Цзян Цзинго не мог не учитывать рост оппозиционных гоминьдановской диктатуре настроений не только на Тайване, но и в США. Длительное господство тоталитарных режимов на Филиппинах, в Южной Корее ослабляло основные форпосты американской военно-политической стратегии. Когда-то Чан Кайши делал ставку на сотрудничество с диктаторами в Маниле и Сеуле в попытках по созданию единого «антикоммунистического фронта». Теперь его сын на примере событий на Филиппинах, в Южной Корее мог убедиться, насколько опасной для самих диктаторов стала политика полного подавления гражданских свобод, даже если ради этого используется такое испытанное, казалось бы, средство, как антикоммунизм.

Но теперь пришли другие времена: на политической арене Тайваня заявили о себе новые, хотя и довольно аморфные — по своей социальной сути — силы. В сентябре 1986 г. создается Демократическая прогрессивная партия (ДПП).

Сын вынужден был пересмотреть некоторые приоритеты в использовании арсенала бонапартистских методов правления. ДПП позволили принять участие в парламентских выборах, освободили некоторых политических заключенных. Цзян Цзинго решил изменить сложившееся представление о Гоминьдане как о партии непоколебимого консерватизма, неспособной приспосабливаться к переменам, наконец, о нем самом как о наследном диктаторе. Но какие преимущества могла получить оппозиция, завладев всего лишь 12 из 330 мест в «парламенте»? ДПП, представляя в основном интересы, как признавали ее руководители, «среднего класса» коренного тайваньского населения, опирается на неоднородную социальную базу, что ослабляет оппозицию перед лицом гоминьдановских правителей. Закон «о военном положении» заменил новый закон «о национальной безопасности». В соответствии с новым законом многие обязанности командования гарнизонами передавались полиции и Управлению информации. Теперь цензуре могли подвергаться издания, если они «выступали в поддержку коммунизма, подрывали моральный дух общества или оскорбляли главу государства». Закон «о безопасности» гласил: любые собрания или организации граждан «не должны нарушать конституцию, поддерживать коммунизм, а также усилия, направленные на раскол национальной территории (то есть сепаратистские настроения. — В. В.).

Во время обсуждения парламентариями законопроекта о безопасности разыгралась сценка в духе давних традиций западной демократии: законодатели от ДПП уселись в знак протеста на полу перед спикером и бурно, забыв о каких-либо правилах приличия, выражали свой протест. Оппозиция заявила: новый закон — это тот же закон «о военном положении», только в другом обличье.

Все же Цзян Цзинго пошел значительно дальше своего отца, приступив к косметическим операциям правления на Тайване. Менялся фасад тайбэйского режима, но не его сущность. Сын продолжал линию своего отца в главном, отстаивая позицию «никаких контактов, никаких компромиссов, никаких переговоров» с КПК, что шло вразрез с коренными интересами великого китайского народа, противоречило целям единения страны.

13 января 1988 г. скончался Цзян Цзинго. Еще, казалось, совсем недавно, неделю тому назад, представитель официального Тайбэя объявил: «президент» находится в добром здравии. Заявление, носившее чисто политический характер, не отражало реального положения дел. Много лет Цзян Цзинго мучил диабет, он страдал болезнью сердца, глаз, а с конца 1987 г. уже не расставался с креслом-коляской. «Президент» олицетворял собой в последние годы скорее символ власти, нежели реальное руководство на Тайване, что столь характерно для лидеров, опирающихся на стойкие традиции своих политических организаций.

После восьми часов вечера радио и телевидение прервали свои программы, и на экране со скорбным выражением лица появился «премьер-министр» Юй Гохуа — телезрителей и радиослушателей познакомили с траурным сообщением о кончине главы Гоминьдана…

После сообщения Юй Гохуа слово взял «вице-президент» Ли Дэнхуэй. Его призыв был обращен к духовным братьям. Необходимо «объединиться и закончить миссию, — заявил он, — которую Цзян Цзинго не сумел завершить». 14 января улицы Тайбэя будто бы замерли, закрылись двери некоторых магазинов, на многих зданиях были приспущены гоминьдановские бело-красно-голубые флаги. Телевидение вело передачи в чернобелом изображении. Размещенные недалеко от канцелярии «президента» артиллерийские орудия каждые полчаса разрывали тишину траурным салютом. По городским улицам началось молчаливое движение в сторону госпиталя ветеранов, где в специальном зале должна была состояться траурная церемония. К полудню примерно 2 тыс. человек отдали дань уважения покойному Цзян Цзинго перед его портретом, убранным цветами, обрамленным двумя белыми свечами. Наблюдатели все же отметили: в 1975 г., когда скончался Чан Кайши, люди на улицах не скрывали своих слез, на этот раз церемония носила в большей мере, нежели тогда, официальный характер.

Среди провожавших в последний путь Цзян Цзинго было немало недовольных политическими нововведениями в Тайбэе. Армия заскорузлых чинуш боялась реформ. Они не могли простить покойному легализации политических партий, предоставления органам информации прав, хотя и ограниченных, на «свободу маневра», отказа от военного положения на Тайване. Сын Чан Кайши не мог поступать иначе. Он благословил линию на выживание в сфере экономики и принял на вооружение идею политической модификации режима. Но путь к новым решениям преграждали завалы, оставшиеся от политического наследства Чан Кайши.

Еще 26 декабря 1978 г. Цзян Цзинго услышал обращение властей КНР к «соотечественникам на Тайване». В нем, в частности, отмечалось:

«Наши государственные руководители твердо заявили, что будут принимать в расчет сложившуюся реальную обстановку при достижении великой задачи объединения отечества и будут уважать статус-кво на Тайване… Мы надеемся, что обе стороны добьются в скором времени налаживания транспортного сообщения и почтовой службы, чтобы соотечественникам с обеих сторон было легче вступать в прямой контакт друг с другом, писать друг другу, посещать родственников и друзей, обмениваться визитами и осуществлять научный, культурный, спортивный и технический обмены». Цзян Цзинго не без удивления обнаружил, что авторы послания обращались к нему в весьма вежливой форме. После многих лет торжества догматизма времен «культурной революции» китайские руководители вырабатывали новый взгляд на мир. Консервативные соратники «президента» с порога отвергли тогда идею развития контактов между обеими сторонами Тайваньского пролива. Время, однако, указало Цзян Цзинго на новые координаты внешнеполитической деятельности.

Между континентом и Тайванем быстрыми темпами развивалась, в основном через Гонконг, торговля. Около 1,8 млн человек, включая гоминьдановцев, осевших после 1949 г. на Тайване, мечтали посетить своих родственников и друзей в КНР. Постепенно начала рушиться стена отчуждения, первые кирпичи которой были заложены еще в годы гражданской войны. Цзян Цзинго на примере своего отца, возможно в большей мере на своем собственном опыте, стал понимать, что кнут и палка не могут быть основным средством решения назревших проблем. Он согласился наконец начать пересмотр политики изоляции; стали смягчаться строгие запреты на посещение жителями Тайваня (кроме государственных служащих) родственников, находящихся в континентальном Китае. Благодаря этим мерам к 1988 г. на материк с Тайваня стало ежедневно прибывать в среднем до 265 человек. В пекинском аэропорту Шоуду их встречает плакат: «Приветствуем тайваньских соотечественников, приезжающих посетить своих родственников». Гостям с Тайваня оказывается предпочтение при оформлении документов на пограничных пунктах, таможнях. В КНР установлен льготный режим для большинства инвесторов с Тайваня, особой популярностью среди них пользуются предприятия в прибрежных провинциях Фуцзянь и Гуандун.

В обращении ЦК КПК по случаю кончины лидера Гоминьдана отмечалось, что Цзян Цзинго неизменно придерживался позиции «существует один Китай», выступал против попыток, направленных на осуществление планов по созданию «независимого Тайваня», приложил определенные усилия к смягчению отношений между двумя берегами Тайваньского пролива.