Наступление нового, 1938 г. Чан отметил посланием. Генералиссимус обращается к патриотическим чувствам своих сограждан. «Нам не следует, — подчеркивал он, — надеяться на другие нации ради нашего выживания, мы должны полагаться на себя» [58]. Чан выглядел героем ежегодной традиционной ритуальной церемонии «избиение дьявола», которая обычно происходит в храмах 1–2 марта, в канун нового года по тибетскому календарю. В старину, как повествует легенда, жил злой тибетский сановник Лондармо. Много горя принес он народу: уничтожались храмы, гибли люди. Казалось, что спасения от дьявольского наваждения нет. Но вот появляется неизвестный герой. Он танцует. Искрометный танец завораживает, но неожиданно из рукава его халата появляется кинжал — справедливость торжествует.
